— С Ильёй Андреевичем по Москве катаемся, — поддакнул Мишка. На дом посмотрели. Я сразу понял, что если тот самый Александр Дмитриевич здесь проживает, то человек он непростой. Дом на Краснопресненской набережной предполагал, что жильцы люди обеспеченные и имеют престижную работу. Я поднялся на нужный этаж и позвонил в дверь. Что говорить, не придумал и понадеялся на то, что в середине рабочего дня никого дома не будет. Так оно и оказалось, дверь мне не открыли. Организовывать в этот день слежку смысла не было. Если уж начинать, то с утра пораньше. — Одеться неприметно и при себе грелку иметь, — напутствовал нас Илья. — Грелку-то зачем? — не понял Мишка, подразумевая, что температура воздуха днём под тридцать. — Шутит он, — не стал я пояснять, что этот резиновый предмет для ведения слежки довольно нужный. Если приспичит в туалет, а отойти нельзя, то форма грелки с закручивающейся крышечкой очень удобна. Хорошая грелка до литра жидкости вмещает в себя. Но лучше просто меньше пить, да и не нажираться, это я хорошо усвоил. По стационарному наблюдению у меня всегда было отлично. Когда ведётся наблюдение с целью контроля за местностью, зданиями, не находящимися в движении предметами или людьми, поверьте, для художника моего уровня это плёвое дело. Притом что стационарное наблюдение тому, кто не в курсе, трудно обнаружить, то вообще хорошо. Правда, в обратном действии, когда ты знаешь и должен указать проверяющему, кто ведёт контроль, приходится проявлять максимум внимания. В это время нет тех возможностей, что будут позже. Отсутствует мобильная связь, видеокамеры и прочие технические примочки. Надеяться нужно на свою память и умения. На них я и рассчитывал, прихватив на следующий день альбом. Парковаться у дома мы не рискнули и выбрали площадку чуть в стороне. Илья обещал подавать сигналы, если из нужного подъезда будут выходить мужчины подходящего возраста. Позицию он занял за деревом так, чтобы несильно было заметно со стороны. Лето, пора отпусков. Не так много людей ходит на работу. Прождали мы до десяти утра и без нужного результата. — Можно было сразу предположить, что если нет поблизости припаркованной «Волги», то её хозяин отсутствует, — логично рассудил Мишка. — Или хозяин «Волги» проживает по другому адресу, или имеет гараж, — добавил я. — Значит, ориентируемся на автомобиль. Ежедневные проверки. Пока в течение двух недель, — поставил задачу Илья. — К бабушке в гости зайдёшь? — спросил я на обратном пути. — Обязательно! — спохватился он. — Это вы меня своими делами отвлекли. Завтра же с утра и зайду. Ты предупреди её. Отпуск прошёл безрезультатно. Выяснили, что квартира коммуналка. Соседка Александра Дмитриевича — одинокая женщина с ребёнком. Мы проверяли адрес утром и вечером. В первом случае высматривали подходящих по возрасту и комплекции мужчин, во втором ждали появления света в окне. Такое случилось, когда у меня оставалось всего три дня до начала работы. — Как выйдешь на службу, напишешь заявление, подколешь документ от осведомителя и передашь дело по инстанции, — оговорил со мной порядок действий Илья. Проследить за объектом получилось не сразу. Только задействовав два автомобиля, мы вычислили гараж. И уже от него в последний день моего отпуска повели подозреваемого. «Волга» была чёрная. Номер тот, что старушка записала. Мужчина внешне подходил под описание. Я его успел зарисовать несколько раз в разных ракурсах и подивился странному вкусу дам. Впрочем, им виднее. Предположил, что срабатывало всё в комплексе: уверенность, действительно отличная фигура, холёная морда и престижный автомобиль. «Волга», за которой мы следили, двигалась в потоке машин всё дальше на запад столицы. Илья с каждой минутой становился всё более мрачным. — Спорим, что он едет в МИД? — подал я голос. — И спорить не буду, — сжал Илья крепче руль. — Телефон следователя у тебя есть? У МВД дело мы забираем. С утра приходишь на работу, заполняешь бумаги и садишься печатать всё что знаешь, а я смотаюсь за делом в милицию. Понаблюдав за тем, как пристраивает свой транспорт объект слежки, мы не стали дальше мозолить глаза и развернулись в обратную сторону. — У меня ведь ещё неделя отпуска, — озвучил Илья. — На море не съездил, на рыбалке не был, что за жизнь? — Не прибедняйся. Если бы тебе всё было в тягость, давно бы перешёл в другое управление, — заметил я. На самом деле немного развлечься днём возможность была. Мой день рождения мы отметили в ресторане «Прага». У меня в нём блат и каждая собака знает в лицо. Праздновали втроём: Михаил, Илья и я. В очередной раз я подивился ценам. При хорошей зарплате питаться в ресторанах недорого. Качество обслуживания, конечно, хромает, но в столице это не так заметно. К тому же меня знали и считали щедрым клиентом, не жмотом. С домашними мой двадцать четвёртый день рождения отметил скромнее. С отцом съездили к бабушке, немного посидели за столом без деда. Он