Сегодня же написать письма Чаушеску, Живкову и Ходже. Просить, чтобы приехали. Югославия и сейчас напоминает пороховую бочку, а после… — В медцентре Любляны у Тито было временя для размышлений, но душу жгла мысль, что он не успевает. Не успевает катастрофически. Боль в шунтированной ноге часто не оставляла в голове никаких других мыслей, но пока обезболивающие помогали, можно было всё обсудить. Верные соратники поначалу ни как не могли согласиться на столь кардинальные изменения курса, да что там курса, самой идеи Югославского государства. — Товарищ Тито! Ладно, Хорватия и Словения, эти всегда были на отшибе, и всегда не любили сербов. Убрать их из общего государства — всем будет только легче, — гремел бас генерала Любечича. — Но! Сербы никогда не смогут смириться с передачей Албании Косовского края. Это же колыбель сербского государства! Помните, что неделю назад творилось в Приштине? Если бы милиция не успела прибыть, там бы всех сербов вырезали, а вместе с ними и евреев с цыганами. Албанские фашисты! Их всех надо депортировать в Албанию! Пускай с ними Ходжа возится. — К сожалению, Косово и Албанского государства колыбель, — изо всех сил старался сохранить спокойствие Тито. К тому же сербы там жить не захотели. Демография штука упрямая. Да, я когда-то ошибся, запретив сербам возвращаться в Косовский край, Но и возражений особых не последовало, а сейчас там на одного серба шесть албанцев-косоваров. — Я тоже категорически против изменения статуса Косова, — поддержал министра обороны Лазар Колишевский. — Тем более если делать что-то в пожарном порядке. Народ может и возмутиться. Боюсь, не пришлось бы нам стрелять в наших братьев. — Вот, для того, чтобы этого не произошло, я вас сегодня и собрал здесь у смертного одра. — Сначала надо будет распустить слухи, один другого страшнее, это мы Ранковича попросим, он у нас мастер на такие штуки. А Чубриловича надо прижать, наделает он глупостей со своей Великой Сербией. Я вам напомню, что сохраниться целиком в сегодняшних границах наша Югославия не сможет. Зато сможет стать во главе единой балканской федерации. Там, при правильном поведении, аккуратном, осторожном, можно вместо взрывоопасной бочки получить, пусть и не прочное, но достаточно устойчивое образование. Вот какая должна быть цель у сербов. — Ладно, пусть так, — берёт слово Стефан Дороньский, — но дружить с болгарами? После того, как болгарская солдатня убивала женщин и детей в Пуста Реке и Бойнике[30]? — Ты был бы прав, Стефан, если бы не одно но. НРБ отличается от Болгарского Царства точно также как Королевство Карагеоргиевичей от СФРЮ. Как могут нынешние коммунистические власти отвечать за преступления, которые они не совершали. Живков лично участвовал, как и т, как и я, в партизанской войне. Лично воевал с солдатнёй царя Бориса. А хорватские усташи мало истребили сербов? Думаю, раз в десять больше чем болгары, а мы с ними спокойно живём, жмём руки, ракию пьём, песни поём, и ничего. — И ещё один сюрприз, товарищи, — Тито с трудом растянул губы в улыбке. — Я договорился с Живковым, чтобы их Державна Сигурност умыкнула из Америки мерзавца Васила Бойдева, чтобы он предстал перед судом как нацистский преступник. Последняя новость прозвучала очень ободряюще для собравшихся, но убеждение и разговоры продолжались до тех пор, пока врачи не прекратили безобразие, напугав собравшихся ухудшением состояния главы государства. 10 января 1980 г. София. Резиденция «Изток» Тодора Живкова. После телеграммы из Любляны с приглашением на срочное совещание четырёх заинтересованных сторон, настроение болгарского диктатора было до неприличия прекрасным. Он, конечно, понимал, что не хорошо радоваться болезни союзника, и на людях сохранял подобающее ситуации лицо. Но душа его просто пела. «Сбылось предсказание «Пророка»! Значит, шансы получить общий балканский рынок растут. Для того чтобы не смущать Титго большим количеством болгар, Живков решил взять с собой только молодого и энергичного министра иностранных дел Петра Младенова. Перед этим прямо на именинах Джурова они вдвоём долго приобщали «неофита» таинствам воспоминаний о будущем. Сейчас оба уютно устроились в кожаных креслах личного самолёта главы НРБ, и проговаривали свои партии в предстоящих переговорах ещё раз. Им важно было заручиться не только принципиальным согласием Тито, но и подтолкнуть его к конкретным решениям и постановлениям на уровне Скупщины. — Вот так вот, друже, не пройдёт и десяти лет, и ты обвинишь меня в чудовищных преступлениях, — старик хитро по-крестьянски улыбается в усы, но глаза его совершенно серьёзны. — Как говорится, ни одно доброе дело не остаётся безнаказанным. — Я пока ничего не могу сказать, — в голосе министра слышится оскорблённое достоинство. — Как я сегодня могу отвечать, за то, что может быть, и не сделаю через десять лет? Да и вы товарищ Живков, сейчас уже не можете с уверенностью сказать, как будут развиваться события