— Не знаю, — ответил Норрис. 28 Когда фермер остановил телегу, чтобы высадить их на обочине Белмонтской дороги, шел уже четвертый час. Пусть им придется прошагать еще километра три, зато ясное небо по-прежнему голубело, а снег, покрытый ледяной коркой, сверкает, словно стекло в лучах полуденного солнца. Пока они устало брели по дороге, Норрис рассказывал Розе, державшей на руках Мегги, какой участок земли принадлежит каждому из соседей. Он познакомит ее со всеми, и все они полюбят Розу. Хозяин вон того захудалого домишки — старик Эзра Хатчинсон, его жена умерла от тифа два года назад, а коровы, пасущиеся на соседнем поле, принадлежат вдове Хеппи Комфорт, которая заглядывается на ныне свободного Эзру. В опрятном домике на другой стороне дороги живут доктор Хэллоуэлл с супругой, эта бездетная пара была очень добра к нему на протяжении многих лет и всегда принимала его радушно, словно родного сына. Доктор Хэллоуэлл позволял Норрису пользоваться его библиотекой, а год назад написал пылкое рекомендательное письмо в медицинский колледж. Роза с напряженным интересом впитывала все сведения, даже незначительные подробности, касающиеся увечного теленка Хеппи или экстравагантной коллекции доктора Хэллоуэлла — собрания немецких церковных гимнов. По мере приближения к ферме Маршаллов вопросов становилось все больше, Роза задавала их так настойчиво и рьяно, будто еще до прибытия на место хотела узнать все самые мелкие детали из жизни Норриса. А когда они оказались на вершине холма и на горизонте показалась ферма, Роза остановилась и, прикрыв глаза рукой, чтобы защититься от ослепительных лучей заходящего солнца, устремила взгляд вдоль. — Смотреть там особенно не на что, — признался Норрис. — Есть на что, Норрис. Ты ведь вырос здесь. — И всегда мечтал вырваться отсюда. — Я бы не отказалась тут пожить. Мегги проснулась и, зашевелившись у нее на руках, что-то радостно прогугукала. Улыбнувшись племяннице, Роза продолжила: — Я была бы счастлива на ферме. Норрис рассмеялся. — Это мне в тебе и нравится, Роза. Думаю, ты можешь быть счастлива где угодно. — Но дело не в том, где ты живешь. — Прежде чем сказать: «Дело в людях, которые тебя окружают», — тебе нужно познакомиться с моим отцом. — Я боюсь этого. Ты так говоришь о нем! — Он суровый человек. Лучше, чтобы ты знала это заранее. — Это из-за того, что он потерял твою матушку? — Она оставила его. Оставила нас обоих. Он так и не смог ее простить. — А ты? — спросила раскрасневшаяся от мороза девушка, взглянув на Норриса. Скоро стемнеет, — отозвался он. Они продолжили свой путь, солнце опускалось все ниже, а голые деревья отбрасывали на снег тонкие замысловатые тени. Подойдя к старой каменной стене, покрытой блестящим льдом, они услышали мычание коров в хлеву. По дороге к ферме Норрису казалось, что дом стал еще меньше и скромнее, чем раньше. Неужели всего два месяца назад, когда Норрис уезжал отсюда, обшивочные доски уже были такими ветхими? Неужели крыльцо уже тогда казалось таким просевшим, а ограда — покосившейся? Чем ближе они подходили к дому, тем больше тяготело над ним бремя долга, тем сильнее он страшился предстоящей встречи. Норрис уже сожалел о том, что втянул в это Розу и младенца. Он предупредил ее о том, что отец может показаться неприятным, однако Роза, похоже, ничего не опасается, а только весело шагает рядом, напевая что-то Мегги. Неужели хоть кто-нибудь, пусть даже его отец, может невзлюбить эту девушку? Наверняка он привяжется и к Розе, и ребенку, решил юноша. Она расположит отца к себе так же, как когда-то расположила к себе его самого, и за ужином они станут смеяться все вместе. Да, этот визит может оказаться очень даже хорошим, и Роза будет его талисманом. «Моя юная ирландка, приносящая удачу», — подумал он. При взгляде на девушку настроение у Норриса улучшилось — казалось, ей ужасно нравится быть здесь, рядом с ним, брести вдоль сгорбленной ограды по направлению к дому, который представлялся все более мрачным и обветшалым. Они шагнули за покосившиеся ворота и оказались во дворе, где валялась сломанная телега и была целая гора еще не расколотых на дрова бревен. Сестрички Уэлливер наверняка дрогнули бы, увидев этот двор. Норрис представил, как они стараются пробраться по разрытой и затоптанной свиньями земле, не запачкав своих изящных туфелек. Роза же безо