– Управление специальных операций, – твердо продолжал Фалько. – Если со мной что-нибудь случится, вы – все трое – покойники. Пти-Пьер, не слушая диалога, уже собирался завести ему руки за спину и связать, но Баярд жестом его остановил. – Боюсь, я так и так покойник… – Глаза его враждебно уперлись в лицо Фалько. – Итак, что значат ваши слова? – Во французской компартии у вас есть враги. Коминтерн считает вас человеком ненадежным и слишком влиятельным. Человеком, который не подчиняется партийной дисциплине, неуправляем, своеволен и чересчур самостоятелен. И потому ищут предлоги, чтобы опорочить вас. – Опорочить – или уничтожить? – Нет, речь только о политической смерти. Цель – развенчать вас. Подрезать крылья герою испанской войны. Есть мнение, что вы слишком тщеславитесь своим участием в ней. Баярд смерил его взглядом: – Чушь какая… – Может быть. Но так они считают. – Формально я не коммунист, но они знают, что я беззаветно предан партии. Фалько сделал вид, что силится произнести чье-то имя. – Тук-хачевский, – выговорил он наконец. – Генерал? – Он самый. – Ну, и при чем тут он? – В Москве идет суд над ним и другими участниками фашистского заговора. – Это мне известно. Совершенно нелепые обвинения. Я хорошо его знаю. – Вот в этом-то все дело. Маслянистый свет неожиданно качнувшейся лампы озарил хмурое лицо Баярда. – Что за ерунда… Какое отношение это имеет ко мне? – Вы дружили с ним? Гостили у него на даче у Черного моря? – И что? – А то, что НКВД пристегивает к этому делу вас. Чистит все его окружение, считая, что оно поголовно заражено враждебными настроениями и состоит на жалованье у иностранных держав. – Это ложь. – Мне можете об этом не говорить! Явно озабоченный, Баярд прошелся по каюте. Потом остановился возле Веццани с его револьвером, вытащил сигареты и сунул одну в рот. – Если даже все так, как вы рассказываете – во что я не верю, – я в отношении Тухачевского особого внимания не заслуживаю… Столько трудов, и хлопот, и денег – неужели все ради того, чтобы вывести меня из игры? – Не знаю. Я выполняю приказ, а приказ был – дискредитировать вас. Баярд чиркнул спичкой, прикурил и трижды затянулся, прежде чем заговорил снова: – Кто предоставил прессе эти фальшивые документы? – Опять же не знаю. Советская разведка, наверно. Или Коминтерн. – А наци? А франкисты? – О них ничего не могу сказать. Баярд – руки в карманах, глаза сощурены, сигарета в зубах – долгим взглядом окинул Фалько. И спустя минуту покачал головой. – Попытка была неплоха, – сказал он. – Я чуть было не поверил. Даже засомневался… Но не сработало. Так что начнем все сначала. Он повелительно кивнул Пти-Пьеру, который уже вытянул руки со шнуром, готовясь вязать Фалько. В этот миг снаружи донеслись отдаленное трак-трак-трак поезда, проходящего по мосту, и одновременно – скрип сходней. Трое повернули головы к трапу, а Веццани поднял со ступеньки револьвер. – Там кто-то есть, – сказал Баярд. Как правило, все решающее происходит в считаные секунды. Фалько, который был от природы одарен умением узнавать или предчувствовать эти секунды, развил его годами тренировок. И действовал в соответствии со своими навыками. Повинуясь первому импульсу, когда уже не остается времени на расчеты или размышления. Впрочем, он и так почти целый час ждал удобного случая. Был там кто-то снаружи, как решил Баярд, или никого не было, значения уже не имело. Важно было, что случай наконец представился: противники на краткий миг отвлеклись, а главное – отвлекся тот, кто держал в руке оружие. И этот миг Фалько не упустил. Дальнейшее стало чередой отработанных до автоматизма действий. Методичных и четких, как балетные па. И столь же привычных. Прежде всего в ход пошла бутылка. Фалько, который чуть ли не с первой минуты определил расстояние, ухватил ее за горлышко в ту самую секунду, как вскочил со стула. Затем сильным толчком