в последнее время из госпиталей не выбирается. Совсем плох стал. Для маман мои дни рождения очередной стресс и напоминание, что она не молодеет. Я не в обиде. Мне хватало поздравлений друзей. Жаль, в этом году не услышал их от Светки. На даче мы с Ильёй побывали и даже провели там три дня (Мишка в это время следил за домом подозреваемого). Так что заявление Ильи, что он совсем не отдыхал летом, слегка преувеличены. — А я ведь думал тебя на первое время в «портные» определить, — продолжил свои подколки Илья. — Поработал бы с полгодика «ножницами»… — Ещё не поздно, — ответил я, ничуть не веря, что меня могли посадить на обработку прессы, вырезать из легальной периодики статьи. Какая-то часть аналитики, безусловно, использует и эти данные. Но у меня, похоже, собственное дело появилось. Первый день на службе прошёл в беготне и суматохе. Личную печать для опечатывания сейфа и двери получить, кучу бланков заполнить, биографию (в который раз!) написать, с тем, что ознакомлен с правилами вплоть до схем пожарного выходов, расписаться. С биографией обычно случалось недопонимание со стороны тех, кто читал мой опус. Особенно тот момент, где я вставлял предложение: «В одиннадцать лет я стал членом Союза художников». Надеюсь, хоть здесь перепроверять и уточнять не станут, дядя Вова в курсе моей непростой биографии. К обеду закончил бумажные дела и был сопровождён для ознакомления в столовую, где немного передохнул. Вторую половину дня я уже работал в кабинете, куда меня определили. Напечатал на машинке (лента дрянь, нужно поменять) всё, что удалось нарыть по делу Романовой, собрал в папку имеющиеся документы, включая записку старушки, свои рисунки, и отправился на приём к генерал-майору. Звание у меня после выпуска — старший лейтенант. Да и не принято у молодых вот так просто к начальству заходить, но попросил секретаря доложить о себе. — У Владимира Петровича в три часа встреча с подполковником Савельевым, — сообщили мне. — Я по тому же делу, — показал папку в своей руке. Секретарь ещё немного посомневался, но позвонил, и буквально сразу я получил разрешение зайти в кабинет. — Сашка, я не понял! Думал, мы отметим, отпразднуем твоё вливание в наши ряды. А тут Илья что-то с утра наплёл, куда-то уехал, и у вас сразу дела образовались. В первый день работы? — не поверил он. — Светку Романову помните? — Убили её, я в курсе, — нахмурился Владимир Петрович. Передав начальнику тощую папку, я начал вводить его в курс дела. На моих глазах из добродушного «дяди Вовы» Владимир Петрович превратился в генерала. Стал раздавать по телефону указания, спросил, подъехал ли Савельев, я так понял, что к моему сообщению он отнёсся на полном серьёзе. Владимир Петрович начал рассказывать мне все трудности сложившейся ситуации. Оказывается, заводить дела и вообще как-то разрабатывать сотрудников МИДа разрешено только, имея неопровержимые доказательства, которые можно получить путём долгой и кропотливой работой. Причиной тому, что КГБ не могло взять «за жабры» любого из министерства, был Громыко. Андрей Андреевич, будучи министром иностранных дел, ревностно относился к своей вотчине. — «В МИДе предателей нет и не может быть» — вот его слова, — процитировал Владимир Петрович министра. Доказательства шпионской деятельности должны быть неопровержимыми. Мне вспомнилось, что именно на эти годы придётся большое число перебежчиков на Запад именно из МИДа. Не помнил я их. Всплывала в памяти фамилия не то Шевченко, не то кого-то с созвучной «украинской» фамилией, приближенного к Громыко. Меня всегда удивляли книжные персонажи попаданцев, которые чётко и внятно могли перечислить подобных «героев». На самом деле нужно или интернет держать под рукой, или специально заучивать и зубрить, надеясь на то, что случится оказия перенестись в прошлое, а тут ты такой во всей красе и умный. При этом не забывать, что попаданцев может занести с одинаковым успехом во времена мамонтов, Петра I и так далее. Не факт, что вызубренные маньяки СССР пригодятся. Не знаю, был ли настоящим шпионом этот Александр Дмитриевич или так совпало, и Светку не он отравил, разбираться всё равно нужно, но я такого шпиона не помнил. Безусловно, известные и склоняемые всеми личности отложились в голове, но тоже без точных дат. Бывали, конечно, исключения. И только по той причине, что я когда-то изучал и читал интересную мне тему. К примеру, взрыв автобуса в 1971 году в Краснодаре. Кто помнит? А я помнил, потому что в детском саду был в группе мальчик (кажется, Коля), чья мама погибла в том автобусе. И в моей голове не сохранились бы эти данные, но меня потрясло больше всего, что уже через год у Коли была другая мама. В том возрасте мне казалось, что самое худшее, что могло случится в жизни у человека, — это смерть мамы, и другая женщина её не сможет заменить. Спустя много лет взрыв автобуса если и вспоминали, то с излишними деталями. Автобус почему-то