в мире, после всего, что случилось в последний год. — Не сердись! — Живков ласково треплет Петра по плечу. — Я старше тебя на 20 лет и могу себе позволить чуть-чуть пошутить, разве нет? — Товарищ Живков, а мы точно сможем достать этого нацистского прихвостня? — Там вопрос был в том, что наше партийное руководство возражало против выдачи его сербам. Хотели судить его сами у себя. Вот он и живёт спокойно в Вайоминге. Большого интереса для американцев он не представляет, поэтому тут проблем быть не может. А мы с Джуровым после неудавшегося путча, хорошо всех прошерстили. Сейчас и в ЦК, и в Совмине у нас просто удивительное единодушие. Беспокоят, правда, меня наши генералы и адмиралы. Придумали мы с товарищем Джуровым один ход, но я пока лучше промолчу. 10 января 1980 г. Тирана. Резиденция президента Албании и главы АПТ. Энвер и Неджмие Ходжа. В роскошном трёхэтажном особняке под черепичной крышей, в зале у камина сидел в любимом кресле несменяемый лидер Страны Орлов Энвер Халиль Ходжа. Он в который раз перечитывал короткое письмо, доставленное егерской депешей прямо из клинического центра Любляны. — Мне кажется очень опасной эта поездка, дорогой. — Неджмие разливает крепки турецкий кофе по чашкам, одновременно пытаясь достучаться до разума влиятельного супруга. Как ей кажется, он в полушаге от гибели. — Если тебе надоело жить, то это одно, но ведь может погибнуть дело всей нашей жизни. Неужели ты не понимаешь? На тебе же лежит ответственность перед всем прогрессивным человечеством. На всё планете только ты один остался верным последователем настоящего коммунистического учения. — Я не могу терять лицо! Это не только моё лицо! Это лицо албанского народа… Сейчас меня приглашает на беседу не просто мой политический противник, с которым я веду многолетнюю борьбу. Нет! — Энвер порывается ткнуть в лицо жене письмо Тито. — Тито мой старый боевой товарищ! С ним мы когда-то воевали с итальянцами, с немцами. Да, мы смертельно ссорились, но сейчас… ты только посмотри на эти дрожащие буквы. Это писал явно человек на пороге смерти. У Тито нет ни одного повода, чтобы что-то сделать со мной. У него головная боль с косоварами, с хорватами, с сербскими антикоммунистами. Русских там не будет. Чаушеску, Живков и я, тесная балканская компания. Будет очень хороший повод, для того чтобы забыть обиды и наконец стать добрыми соседями. — Я конечно не вправе тебе препятствовать, дорогой мой, но мне очень не нравится твой энтузиазм. В лучшем случае вы все четверо пожмёте руки, чтобы скрасить последние минуты югославского ревизиониста, а после его смерти будете точно также заниматься каждый своим делом, без оглядки на соседа. — С тобой можно было бы согласиться, но сейчас происходят довольно интересные события. Полгода назад болгары и румыны вдруг вышли из Варшавского договора, и не устрашились красных дивизий. Я, ты должна помнить, ждал объявления о вторжении со дня на день, но ничего не случилось. Русский медведь не шелохнулся! Разве такое могло случиться ещё десять лет назад? Нет, нет и нет! Поэтому дорогая, что бы ни случилось, а я завтра утром вылетаю в Любляну, на 12 число Тито нас приглашает, а 13 ему назначена операция, которую он может и не пережить… — Албанский диктатор в предвкушении свёл руки в замок. — Вот так! — Тогда ты должен потребовать решить проблему албанцев-косоваров! — напомнила ему жена. — Лучше всего забрав Косово под наш протекторат. — Ты меня за дурака-то не держи! Я прекрасно понимаю, что Косово надо брать. Хоть там и сербов ещё многовато, но матка албанской женщины решит эту проблему. — Фи, как ты груб! * * * «Сегодня утром Президент Социалистической республики Югославия, Иосип Броз Тито был прооперирован в клинике сердечнососудистой хирургии Клинического центра в Любляне. Операция проведена на кровеносных сосудах левой ноги. Президент Тито перенес операцию хорошо. Послеоперационное состояние нормальное». 13 января 1980 г. Сообщение ТАНЮГ. 12 января 1980 г. Обращение Президента СФРЮ, Председателя Союза коммунистов Югославии Иосипа Броз Тито к Югославскому народу. — Браче и сестре! Дорогие мои югославы и югославки. Наверное, я в последний раз обращаюсь к вам таким образом. Я перенёс тяжёлую операцию… Врачи говорят, что я проживу ещё много-много лет. Это они так шутят, я ценю добрый юмор. Слава богу! Рассудок я не потерял и понимаю, что конец близок, пусть даже удастся протянуть ещё год. Поэтому я хочу попросить вас мои сограждане о милости. Простите, дорогие мои, мои заблуждения и ошибки вольные и невольные. Я клянусь, что всё, что я делал, я делал ради вас. Ради любимой Югославии. Чтобы счастливыми были все проживающие здесь народы. Мне очень тяжело сейчас. Ошибки, мной допущенные, страшны, и многие исправить уже невозможно. И самая главная ошибка это милая моя Югославия. Все вы помните, что перед сновым годом произошли трагические события в Косово. Оказалось, что не могут серб и албанец, македонец