— Не каждый думает, как вы. Я не защищаю Калафа, но и не осуждаю. Однако мне известно, что он очень переживает, но мало что может сделать. Я хочу быть ему полезным, я решил освободить его! — Освободить? Но ему же достаточно только подать просьбу об отставке! — Он ее не получит, потому что тогда он, ясное дело, опять примет христианство. — Тогда пусть возьмет отпуск и уедет за границу! — Легко вам говорить. Предположим, что он получит отпуск и дезертирует — что потом? Он беден. На что ему жить? Нужен какой-нибудь состоятельный благодетель, который будет его опекать. — Ну, так займитесь этим! — Я думаю забрать его с собой в Америку, где, может быть, найду для него местечко. Я отправлюсь с первым кораблем, который оставит порт Голетту. Так как вы сделаете то же самое и к тому времени уже познакомитесь с Калафом, я вам обо всем рассказал. Если мне вдруг понадобится дружеский совет или поддержка, вы поможете мне? — С превеликим удовольствием, мистер Хантер, — отвечал я, весьма обрадованный тем, что он вербует в союзники именно меня, своего тайного противника. — И каким образом я смогу быть вам полезен? — Этого я пока не знаю. На первое время я попросил бы вас стать связным между мной и Калафом. — Связным? Разве вы не намерены общаться с ним непосредственно? — Нет, по меньшей мере — не сразу и не на виду у всех. Вы, очевидно, согласитесь, что если я решился помочь бежать офицеру, то у меня есть причины не показываться в городе. Если узнают, что я готовил этот побег, то у меня потом могут быть неприятности. Мне известно, что он покидал Тунис, но я не знаю, вернулся ли он назад. Вот это-то я и должен выяснить, не показываясь в городе. Не будете ли вы добры взять это на себя? — Конечно же. С удовольствием. — Тогда я вам скажу, что сойду на берег не в Голетте, тунисском аванпорту[23]. У капитана есть указание высадить меня у Рас-Хамара, а оттуда я отправлюсь к одному из друзей коларази в Загван, деревушку, расположенную к югу от Туниса. Друг этот торгует лошадьми, а зовут его Бу-Марама. Там я спрячусь и буду ждать судна, чтобы никто не догадался о моем участии в этом деле. А вы высадитесь в гавани, узнаете, вернулся ли Калаф бен Урик, и поедете в Загван к Бу-Мараме, а потом обо всем мне расскажете. Или я требую от вас слишком многого? — Нет-нет. Правда, по профессии я торговец, но характер у меня несколько романтический, и я с большим удовольствием готов выполнить ваши пожелания. Мне очень приятно, что я смогу внести свой вклад в освобождение капитана. — Значит, договорились, вы мне поможете. Вы дружны с Эмери Босуэллом? — Да. — Тогда не хочу вас разлучать. Оставайтесь с ним, а ваш сомалиец может делить каюту со мной. Вас это устроит? Я согласился, потому что боялся возбудить его недоверие, напрашиваясь к нему в соседи. Впрочем, теперь мне не надо было следить за ним, раз уж я должен помогать ему в освобождении коларази — во всяком случае тогда я более простым способом смогу узнать о нем все, что мне нужно. Теперь я точно знал, с кем имею дело. Молодого человека звали Джонатан Мелтон, а тунисский капитан был его родным отцом Томасом Мелтоном, вроде бы навсегда исчезнувшим. Если бы этот Джонатан знал, что я ношу в кармане письмо, написанное самим Сатаной, его дядей Гарри Мелтоном! Он хотел скрыться в Тунисе, якобы опасаясь неприятностей, грозящих ему за участие в побеге капитана, но я-то знал подлинную причину, которую он мне не назвал. Настоящего Малыша Хантера каким-то образом занесло в Тунис, к капитану, желавшему убрать его с дороги; прежде чем он исчезнет, должен, естественно, появиться его преемник, который и выдаст себя за Малыша. Отсутствие капитана в городе было несомненно связано с убийством