Я впервые здесь и не могу сдержать желание видеть абсолютно все: искусственно состаренные каменные стены а-ля «германский замок», гобелены, трофейные мечи, неряшливые и подкопченные подсвечники, грубые деревянные столы и покрытые овчинами кресла. Даже меню оформлено в виде старой книги в потрепанной кожаной обложке. — Выбери, что тебе по вкусу, — предлагает Кирилл, снова глядя сквозь меня. Меня до костей пробирает от этих глаз. И от того, что я до сих пор чувствую и его влажный язык на своей шее, и клеймо укуса. Я машинально просматриваю меню, даже не вникаю в список блюд. — Ничего не понравилось? — снова вопрос, который предполагает нежелание услышать ответ. — Кирилл, что все это значит? — Я не успокоюсь, пока не услышу ответ на своей вопрос. Мне хочется верить в сказку, в волшебство. Хочется быть Золушкой, которая встретила своего Принца. Но все это слишком, чтобы быть правдой. — Ответь пожалуйста. Или дай мне уйти. — Это ухаживания, — чеканит он, еще немного отодвигаясь от стола. Закладывает ногу на ногу. Хмурится, скользя взглядом по моей шее. — Такие ритуалы необходимы, чтобы женщина чувствовала себя объектом внимания. — Ритуалы? — переспрашиваю я. — Свидания, — предлагает альтернативный синоним. — Расскажи о себе, Катя. — Что рассказать? — Невозможно чувствовать себя еще большей дурой, чем сейчас, потому что наш разговор — это даже не диалог. Это попытки сварить чай из кофейных зерен. — Возраст, место учебы, родители, увлечения. — Ростов ждет, пока официант поставит перед нами два бокала: в моем что-то с пузырьками, а в его, скорее всего, просто минералка. Кирилл сам делает заказ, и когда мы снова остаемся одни, добавляет еще один вопрос. — Ты — девственница? Я бы хотел сегодня заняться с тобой сексом. Меня подводит слух? Я сошла с ума на почве переизбытка впечатлений? Попытка улыбнуться превращается в еще один повод: Ростов останавливает взгляд на моих губах, и на долю секунды мне кажется, что он болезненно дергает правым уголком рта. Как будто что-то в моей внешности время от времени вызывает у него острую хаотичную зубную боль. Но на мне нет страшных увечий, хоть красавицей меня тоже не назвать. Я — обычная. Не та девушка, которую заметит в толпе известный дизайнер и упадет на колени с предложением стать лицом его новой коллекции, но точно не безобразная. Впрочем, в сравнении с женщинами из мира Бессердечного короля, скорее всего, что-то вроде серого пятна на идеально белой стене, которое нарушает чувство прекрасного. — Я не собираюсь отвечать на этот вопрос, — бросаю в ответ на более чем странную попытку завязать знакомство. С ним что-то не так или это тоже кривое зеркало моих нервов? — Почему? Тебе не понятна формулировка? — Мне неприятна формулировка, — переиначиваю его слова и начинаю мысленный отчет. Сколько секунд ему понадобиться, чтобы выставить меня вон? Я бы поставила на «до десяти». Ростов протягивает руку к стакану, уверенно подносит его к губам. Делает глоток. А я, как кролик перед удавом, не могу оторвать взгляда от того, насколько этот мужчина идеален абсолютно во всем. Даже без каких-либо эмоций на лице, он все равно — словно образец того, каким должен быть мужчина. Высокий и стройный, широкоплечий, с какой-то как будто военной выправкой. Его абсолютно точно нельзя назвать красавцем вроде тех, которые рекламируют мужское белье или спортивное питание. Ни пухлых губ, ни идеального загара и припудренной кожи. Но именно в его сторону хочется оглянуться. Если бы он был простыми смертным, и мы случайно встретились в толпе, я бы плюнула на стыд и предрассудки и пошла за ним хоть на край света. Просто так. Даже если бы не знала ни имени, ни возраста. Я и сейчас готова хоть по углям и стеклу, но где он — а где я. И один на двоих стол в ресторане не делает нас ближе друг другу. Пока я, как дурочка, пялюсь на движение кадыка под его кожей, Ростов возвращает стакан на место и спокойно говорит: — Я прошу прощения, если мой вопрос был грубым и неуместным. Это не искреннее раскаяние. И не попытка показать хорошее воспитание. И даже не уловка, чтобы разыграть передо мной принца. Последнее, кстати, вообще ни к чему — я и так развесила уши, и это очевидно даже слепым котятам. Он как будто… Тяжело подобрать формулировку. Он как будто инопланетянин. Да, точно: пришелец, который влез в человеческую кожу, чтобы слиться с толпой. И на всякий случай держит в кармане карточки-подсказки, что нужно делать в разных ситуациях. — Я хочу узнать тебя получше, Катя. — Зачем? — Мой интерес кажется тебе странным? С огромным трудом подавляю нервный невеселый смешок и делаю