По изумлению Илеары он понял, что угадал. – Ничего, Илеара, – хохотнул Монк. – Скоро привыкнете. Да, наш Грей склонен к интуитивным озарениям. Сначала это, конечно, бесит, но потом – ничего, приспосабливаешься. Только в покер с ним не играйте. Гиблая затея, поверьте. Поддержка друга порадовала Грея, однако отвлекаться на шутки он не стал. Действительно, прижизненная мумификация профессора вызывала недоумение. Все решили, будто такой изощренной пытке Маккейба подвергли тюремщики, но он якобы сбежал до завершения процесса. Вдруг мы ошиблись? – Вы полагаете, что мумификация не была насильственной. – Грей не отрывал глаз от Илеары. – Что профессор мумифицировал себя сам, намеренно. – Возможно. На эту мысль меня навели разговоры с его дочерью. Профессор Маккейб, конечно, упрямо отстаивал свои взгляды, однако он был человеком добрым и заботливым. Вот я и подумала: вряд ли он спокойно сбежал бы и понес людям страшную болезнь, грозящую пандемией. Профессор, скорее, пожертвовал бы собой. – Или решил бы, что он благополучно перенесет самомумификацию. – Или так, – кивнула Илеара. – Вероятно, «консервация» настолько отравила тело, что уничтожила микроб в периферийных тканях и загнала его в единственное место, где он смог уцелеть. – В мозг. – Там микроб и затаился. Грей представил опасную змею, дремлющую внутри профессорского черепа. Илеара прищурилась в сторону пышущего жаром асфальта. – Наверное, профессор рискнул бежать в пустыню в надежде, что он проживет достаточно долго и успеет поведать нам свою историю. Успеет предупредить о некоей угрозе, об опасных планах своих тюремщиков. Сердце у Грея забилось чаще. Здешний регион был известным рассадником терроризма. Да еще если вспомнить налетчицу, сбежавшую от Сейхан в Ашвелле… Татуированная убийца когда-то работала на Гильдию – организацию, которая использовала научные открытия в собственных неблагородных целях. Для террористов этот микроб-архея стал бы идеальным биологическим оружием. Всего один нулевой пациент – профессор Маккейб – вызвал множество смертей и паники. Что же произойдет, если противник бросит в бой целую армию инфицированных? – Ладно, Грей, ты выслушал хорошие новости и плохие, – вернул его на землю Монк. – Есть еще и совсем ужасные. Пирс подобрался. – Куда уж хуже? – Есть куда. – Монк посмотрел на Илеару, затем вновь на Грея. – Мы обсуждали лишь первую казнь. За ней идут следующие. – Это должна услышать Джейн Маккейб. – Илеара отвернулась. 13 часов 48 минут Дальше будет только хуже… Позабытый обед стыл на столе. Джейн съежилась в углу дивана, обхватив колени руками. Она слушала новости по телевизору и баюкала в ладонях чашку кофе – ее тепло защищало Джейн от ледяной уверенности в ужасном будущем. Весь последний час она переключала телевизор между Би-би-си и местными каналами. Джейн довольно хорошо знала египетский диалект арабского языка и понимала каирских дикторов. Те непрерывно твердили о растущем хаосе и беспорядках в городе. Впрочем, новостные передачи и не требовались. На улице постоянно выли сирены. Взгляд из окна номера на четвертом этаже открывал небо невероятной голубизны, омраченное черными столбами дыма. Каир трещал по швам. И всё из-за отца. Чувство вины давило на Джейн невыносимо. Она ощущала необходимость как-то все исправить. Отец мечтал оставить след в истории, заложить наследие, которое будут развивать младшие Маккейбы. Потому-то и доказывал с пеной у рта, что Исход – не просто аллегория. Хотел прославить свое имя на весь мир. В этом ты преуспел сполна, папа. О нем вспоминали почти в каждом выпуске новостей; с экрана улыбалось его загорелое лицо, изрезанное морщинами-лучиками. Порой показывали видеокадры, снятые перед исчезновением экспедиции. Видеть фотографии отца, вновь слышать его голос было ужасно больно, но Джейн не могла оторвать глаз. На одном снимке застыла