Хантера. Если капитана все еще нет, то Хантера, может быть, и удастся спасти. Если же он уже появился в Тунисе — значит, Хантер мертв. Я почувствовал себя так, словно палуба корабля загорелась у меня под ногами. Мне захотелось сейчас же оказаться в Голетте, где я немедленно оставил бы корабль, чтобы, не теряя ни минуты, поспешить на помощь. Мое возбуждение передалось и Эмери, когда он услышал от меня о самозванце. Виннету был по природе хладнокровнее нас, и внешне он казался гораздо спокойнее, а когда наступил вечер, безбоязненно пошел на ночлег к опасному человеку, словно тот был всем известен своей чрезвычайной добропорядочностью. Предоставленные нам каюты разделялись маленьким помещением, предназначение которого мне осталось неизвестным. Стало быть, те, кто находился в одной из кают, не могли наблюдать за происходившем в другой. Тем не менее мы с Эмери, обсуждая наши насущные дела, говорили очень тихо. Мы, естественно, прибегли к обычным для нас мерам предосторожности, хотя в данном случае они могли оказаться ненужными. То, что я узнал о мнимом Хантере — я пока еще буду называть его этим именем, хотя на самом-то деле он был Джонатаном Мелтоном, — привело в большое изумление Эмери. Он все не мог понять, почему этот мошенник не пригласил меня в свою каюту. При этом Эмери справедливо полагал, что, если бы такое случилось, я смог бы подробнее расспросить молодого человека. Виннету же в качестве ночного соседа Хантера будет нам совершенно бесполезен. Я придерживался той же точки зрения. Но очень скоро мы поняли, что ошиблись. К тому времени — а было часа два пополуночи — мы уже давно спали. Внезапно я услышал легкий стук в дверь. Он был таким тихим, что Эмери продолжал спокойно спать, я же моментально проснулся. Я прислушался. Стук повторился. Тогда я встал, подошел к двери и, не открывая, спросил: — Кто там? — Виннету, — ответил тихий голос. Тут я открыл дверь. В каюту торопливо вошел апач. Должно быть, у него было какое-то важное сообщение. — Здесь темно, — сказал он. — Не могли бы мои братья зажечь свет? — Значит, ты не только хочешь нам что-то сказать, но кое-что и покажешь? — спросил я. — Да. — Это важно? — Может быть. Я не знаю. Хантер так бережно хранил эту кожаную вещь, которую бледнолицые называют бумажником. — Ты тайком взял его у Хантера? — Я украл его, чтобы как можно скорее вернуть на место. — Хантер держал его в кармане? — Нет. Вы, наверное, видели маленький чемоданчик, который он всегда держал при себе. Я лег спать и притворился спящим. Тогда Хантер открыл чемоданчик, чтобы переложить находящиеся там предметы. Среди них был и бумажник, из которого он вынул несколько бумаг, перечитал их и положил обратно. При этом он очень внимательно и недоверчиво посмотрел на меня, из чего я заключил, что эти бумаги должны содержать тайну, которую Хантер никому не хочет доверять. Поэтому я сразу же решил украсть бумажник. Он сложил все вещи назад в чемодан, закрыл его и спрятал ключ. Значит, прежде всего мне пришлось позаботиться о ключе. Когда Хантер уснул, а это произошло весьма не скоро, я сумел вытащить этот ключ у него из кармана. — Черт возьми! Кажется, у тебя появились отличные навыки карманника! — Человек должен иметь все, что только пожелает, но добиваться этого он может лишь в тех случаях, когда это идет на пользу и приводит к добру. Потом, пока он еще продолжал спать, я открыл чемодан и вытащил бумажник. Вот он. Мои братья могут взглянуть, есть ли там что-либо представляющее для них интерес. В нашей каюте висела маленькая лампочка, которую мы, ложась спать, погасили; теперь мы зажгли ее снова. Не стоит, пожалуй, и говорить, что Эмери уже проснулся. Я, естественно, опять запер дверь, да