Портье улыбнулась и начала печатать. «Дайте нам час, господин Повелитель.» Он почти поправил её и сказал Пэттинсон. Всё чтобы связать себя со Скарлет. Вместо этого он кивнул и вернулся в комнату. Скарлет была голодна. Поэтому он покормит её. Жена она или нет. Потому что в конце концов, у него все еще были вопросы для нее, и у нее все еще были ответы. Как он поступит после этого, как пещерный человек(дикарь) или соблазнитель, будет зависеть от нее. ГЛАВА 3 Чувствовала ли она себя когда-либо такой фантастически чистой? Скарлет удивило то, что она смогла расчесать свои волосы. Боги, это было чудесно. Грязь больше не покрывала ее. Теперь она пахла как яблоки-с-ванилью, аромат которых насыщал воздух, вместе с обычным цветочным ароматом, который покрывал ее кожу. Благодарить ли за это ее отца? Она всегда размышляла над этим. Боль ушла из ее воспаленных мышц, хорошее настроение вернулось. Ну, отчасти. Почему она все еще здесь? Почему не убегает, раз пообещала Гидеону сделать это? Кошмар не ответил, шум воды погрузил демона в сладкий сон. Не важно. Она уже знает ответ. Гидеон все еще интересовал ее. Сколько раз тебе повторять? Ты не можешь себе позволить снова раскрыть свои чувства перед ним. Легче сказать, чем сделать. На самом деле будет сложно это предотвратить. Гидеон замечал абсолютно все. Он положил зубную щетку, пасту и расческу на раковину. О, да. И дурацкий синий ободок для волос. Чистая одежда лежала на крышке унитаза, хотя и не совсем такая, как она выбрала бы для себя. Он выбрал струящееся синее платье, а не штаны и футболку. Туфли на высоком каблуке, а не сапоги. И не дал ей лифчик. Только синие трусики. Очевидно, он находил особое очарование в синем цвете. Почему? Она ненавидела то, что ничего не знала об этом, как ей следовало бы. Появилось ли это недавно? Затем она сказала себе, что это вряд ли имеет значение. Его мысли и рассуждения не должны ее беспокоить. «Мне так весело тебя ждать,» позвал он ее через дверь. От звука его грохочущего голоса мурашки побежали по ее всему телу. Она представила его себе шагающего взад и вперед перед дверью, и ей захотелось улыбнуться. Терпением он никогда не отличался. И ей всегда нравилось это, главным образом потому что он так стремился быть с нею. У него была привычка мчаться к ней в камеру после завершения очередного задания(выполнения миссии), чтобы поцеловать ее лицо, руками блуждая по телу, с отчаянием заново узнавая ее изгибы. «Я так скучал по тебе,» говорил он каждый проклятый раз. «Не покидай меня снова». Всегда отвечала она. «Я остался бы в этой клетке с тобой, если бы мог.» Едва заметная, печальная улыбка, отразилась на его лице в самый последний раз, когда у них происходил этот словесный обмен. «Возможно, однажды я сделаю это.» «Не надо». Ей не это было нужно от него, неважно как сильно она желала быть с ним. «Просто… заставь меня забыть, что ты когда-либо уходил.» И он сделал это. О да, он заставил забыть… Если бы он только смог снять ошейник, который постоянно был закреплен вокруг её шеи, он всегда говорил, что сделал бы это и сбежал с ней. Но он не обладал такой способностью. Лишь немногие из избранных Зевса могли сделать это. Таким образом, золотой ошейник оставался на месте, казалось приклеившись к коже, сохраняя ослабленность Скарлет и заглушая возможности её демона. Кроме того, только избранная группа бессмертных была способна мгновенно перемещаться из одного места в другое с помощью одной лишь мысли — внутри и вне Тартара, и Гидеон не был одним из них. Ему пришлось бы тащить её через весь Тартар, мимо охранников и к воротам. Для него одного, самого по себе, это было бы затруднительно. Для них двоих это было невозможно, даже без её ошейника. Но всё же он хотел попробовать. Думая об этом, она чувствовала, как смягчается по отношению к нему. Черт возьми! Борись с этим. Ты не сможешь пережить еще одно горе, а это всё, что он может предложить. Горе. Она бросила щетку на раковину, от чего раздался зловещий грохот, и натянула платье через голову. Мягкий материал погладил её кожу, и она застонала. Скарлет никогда не одевалась так, но, возможно, стоило попробовать. Так необычно… Трусики