отпихнул Баярда в сторону – первой целью должен стать Веццани. И, разумеется, его револьвер. Сделал два быстрых шага к корсиканцу, занося бутылку, и когда понял, что не успевает, потому что тот уже выцеливал его, водя стволом, – сократил дистанцию, метнув бутылку Веццани в лицо. И даже не задержался, чтобы оценить результат, потому что когда раздались глухой удар, звон разбитого стекла и болезненный вскрик, поспешил ногой отшвырнуть уроненный револьвер под стол. Из двоих оставшихся первым атаковал Пти-Пьер. Он ринулся на противника головой вперед, которую, как пушечное ядро, несло вперед мощное коренастое туловище, но Фалько уже бывал в подобных ситуациях, и кроме того, на его счастье, в тесной каюте негде было разогнаться. Так что он остановил нападавшего, ударив его локтем между глаз и следом – кулаком в висок, с такой силой, что ушиб костяшки. Глаза у француза закатились. Он рухнул на колени, ища в воздухе опору. Фалько не стал препятствовать ему в этих поисках, потому что тот уже не представлял опасности и еще потому, что пора было переключить внимание на Баярда, который на четвереньках искал под столом револьвер. Вернее, только что нашел. Ну, хватит на сегодня, подумал Фалько. Две трети – хороший процент потерь. И потому взлетел по трапу наверх, пинком открыл дверь и выскочил на палубу и в ночь, имея в виду по сходням сбежать на причал и затеряться в темноте. И уже почти выполнил свое намерение, когда какая-то тень преградила ему путь вперед, а вторая стремительно оказалась сзади. Он получил удар по затылку. Сначала перед глазами вспыхнули и закружились мириады светлячков. Потом все исчезло. Хоть бы не свалиться в воду, была его последняя мысль. И остатками гаснущего сознания Фалько ощутил, что летит в бездонный темный колодец. 17. Разговор Он поднял веки и увидел перед собой неизвестного человека, на лицо которого ложился маслянистый отблеск керосиновой лампы – да, той же самой, потому что Фалько опять оказался в каюте на барже. И теперь, выплывая из тьмы и ошалело моргая, он прежде всего увидел черные живые глаза, внимательно всматривавшиеся в него. Фалько лежал на полу вверх лицом. Боль разливалась от затылка до самых плеч, сводила мышцы шеи, и каждый толчок крови в правом виске, вызывая мучительную дурноту, словно отдавался в самых отдаленных глубинах мозга. Пошевелившись, он поднес непослушную руку к лицу, застонал. Его тошнило. – Запоздал я немного, – сказал незнакомец. – Перестарались с вами. Он говорил по-испански с легким чужестранным акцентом. Сидел на стуле и курил. С пола Фалько разглядывал его лицо – усы, острый нос, глубокие залысины в редеющих волосах. Средних лет. Судя по всему, невелик ростом, но крепок; на нем были костюм в полоску, рубашка, галстук. – Как себя ощущаете? Фалько, не отвечая, дотронулся до нестерпимо ноющего виска. Потом сделал попытку приподняться, но от этого движения снова застонал. И опустил голову на дощатый пол. – Вам бы еще полежать. Фалько, не послушав, предпринял вторую попытку. На этот раз незнакомец – от его одежды пахло нафталином и табачным дымом – наклонился, помог подняться и усадил на стул. – Мне бы чего-нибудь от головной боли, – сказал Фалько, ощупывая карманы. Он постепенно приходил в себя. Все еще неловкими движениями выудил из кармана трубочку с кофе-аспирином, вытряс оттуда две таблетки и оглянулся, ища, чем бы их запить. Однако заметил лишь два бокала на столе. У подножия трапа лежали осколки разбитой бутылки. Кто-то аккуратно собрал их в кучку и смел в угол. – Сейчас. Незнакомец подошел к стенному шкафу. Снял с полки бутылочку, откупорил и понюхал. Потом вернулся к столу и, наполнив один бокал, протянул его Фалько. – Где Баярд? – спросил тот. – Ушел. – А те двое? – Тоже. – Куда? Неизвестный вытащил кисет с уже свернутыми самокрутками, прикурил новую от предыдущей, а ту бросил в пустой бокал.