еще и закрыл ее на задвижку. После этого мы занялись осмотром бумажника. Кроме ценных бумаг, которые нас нисколько не интересовали, и кое-каких пустяков, мы обнаружили несколько тщательно запечатанных писем. Я вскрыл их. Первое же письмо привлекло наше внимание. Оно было написано по-английски и в переводе читалось примерно так: «Дорогой Джонатан! Какое счастье, что тебе удалось тайно от Хантера вынести из консульства в Каире его абонентский ящик! Вот это сообщение! Отец его умер, и Хантер должен ехать домой! Известие верное, что доказывается просто: ему одновременно написали и власти, и его друг, молодой адвокат. Естественно, ты завладеешь наследством; это удастся очень легко, и тогда у меня будут средства, чтобы сменить мое унылое изгнание на лучшую жизнь где-нибудь в уютном местечке. Совпадает ли это с твоими планами? Скажу тебе откровенно — ничего лучше придумать нельзя! Мы заманим Хантера письмом в Тунис, которое ты напишешь от имени адвоката. Ты ведь мастер на подобные штучки. Почерк адвоката будет так похож, что Хантеру и в голову не придет сомневаться в подлинности того, что его друг, изучивший все законы, находится теперь в Тунисе и хочет переговорить с ним по очень важному делу. Он сразу же соберется и отправится ближайшей оказией в Тунис. Но ты, разумеется, приехать с ним сюда не сможешь, потому что вы так похожи, что это обстоятельство может разоблачить тебя. Ты должен пока оставаться в Египте. Отыскать причину ты не затруднишься — например, ты можешь внезапно заболеть. Если после отъезда Хантера ты поселишься в Александрии, у грека Михалиса, то следующее письмо я пришлю туда. В нем я расскажу о том, что ты должен делать дальше. Ты очень здорово придумал, отправив Малышу Хантеру поддельное письмо, в котором написал, что адвокат Фред Мерфи живет у меня. Теперь Хантер, естественно, придет прямо ко мне, а я уж найду возможность быстро и тайно устранить его. Потом я вызову тебя, и ты его заменишь. Так как все его связи ты изучил достаточно подробно и тщательно, тебе будет нетрудно там, в Соединенных Штатах, изображать из себя Малыша Хантера, по меньшей мере — так долго, пока нам не выплатят наследства». Таково было содержание основной части письма, и оно, судя по всему, непосредственно относилось к нашему делу. Потом шли различные замечания иного Рода, для нас неинтересные, но адресату они зачем-то были нужны настолько, что он сберег письмо. Иначе сохранение этого столь опасного для него письма выглядело не только непонятным, но и неразумным. В нем настолько ясно излагался весь преступный план, что каждый, к кому они попали бы в руки по случаю или же вследствие неосторожности, сейчас же должен был бы догадаться, о чем идет речь, а потом был бы вынужден официально заявить об этом властям. Почти таким же было содержание другого письма, отправленного несколько позднее: «Дорогой сын! Ты очень хорошо справился со своим делом. Все идет как по маслу. Малыш Хантер прибыл сюда и живет у меня. Лишь одно мне не очень нравится: в Каире он оставил распоряжение пересылать возможную почту или еще какие-нибудь вещи сюда, на адрес Мусы Бабуама. Конечно, он представления не имеет, что отец его умер. Он рассказывал мне про тебя и очень сожалел, что вынужден был оставить тебя больным. Само собой разумеется, что он сразу же спросил о своем друге, адвокате Фреде Мерфи. Я был к этому готов и придумал вполне правдоподобный ответ, объясняющий его отсутствие. Но воспользоваться им мне не пришлось, потому что в дело вмешался случай. А случилось вот что: против тунисского бея восстало бедуинское племя улед аяр; им показалось, что подушная подать, которую с них собирают, слишком высока. Я получил приказ немедленно