были такие же мягкие, что вызвало еще один стон. Каблуки она оставила в покое, надев вместо них свои старые сапоги. Лучше заставить этого бессердечного мужчину подчиниться. Закончив, она повернулась, плечи прямые, решимость на высоте. Последняя случайная встреча с Гидеоном, и она его бросит. Но это будет все, конец. Она окончательно подведет итог. Чтобы убедиться, что это то что ей нужно, то, чего ей недостает. Когда-то у нее это было, и она вернется к жизни, которую начала строить для себя. Жизнь в качестве человеческого наемника. Или лучше спеца по всяким мерзким делишкам. Давай, покончи с этим. «Это ты так со мной шутишь?» сказала она, выходя из ванной и держа ободок. Облако сладко душистого пара проследовало за ней. Он тотчас же окинул её пристальным возбуждающим взглядом, задерживаясь на его некогда любимых местах. Что-то темное бросилось ему в глаза и он сглотнул. «Что?» Каркнул он. «Я думал, что это некрасиво.» Значит, он думал, что это симпатично. И он хотел, чтобы у нее были красивые вещи. Как…мило. Будь он проклят! Он стоял перед квадратным столиком на колесах, которого не было там раньше, руки снова были скрещены на груди. Это чтобы удержаться и не удушить её? «Тебе нравятся женщины, которые одеваются как школьницы.» Она проигнорировала громкий стук своего сердца и тепло, растекающееся по венам. «Я и представить себе не могла, что у тебя такие невинные фантазии,» сказала она и тут же захотела проклясть себя за это. Казалось, она затаила дыхание. Может быть потому, что её заявление поднимало очень уж неприличный вопрос. О чем он теперь фантазировал? На что теперь похож секс с ним? Такой же нежный и захватывающий, как и раньше? Как теперь он обращается со своей женщиной? Так же нежно, как когда-то с ней? Скорее всего, именно так. С тех пор как он обнаружил ее внутри своей темницы, то проявил не так много признаков внимания к ней, и она была тверда как камень. Она должна была. Ее жизнь не позволяла ей одеваться вот так. Она должна быть готова к драке, всегда. Она была дочерью Реи, богини-королевы, и могла стать отличным заложником для выкупа. Не только потому что ее мать заплатит. Кроме того, у нее было много врагов и ее убиийство уберет ее полусмертную суть из порядка наследования. Аромат свежевыпеченного хлеба, курицы и риса внезапно коснулся ее носа, и ее рот увлажнился. Забудь об ободке. Забудь о подведении итогов. Ее рука опустилась к боку. «Ты принес мне еду», сказала она, пораженная. Снова очаровательный жест, придурок. «Неа. Это все для меня» Он беззаботно развалился в кресле позади него. Исходящие паром тарелки устилали скатерть на столе, пар курился вокруг него и это порождало сказочный туман. «Между прочим, этот цвет выглядит на тебе ужасно» Она облизнула губы. после еды, сказала она себе. Не потому, что ему понравилось как она выглядит. Что было хорошо. «Знаешь, месть — это сука. И можешь считать фактом то, что скоро я уложу тебя в этом платье» Он пожал плечами, привлекая внимание к их широте, затем протянул одну из тарелок. На ней был цыпленок с рисом и овощами. Она пошла к нему, протягивая руки, прежде чем поняла, что она делает. Потребовав тарелку, она плюхнулась на место напротив него и полностью закопалась в содержимое тарелки. Так. Хорошо. «И все же… почему ты не спишь днем?» спросил он. «В то время как здесь люди не бодрствуют.» Это не то, чем бы она хотела поделиться с ним. Хотя она догадывалась, в чем состоит его план. Начать с легких вопросов. Разговорить ее, пока она занята едой. «Когда я сплю, где-нибудь в мире, люди тоже спят, и демон находит их. Помимо этого, каждый день я засыпаю на одну секунду позже. И каждую ночь я просыпаюсь на одну секунду позже. Поэтому время сна у нас постоянно слегка смещается, обеспечивая нам доступ ко всем людям, во всех местах.» Проще говоря, бойтесь нас. «Полезно не знать об этом.» После небольшой паузы он продолжил, «я не хочу знать почему у тебя эти татуировки. Я не хочу знать кто их тебе сделал. И совершенно точно я не хочу знать каким образом все закончилось между нами?» Угу. Она не ошиблась. «Я же говорила тебе, что на самом деле мы не были женаты.» Попивая