то, чего обычно избегаю: призываю в помощь алкоголь, делая пару жадных глотков. Пузырьки щиплют язык, сладкий алкоголь легким приятным покалыванием просачивается в горло и мгновенно согревает мои свернутые в ледяной узел внутренности. — Я просто… обычная девушка, — говорю в ответ. Смешно. Как будто он этого не знает. — Ты — женщина, я — мужчина. Симпатия между нами вкладывается в рамки нормы. Мы можем испытывать друг к другу интерес и сексуальное влечение вне зависимости от социального статуса. Он замолкает, когда появляются сразу две официантки и за несколько минут сервируют стол деревянными досками для стейков, старинными вилками и ножами, салфетками, медным блюдом с салатом из свежих овощей. Кусок мяса на моей доске слишком огромный, но выглядит так аппетитно в карамельной медовой корке, что я почти не удивляюсь выразительному урчанию моего желудка. Нет, я не живу впроголодь, просто, когда совмещаешь учебу и работу, и еще библиотеки, и разные семинары, есть приходится на ходу. Ну или во сне. — Ешь, Катя. Это вкусно. А вот это уже приказ: четкий и беспрекословный. Но мне все равно, потому что я и правда очень голодна. И ни капли не стыдно, что режу мясо слишком крупными кусками и долго их прожевываю, наверняка со стороны очень похожая на хомяка. Это безумно вкусно. Когда до меня с опозданием доходит, что я самым безобразным образом урчу в ответ, словно кошка, которой в кои-то веки достался сочный кусок парной телятины, приходится отложить вилку и с трудом проглотить плохо пережеванный ломтик. Ростов сидит в той же позе — он даже не подвинулся к столу, не притронулся к приборам и выглядит как человек, которого вообще не интересует содержимого его тарелки. Что логично: наверняка он привык даже к более изысканным блюдам. — У тебя хороший аппетит, — констатирует он, снова глядя куда-то над моим плечом. Оглядываюсь — возможно, с нами и правда есть кто-то третий? Все может быть со зрением ослепленной видом своего кумира девушки. Глупо отрицать, что даже сейчас, когда алкоголь и вкусная еда немного размягчили мои нервы, я все равно абсолютно зациклена на этом мужчине. — Я просто не обедала, — пытаюсь оправдать полный провал своих манер. — Человеку нужно хорошо питаться, чтобы быть полноценным и здоровым. Ростов допивает свою воду, и рядом тут же вырастает официант, чтобы подать новый полный стакан. Видимо, его привычки вынесены в отдельный регламент, который необходимо сдать на память, чтобы получить работу. — И так, твои родители, Катя. Кто они? — Мама была учительницей младших классов, отец умер очень рано, я его даже не помню. Я непроизвольно поднимаю руку к груди, нащупываю под одеждой свою единственную драгоценность: кольцо, которое отец подарил матери, когда делал предложение. Это большой, немного грубоватый перстень в форме лебедя с сапфировым «телом» и крыльями из белого золота. Он был велик моей матери, и она всю жизнь проносила его на цепочке вместо кулона. Несколько лет назад, когда мама неожиданно слегла с воспалением легких, она отдала кольцо мне. Сказала, что отец был бы рад, что его фамильная драгоценность не осела на дне шкатулки. — Где ты учишься? — Ростов даже не пытается выразить обычное в таких случаях соболезнование. Он просто услышал нужную информацию и перешел от пункта «А» к пункту «Б». — Третий курс филфака МГУ. Мне двадцать, в ноябре будет двадцать один. В магазине работаю уже почти год, во вторую смену, и полный день в выходные. И кроме учебы больше ничем не увлекаюсь. Не потому что не хочу, а потому что у меня просто нет времени. Я нарочно скупо и четко отвечаю на его вопросы, пытаюсь что ли… не знаю, подстроиться под его манеру общения. Может быть тогда меня перестанет пугать его пустой взгляд и холодность. Но все равно. Я не хочу никуда сбегать. Я хочу быть здесь, с ним. И эта иррациональная потребность намного сильнее страха. Глава шестая: Кирилл Глава шестая: Кирилл С ней безумно тяжело. Она хочет то, что я не в состоянии дать: эмпатию. Я глух к ее эмоциям, мне абсолютно не интересны ее паника и нервные улыбки. Но я должен делать вид, что наслаждаюсь ее обществом. Хорошо, что после нашего короткого разговора замарашка, наконец, замолкает и возвращается к стейку. У меня есть немного тишины, чтобы сосредоточиться на фактах. Сирота — это хорошо. Ни слова о братьях или сестрах — тоже в плюс. Вероятно, они есть, но раз о них умолчали, то вряд ли этих людей стоит брать в расчет. Работает и учится, не посещает всякие модные секции. Значит, с большой долей вероятности у нее не так много подруг. Она заглядывает мне в рот. Идеальная кандидатка.