вся пропавшая группа, в том числе и Рори – строгий, решительный. Эта фотография напомнила Джейн, что на кону стоит не только наследие отца. Она в тысячный раз помолилась за брата. От окна долетел грубый смех. Ковальски разглядывал улицу и плечом прижимал к уху мобильный телефон. – Мария, – пророкотал Джо, – да, я на том же континенте, но мне некогда проведывать Баако. С мальчиком наверняка все в порядке, небось уже со всеми джунглями знакомство свел. Джейн с радостью отвлеклась и стала слушать. За несколько дней она узнала здоровяка получше. У него была девушка, которая вместе со своей сестрой работала в какой-то лаборатории в Германии. Ковальски как раз навещал их, когда его вызвали в Лондон. Напарница великана, Сейхан, охраняла коридор возле номера. Заскрипел от тяжести диван. Джейн повернула голову и увидела Дерека – тот скинул обувь, взгромоздил ноги на кофейный столик и потер глаза. Джейн заметила дырку на его левом носке, на месте большого пальца, и отчего-то умилилась. Выходит, в повседневной жизни он такой рассеянный, что забывает купить новые носки. Молодой человек проследил за взглядом Джейн, поджал пальцы в бесплодной попытке спрятать дырку и широко улыбнулся. – Если ты помнишь, времени на сборы у нас не было. Джейн негромко рассмеялась – неожиданно для себя. – Я хоть в носках. – Улыбка Дерека стала шире. Она подобрала под себя босые ноги. В телевизоре вдруг пронзительно затараторили, и Джейн с Дереком посмотрели на экран. Там кричал по-арабски и тыкал пальцем в репортера мужчина в халате – местный имам, явно очень возбужденный. – Что он говорит? – спросил Ковальски. Джейн начала переводить. – Призывает не слушать предупреждение Министерства здравоохранения и не избегать людных мест, а, наоборот, всем приходить на молитву в мечети. Да еще приводить больных – о них, мол, нужно молиться, нечего бежать за помощью к врачам. Бред! Тогда счет зараженных пойдет на тысячи! – Имам считает эпидемию наказанием свыше. – Дерек сел прямо. – Думает, будто спастись можно, лишь вымолив прощение. Джейн прислушалась. – Теперь имам рассказывает, как он возносил молитву вместе с одним больным. Этот человек якобы говорил на неведомых языках, и у него были видения: тучи саранчи, перекрывающие свет солнца; люди, умирающие возле кроваво-красных рек; молнии, разрывающие небеса… – Так я и думал, – покачал головой Дерек. – Быстро же они приплели сюда казни египетские. Джейн услышала, как имам произнес имя отца. – Тихо! Она слушала и холодела все сильней. – Выключи ты его. Он просто псих. – Дерек подсел ближе, обнял ее. – Что сказал имам? – не отставал Ковальски. Рэнкин отключил пультом звук телевизора. Джейн забилась в диванные подушки поглубже. – Сказал, что отец был сосудом Божьего гнева. Мол, он пошел в пустыню искать доказательства Исхода, а потом обрушил на наш мир те самые казни – так Бог решил покарать людей за постыдные деяния. Дерек развернул ее к себе лицом. – Джейн, этот чертов имам просто демагог, паникер и приспособленец. Он прицепился к казням и карам по одной-единственной причине: из-за шумихи вокруг теорий твоего отца. Их освещали в новостях два года назад, когда пропала экспедиция. Тогда такие же религиозные фанаты заявляли совсем другое: мол, люди пропали потому, что Гарольд посмел искать правду об Исходе при помощи науки, а не через веру. Дверь номера распахнулась, и все вздрогнули. Вошла Сейхан и объявила, прижимая наушник к уху: – Грей на подходе. – Уже едем? – нахмурился Ковальски. – Нет пока. С Греем Монк и доктор Кану. Они хотят сперва что-то обсудить. – Что? – Дерек встал. – Какие-то новые казни. – Сейхан в упор глянула на Джейн. Та перевела глаза на беззвучную картинку в телевизоре. Раскрасневшийся имам орал на репортера. В углу экрана висела фотография отца. Джейн хотела верить Дереку и не верить имаму, но кое-что ее тревожило.