красное вино из бокала, она гоняла по тарелке восхитительно приготовленный в масле кусочек морковки. Еще. Лучше. «И я поверил тебе.» Подражая его беспечности она пожала плечами. «Сегодня ночью я вполне достаточно ответила на твои вопросы. И я прекрасно знаю зачем ты привез меня сюда. Чтобы я расслабилась и ослабила бдительность, а ты бы выведал всё, что ты умираешь как хочешь узнать, поэтому сразу можешь запереть меня обратно.» И это будет самое худшее из всего, что он может сделать. «Ты ошибаешься,» сказал он, и потянувшись к ней, взял ее за руку. Потом поднес ее к своим губам и нежно поцеловал в неожиданно разгоряченную плоть. «Я просто хотел побыть с тобой, узнать тебя, забыв обо всем на свете.» Смягчилась… снова… Слова, которые она давно, так сильно, до боли, хотела услышать. Теперь она их слышала… И понимала, что они были ложью… Все добрые чувства к нему мгновенно исчезли. Внезапно ей захотелось достать невидимый нож, который она прятала за своей спиной, и ударить его им. Потому что он не рухнул от безумной боли, а она слышала, что с ним это случается, когда он говорит правду, поэтому она знала, что все сейчас им сказанное бессовестная ложь. Он играл с ней, и она почти позволила ему это. Соберись. Ты же стерва. Веди себя соответственно. «Тебе легко это сделать, не так ли? Я имею в виду забыть нашу совместную жизнь.» В ее голосе чувствовалась горечь(обида), и не было ничего, что могло бы смягчить это. «Бедная, бедная твоя память…» Нахмурившись, он отпустил ее руку. Ей хотелось закричать. От разочарования. Потребовать, чтобы он снова прикоснулся к ней. Она так отчаянно хотела, чтобы он вновь дотронулся до неё. Вместо этого, она осталась совершенно спокойной и закончила со своей едой, доев всё до последней крошки и выпив каждую каплю вина, не оставляя ничего мужчине напротив неё. «Почему ты так упорно… не молчишь об этом?» спросил он с казалось бы настоящим любопытством. «А как насчет того, что ты мне все рассказываешь?» Потому что она провела тысячи лет, гадая, где он, что делает и с кем он. Ей так хотелось знать, думал ли он когда-нибудь о ней, и почему так и не вернулся к ней. Интересно, жив ли он еще, гадала она. Каждый день был хуже, чем предыдущий, постоянно перемешивая мысли в голове, её эмоции выплескивались наружу, сдирая кожу и оставляя ссадины. Но она была уверна с такой причиняющей боль силой, что он любил её, поэтуму в итоге Скарлет вынуждена была признать, что он не вернется, только потому, что был убит. Смерть была единственное, что могло бы удержать его. И она оплакивала его, плакала так сильно, так неистово, что на самом деле она плакала кровавыми слезами. И когда, наконец, она обнаружила, что он жив…О, эта боль. Боль, которая до сих пор преследует её, став постоянным спутником её сердца. Он же, напротив, задавался вопром о ней лишь в течение последних нескольких недель. Он не плакал, забываясь лишь во сне. Его не тошнило, когда беспокойство и страдания становились невыносимыми. Её руки сжались настолько сильно, что бокал, который она держала, разбился вдребезги. Темно-красные капли выступили на всей её ладони, но она даже не вздогнула от последовавшей острой боли. Это было ничто по сравнению с тем, что она когда-то пережила. Ничто. Она больше не плакала обо всём поряд. Гидеон вздохнул и обвил свои пальцы вокруг её запястья, осматривая повреждения. «Люблю видеть тебя раненой. Не хочу исправить всё это.» Правда. Когда он вошел в темницу в своей крепости и она увидела его прекрасное лицо, единственное, что она тогда действительно чувствовала — трепет. Он был жив. Он снова был с ней. Но потом вспыхнул гнев. Сопровождаемый негодованием и всепоглощающим желанием причинить боль. Как бы то ни было, ничто из этого не сравнится с тем, что она чувствовала именно тогда. Гнев. Так много гнева. Как он смеет. Как, черт возьми, он смеет заботиться о таких ничтожных ранах! Он сидел там, само спокойствие, изучая её эмоции как ребенок. Потому что она была большим и жирным знаком вопроса для него. Вот и всё. Он хотел ответы. Не её. Не её прощение. Он не мог заботиться меньше о том чтобы облегчить её реальные раны и «исправить всё».