всяких колебаний приподняла подол юбки и пошла по двору вслед за Норрисом. Потревоженная гостями старая свинка, хрюкнув, помчалась прочь в сторону хлева. Еще до того, как они подошли к крыльцу, дверь открылась, и из-за нее показался отец Норриса. Айзек Маршалл два месяца не видел сына, однако не произнес ни одного приветственного слова, он просто стоял на крыльце, молча наблюдая за приближением гостей. На нем была все та же куртка из домотканой материи и те же самые тускло-коричневые брюки, которые он носил всегда, однако теперь казалось, что одежда висит на нем, а глаза, глядевшие из-под изношенной шляпы, еще больше запали. Когда его сын поднялся по ступенькам, на лице фермера мелькнула слабая улыбка. — С приездом, — проговорил Айзек, даже не пытаясь обнять сына. — Отец, позволь представить тебе моего друга Розу. И ее племянницу Мегги. Роза с улыбкой выступила вперед, а малышка заворковала, словно приветствуя хозяина. — Приятно познакомиться, господин Маршалл, — сказала Роза. Айзек так и стоял, упрямо прижимая опущенные руки к телу, его губы сжались. Норрис заметил, что Роза залилась краской, ни разу в жизни он еще не испытывал такую сильную неприязнь к отцу. — Роза — очень добрый друг, — снова: заговорил Норрис. — Я хотел, чтобы вы познакомились. — Она у нас переночует? — Я надеялся, что она пробудет здесь дольше. Им с малышкой пока негде жить. Она может разместиться в комнате наверху. — Тогда придется постелить постель. — Господин Маршалл, я все сделаю, — заверила Роза. — Я не доставлю никаких хлопот. Я трудолюбивая! И могу делать все что угодно Айзек смерил младенца долгим взглядом. Затем, неохотно кивнув, развернулся и отправился в дом. — Пойду взгляну, хватит ли нам еды на ужин. * * * — Прости, Роза. Мне очень жаль. Они сидели на сеновале и при слабом свете фонаря наблюдали за тем, как внизу жуют свою жвачку коровы. Рядом крепко спала Мегги. Свиньи тоже забрели в хлев и посреди охапок сена, хрюкая, начали борьбу за лучшее спальное место. Этим вечером Норрису было гораздо уютнее здесь, рядом с хрюкающими и мычащими животными, чем в тихом доме наедине с молчаливым человеком. Во время праздничного ужина, состоявшего из окорока, вареной картошки и репы, Айзек в основном помалкивал, лишь задал несколько вопросов об учебе Норриса, однако ответы выслушал равнодушно. Интерес у него вызывала лишь ферма, и сам он говорил только о ней — об ограде, которую нужно починить, о том, что нынче осенью плохое сено, и о лености недавно нанятого работника. Роза сидела прямо напротив Айзека, но с тем же успехом могла оказаться невидимкой — фермер глядел на нее, разве что передавая пищу. И она прекрасно понимала, что лучше молчать. — Отец всегда был таким, — заметил Норрис, глядя на свиней, копавшихся в сене. — Ничего иного и не стоило ожидать. Нельзя было заставлять тебя сносить это. — Я рада, что приехала. — Сегодняшний вечер был для тебя пыткой. — А я лишь тебя одного и жалею. На Розу падал свет фонаря, во тьме хлева Норрис не замечал заштопанное платье и ветхий платок, он видел только лицо внимательно глядевшей на него девушки. — Ты вырос в безотрадном месте, — проговорила она. — Такой дом не подходит для ребенка. — Так было не всегда. Не хочу, чтобы ты думала, будто мое детство было мрачным. Случались и хорошие дни. — А когда все переменилось? После того как ушла твоя матушка? — Да, после этого все пошло иначе. — Как же так получилось? Это ужасно, когда тебя оставляют. Тяжело, когда кто-то близкий уходит в мир иной. Но если кто-то покидает тебя по собственной воле… — Она осеклась. Глубоко вздохнув, Роза взглянула вниз, на загон. — Мне всегда нравился запах хлева. Все его оттенки — и животные, и сено, и зловония. Хороший, простой запах, вот что я скажу. Он посмотрел во тьму, туда, где наконец-то переставшие копаться в сене свиньи сбились в кучку и, тихонько похрюкивая, приготовились ко сну. — А кто оставил тебя, Роза? — спросил Норрис. — Никто. — Ты говорила о том, что тебя покидали. — Я сама так поступила, — тяжело сглотнув, призналась она. — Это я оставила близкого человека. Какой же я была дурехой! Арния отправилась в Америку, а я поехала следом, потому что мне очень хотелось стать взрослой. Очень хотелось увидеть мир. — Девушка печально вздохнула и со слезами в голосе добавила: — Думаю, я разбила сердце своей матушке.