и хорват, черногорец и бошняк жить в одном «доме». Моё сердце до сих пор сжимает боль за убитых и покалеченных в междоусобице. Это очень горько, но я понимаю, что лучше разойтись полюбовно, чем резать и жечь друг друга. У многих коммунистов есть сомнения, а не игра ли это стареющего мозга… Нет! Говорю я им, факты — упрямая вещь. Любой народ, как бы он не был мал, стремиться жить отдельно от другого народа. Право наций на самоопределение — не просто красивые слова. Это необходимость, единственный путь сохранить добрососедские отношения… В эфире повисла долгая пауза. После короткого бульканья, Тито крякнул и продолжил. — Накануне операции я собрал совещание совета министров. Мои старые боевые товарищи пытались вернуть меня путь пролетарского интернационализма, но мне удалось посеять сомнения в их умах. — Он усмехнулся иронично. — Мы разработали план по выяснению настроений… ваших настроений, дорогие сограждане. После короткого подготовительного периода, по всей стране будет проведён референдум, где каждый из вас выскажется, хочет ли он жить в независимой республике, хочет ли союза каких-либо республик или предлагает что-то иное. Даю вам слово коммуниста, старого партизана, что, как бы ни сложился исход референдума, его результаты будут обязательно учтены при разработке новой Конституции. Я даже не готов сейчас сказать, как будет называться новое государство, но думаю, что для большей части территории возвратится историческое название Сербия. Думаю, что отдельными государствами станут Словения и Хорватия. Как не звучало бы печально для меня, ведь мой тато — хорват, а мамо — словенка. Опять в эфире повисла долгая пауза, снова бульканье воды… — Это ещё не всё! У меня состоялась встреча с нашими соседями по Балканам. Переговоры прошли, как писали газеты, в тёплой и дружественной обстановке. Было решено теснее сотрудничать с Болгарией, Румынией и Албанией. Мы договорились с соседями, что для облегчения обмена товарами, информацией и культурными достижениями мы будем строить общее культурно-экономическое пространство. Как говорит наш знаменитый поэт: Тешко ми је данас живота ми мога Не жалим се Богу — жао ми је Бога[31] Завтра мои любимые браче и сестре, мне будут делать операцию, я обещаю вам, что сделаю всё, чтобы в уме и при памяти. Вас же хочу попросить о неделе спокойствия и тишины. Пусть подготовка к референдуму не омрачит ни одна капля крови. * * * Благодаря тому, что Майк Дебейки провёл операцию по установке шунта с баллонным катетером, удалось прочистить хирургическим путём крупные кровеносные сосуды от атеросклеротических изменений. Операция прошла успешно. Когда пациент пришёл в сознание, его палата была завалена письмами с пожеланиями скорейшего выздоровления. Его речь так глубоко воздействовала на народ, что тех диссидентов, что пытались смеяться над «очередной затеей старого тирана» просто били. Народ любил своего маршала. В середине февраля были разработаны опросные листы референдума. За неделю их распространили по стране и 17 февраля на избирательных участках заработали пункты проведения референдума. К марту комиссия, в которую входили представители всех республик и автономных краёв Югославии закончили обработку результатов и в субботу 1 марта центральная газета «Борба» опубликовала результаты. Как и предсказал мудрый Тито, за независимые государства высказались сербы, хорваты, словенцы и македонцы. Только черногорцы посчитали возможным остаться в союзе стран. Неудивительно, считая, что черногорцев всего около двухсот тысяч. За присоединение к Сербии высказались «граничары» сербских анклавов в Хорватии и Боснии. Получилось, что за сохранение Боснии и Герцоговины высказалось только мусульманское население, не набравшее и трети голосов. За присоединение к другому государству проголосовали большинство жителей Косово и Метохии, понятно, что этим государством оказалась Албания. Здоровье Тито шло на поправку. Он читал газеты, не только Югославские, но и иностранные. Особенно внимательно просматривал советскую «Правду». Советские политические комментаторы не скупились на гневные отповеди по поводу его нового курса, называя его авантюрным и ревизионистским. «Журналисты не меняются. Лаять готовы по любому поводу, лишь бы хозяин дал команду. А ведь и русским придётся рано или поздно идти по такому же пути» — подумал вдруг Тито. Он ежедневно принимал министров, соратников по партии, иностранных послов. Он вёл утомительные беседы, после которых долго приходил в себя. Часто ему приходилось прилагать колоссальные усилия, чтобы сдерживать чиновничий энтузиазм товарищей, готовых наломать дров. — Вы что же, хотите всех этих любителей независимости отпустить просто так? — Гневно вопрошал маршал. — Взять и всё подарить? Всё, что строили совместными усилиями, вы хотите раздать просто так? — Но товарищ председатель! Ты же сам… — на правах старого соратника пытался оправдаться Драгослав Маркович.