Изредка меня мучает бессонница. Эта ночь выдалась из тех, когда не принадлежишь ни сну, ни яви, а барахтаешься в вязком киселе полудремы. Промаявшись до утра, я выползла наружу. Тихо, прохладно. Трава в росе. Из-за поворота появился Мансуров с корзиной в руке. Я и не знала, что он грибник! Увидев меня, он сделал движение, будто собирался развернуться, но было поздно. – Доброе утро, Антон! – Рановато вы, Анна Сергеевна, – подойдя, сказал он. – Но до вас мне далеко. – Да, решил пробежаться с утречка по ближним рощицам, до жары. Лето грибное в этом году. – Неудивительно – дожди! – Вот и я говорю: дожди… От нашей светской беседы повеяло абсурдом. Полная доверху корзина была покрыта тряпицей. – Хорошие грибы, чистые? – спросила я. – Да так, сыроежки, подберезовики… Всего хорошего, Анна Сергеевна. Мансуров сделал шаг к дому, и я неожиданно для себя самой дернула за край лоскута. Тряпица сползла. Трофеи моего соседа открылись как на ладони. Сверху действительно были навалены подберезовики и маслята. Но под ними, среди сыроежек, бросалась в глаза нежно-зеленая шляпка на длинной ножке с муаровым узором. Я пригляделась и ахнула: под ней лежала еще одна. Бледные края шляпки, насыщенный оливковый цвет в центре – этот гриб опытному человеку невозможно спутать ни с каким другим. Amanita phalloides, бледная поганка. Смертельная доза для взрослого человека – треть шляпки. – Что… что это у вас… вы с ума сошли? – забормотала я. – В чем дело? – В вашей корзине бледные поганки! – Ну, это вряд ли, – добродушно улыбаясь, сказал Мансуров. – Да вот же они! Я выдернула корзину из его рук, сама удивляясь неизвестно откуда взявшейся силе, и ткнула ему в нос поганку. – Разуйте глаза! – Это разве поганка? – удивился Мансуров. – Опята же. – Опята?! Под возмущенный крик Мансурова я вывалила содержимое корзины на траву. – Сдурели вы, что ли?! Я их два часа собирал! – Их нельзя есть! Они лежали по соседству с ядовитыми грибами! Вы идиот, если не понимаете элементарных вещей! А ведь у вас ребенок… нет, это просто невозможно… – Чего вы сразу психуете! Такие все нервные, блин, плюнуть некуда… Он согласился уничтожить грибы. Надел перчатки, сгреб их в пакет и вынес его к мусорным бакам. Оттуда пакет на моих глазах загрузил в кузов мусоровоз. Теперь я могла быть спокойна. – Если вы не понимаете, какие грибы ядовиты, а какие нет, какого лешего вы их собираете? – Я была ужасно расстроена. – Ну, бывает, ошибся. – Мансуров виновато улыбнулся. Я не раз замечала, что его улыбка располагает к нему людей. Но на меня она не действует. Я проглотила рвущиеся с языка гневные слова и ушла к себе. Бледные поганки, подумать только! Надеюсь, приготовлением грибов занималась бы его жена. Наташа опознала бы эту гнусь. Так я ей и сказала, когда она заглянула ко мне в тот же день. Она неожиданно смутилась. – Антон не хотел, чтобы я обсуждала с вами эту тему. Давайте поговорим о чем-нибудь другом. – Но здесь и нечего обсуждать. – Я старалась подбирать слова помягче. – Вашему мужу не нужно собирать грибы, он их плохо различает. Это не преступление. Многие люди совершенно не разбираются в цветах и травах, которые нас окружают… Или взять деревья… – Антон – грибник с большим стажем, – почти сердито перебила меня Наташа. – Анна Сергеевна, я знаю, вы недолюбливаете его. Но, ей-богу, здесь вы не правы. Он не какой-то городской дурачок, который не отличит мухомор от волнушки. Это я в них ничего не понимаю, у меня зрительная память плохая, мне покажи двадцать раз белый груздь – я на двадцать первый скажу «лисичка»! А Антон… у него не так! Он каждый год собирает грибы, сам чистит, а я только жарю и ем. – А ваш муж? – зачем-то спросила я. Наверное, мне уже был известен ответ. – Антон грибы не любит. – Наташа рассмеялась. – То есть любит только ходить за ними. Говорит, его увлекает процесс, а результат ему неинтересен. У меня папа был такой же: помидоры в теплице выращивал всем соседям на зависть, а сам в рот их не брал. – Там были бледные поганки, – тихо сказала я. Она ласково коснулась моего плеча. – Ну, нет больше грибов – и бог с ними. Лучше яблок поесть. Они и полезнее. Я видела, что она мне не верит. «Дура слепошарая, ни бельмеса не видит без очков, – наверняка сказал ей муж. Я буквально слышала его голос. – Прямо психанула, прикинь. Ну, выкинул к черту всю корзину. Жалко – а что делать! Если у нее кукушечка улетает, такое соседство, знаешь, не радует». И добрая Наташа, конечно, оценила его благородство. Добрая Наташа поцеловала его, а потом они занялись тем, чем занимаются любящие друг друга муж с женой, пока их девочка спала в своей комнате, а после завтракали на веранде и больше не вспоминали про старуху паникершу из дома напротив. Вот откуда взялся мой страх. Стоило сообразить раньше! Ведь я ни разу не испытала его, встречая Мансурова одного, без жены. Только в те минуты, когда я видела их вместе, меня охватывал тихий ужас, который я старательно вытесняла на границу неосознанного, а он все пытался выползти обратно на свет, чтобы я наконец рассмотрела его и поняла причину. С самого начала я боялась не Мансурова. Я боялась за Наташу. Глава 2 Сыщики 1 – Мой сосед планирует убить свою жену, – сказала старуха. Бабкин не записывал, потому что смотрел во все глаза. На его памяти это был первый человек, которому Илюшин уступил свое кресло. Ярко-желтое канареечное кресло с высоким подголовником, купленное год назад за такие деньги, что Сергей, узнав цену, смог только выдавить: «Я бы тебя согласился на коленях держать за вдвое меньшую сумму». Никто до старухи не додумался попросить Макара пересесть из него. Никому такое просто не приходило в голову. А ей пришло. – Макар Андреевич, не сочтите за каприз, голубчик: уступите мне ваш дивный ортопедический бержер. Буду вам чрезвычайно признательна. И Макар Андреевич встает как миленький и послушно пересаживается в кресло для клиентов, хорошее, добротное, молчаливое кресло, а не этот… трон. Теперь на троне восседала новая клиентка. Она ему не подходила, точно советская кукла, упакованная в чрезмерно роскошную коробку из-под дорогой немецкой фрау. Не престарелая королева – всего лишь ухоженная старая женщина: тщательно завитые седые волосы, искусственный румянец, светло-голубые глаза за стеклами очков, увеличенные диоптриями. Брючный костюм, и на ногах – ядовито-зеленые кроссовки, своей амортизационной подошвой раздавившие продуманный образ почтенной дамы. Она готовилась к встрече, подумал Бабкин, делала укладку, деликатно нарумянила щеки, достала из гардероба забытый на много лет пиджак, – на плечах заломы от вешалки, от которых не избавиться даже парогенератором, – но вот обувь надела удобную, ту, от которой не болят ноги. Женщина ее возраста никогда не купила бы такую модель. Дети привезли? Скорее, внуки. – Отличные кроссовки, – одобрил Илюшин. Она улыбнулась и сразу помолодела.