выступить со своим эскадроном против мятежников. Их следовало наказать: чтобы отвадить от попытки нового бунта, содрать с этих бедуинов двойной налог. Малыша Хантера я решил взять с собой. При этом я разъяснил ему, что адвокат не ждал столь скорого его приезда и на время уехал из города. Поверить в это было большой глупостью, тем более что улед аяр живут по меньшей мере в ста пятидесяти километрах южнее Туниса, если не дальше. Завтра мы выступаем: нас ждет бой, и во время сражения я постараюсь найти удачную возможность; Хантер никогда не вернется. По моим расчетам, экспедиция продлится четыре-пять недель; потом я вернусь в Тунис. Ты мог бы так все устроить, чтобы приехать сюда в это же время. Мой друг, французский капитан Вильфор, отбывает на корабле отсюда в Александрию; там он возьмет тебя на борт. Он пообещал мне высадить тебя не в порту, а раньше, не доходя мыса Хамар, так что ты можешь себе позволить открыто появиться на людях лишь после того, как я переговорю с тобой. Прежде чем идти ко мне, узнай, вернулся ли я. Пока я буду в походе, ты должен ждать меня в укромном месте. На этот случай я договорился с одним торговцем лошадьми, Бу-Марамой. Он живет в деревне Загван, что к югу от Туниса, и многим мне обязан. Он охотно приютит тебя и так укроет, что ни один человек не узнает о твоем присутствии. Естественно, истинной причины того, почему ты должен прятаться, он не должен знать. Само собой разумеется, я возьму у Малыша Хантера все, что он носит при себе, и передам эти вещи тебе, чтобы ты мог удостоверить свою личность. В мои планы вовсе не входит ожидание отпуска или прошение об отставке — я просто дезертирую. На первом попавшемся корабле мы отправимся через Англию в Соединенные Штаты. В Англии нам придется ненадолго задержаться — на то есть причины. А именно: мы должны завязать хорошие знакомства, по возможности — с видными людьми, которые запомнят тебя как Хантера и в случае чего смогут подтвердить твою личность». Дальше следовало несколько страниц, на которых обсуждались отношения и обстоятельства, нас совершенно не касающиеся; видимо, они-то стали причиной того, что и это письмо не было уничтожено. Прочие бумаги не содержали ничего интересного для нас. Вообще-то двух приведенных писем оказалось вполне достаточно. Они были такими подробными, такими ясными, что ни о чем не пришлось догадываться. Мы словно увидели перед собой постыдный план, как будто о нем нам рассказал сам коларази. — Ну вот, теперь мы знаем, почему он хочет высадиться у мыса, — сказал Эмери. — И почему он хотел познакомиться с тобой, — добавил я. — Да. Я узнаю его как Малыша Хантера и в случае необходимости смогу поручиться за подлинность его имени. Мерзавцу придется услышать от меня, что подлинно, а что нет! Мы, конечно, оставим у себя эти письма! — О нет! Если он заметит их отсутствие, то станет нас подозревать и когда-нибудь сыграет с нами неприятную шутку. — Ты считаешь, что их надо вернуть? — Несомненно. — А если он их уничтожит? — Я думаю, что раз до сих пор у него были причины столь тщательно их хранить, то, видимо, еще какое-нибудь время они будут ему нужны. Мы же не будем упускать его из виду; он верит нам, и мы в любой момент сможем заполучить письма. — Ты прав! Сейчас ни в коем случае нельзя пробудить в нем недоверие. Виннету должен положить бумажник назад в чемодан, а потом запереть его. Конечно, это было нелегкой задачей; но если уж апач смог добыть ключ, следовало ожидать, что при возвращении его он не позволит себя поймать. Виннету взял письма и выскользнул из каюты. На другое утро он сообщил нам, что Лже-Хантер спал, а значит, не заметил, как фальшивый сомалиец бен Азра ночью рылся в его чемодане.