превратился в троллейбус и так далее. Я и сам забыл, какой именно вид транспорта взорвал шизофреник. И когда появилась возможность через интернет найти документы и фото, то почитал. Почитал и запомнил. Отвлекусь немного от автобуса и того шизофреника и вернусь снова к детскому саду, где мне довелось провести время до поступления в школу. Дети в нём, как мне запомнилось, обычные, не то чтобы уж сильно баловались. Был там у нас в группе один шебутной мальчишка. Он был меньше всех по росту, этакий воробушек-забияка. Во время дневного сна вечно на что-то отвлекался, смеялся. Маленький, смешливый, мешал детям спать. В один из дней воспитательница, наорав на него, стащила с койки и поставила на подоконник. Затем она спустила с него трусы и выставила на всеобщее обозрение как нам, так и тем, кто мог видеть мальчишку со стороны улицы. На рёв и причитания ребёнка женщина не велась. Проучив таким образом его и унизив (боюсь даже думать, какие комплексы он заимел в старшем возрасте), она спустя полчаса вернула его обратно. Позже, когда я уже учился в школе, узнал, что эта воспитательница стала заведующей детским садом, а затем заслуженным педагогом или типа того. М-да уж… Но вернёмся к четырнадцатому июня 1971. Сдав всё что можно в универе досрочно, я купил билет на поезд и поехал в Краснодар, решив, что смогу провернуть операцию по предотвращению террориста тихо и без проблем. Начнём с того, что я не знал, когда и на какой остановке гражданин Волынский сел в автобус. В интернете указывалось время взрыва 8:30. В районе восьми утра я стоял на остановке и тихо паниковал, думая о себе не самые лицеприятные вещи. Чего сам попёрся? Чего «в органы» не заявил? Наконец дождавшись нужного автобуса под номером один, я еле втиснулся в него и принялся оглядываться по сторонам. Тот или не тот автобус? Вдруг они чаще ходят, чем я рассчитал? И только увидев, как на следующей остановке заходит, можно сказать, знакомое лицо, я запаниковал в полной мере. Прикиньте, сам! Боже, какой я придурок! Влез в автобус с бомбой! Но делать нечего, пришлось протискиваться к Волынскому, чтобы своими глазами увидеть чемодан, поставленный возле бензобака. — Гражданин, это у вас что такое? — громко поинтересовался я. — Тикает как бомба и запах химический. Товарищи! Кричите водителю, пусть останавливает. В автобусе бомба! На самом деле в гуле голосов я не слышал никакого тиканья. Про запах вообще была полная импровизация, в душном автобусе среди потных тел ароматов хватало с избытком. И тем не менее одна дамочка поддержала мой выпад. — Бомба! — истерично закричала она. — А!!! — заголосил Волынский. — Выпустите меня, пропустите! — стал он рваться на выход. Повезло, что водитель был не дурак и затормозил. Народ стал спешно покидать автобус. — Мужчины, помогите удержать этого террориста! — попросил я, и добровольцы нашлись. Скрутили, заломили руки. В общем, выгрузись мы все. Водила с неким недоумением на меня посмотрел. Про бомбу он понял, но, похоже, не поверил. Где те бомбы с террористами и где СССР? — Я так на работу опоздаю, — послышалось со стороны. — Чего мы все вышли? — Товарищ, вы точно видели бомбу? — подошёл ко мне один пожилой мужчина в очках. Тут я сообразил, что мы слишком близко к объекту. — Все бегом подальше! — заорал я и, бросив на фиг шизофреника, кинулся в сторону. На часах было точное время взрыва. И если автобус ещё не взлетел на воздух, то это дело нескольких секунд. К сожалению, моим заверениям поверили немногие. Водила вообще решил вернуться в салон. И в это время прозвучал взрыв. Автобус, эту махину производства Львовского завода, подбросило вверх примерно на метр. Росшие у обочины дороги деревья повалило взрывной волной. В двухэтажных домах, расположенных поблизости, звякнули и посыпались оконные стекла. Повезло, что большая часть пассажиров отошла к передней части автобуса и смертельная начинка почти никого не зацепила. Разве что водителя взрывной волной подкинуло и отбросило на тротуар. Что тут началось! Тётки заголосили, кого-то посекло осколками стекла, кто-то просто напугался. Те мужики, изначально помогавшие мне, кинулись догонять шустрого террориста. Он успел прийти в себя и припустить в сторону улицы Тургенева. Молодцы, догнали, накостыляли и даже стали связывать ремнём ему руки. Тот мужик в очках, что интересовался про бомбу, побежал к телефону-автомату. Транспорт на Гагарина разом встал. Люди, ехавшие по своим делам, кинулись на помощь. Насколько я заметил, смертельно раненых среди пассажиров не было, но после взрыва многие получили порезы от стекла и каких-то мелких металлических деталей. Раны кровоточили и на фоне взорванного автобуса представляли страшное зрелище. В этой неразберихе я тихой сапой сбежал. Звание героя и всенародная слава мне ни к чему. Пока не опомнились и не подъехала милиция, я под предлогом посмотреть, кому там плохо, слинял. Дальше пешочком, пешочком. Мельком глянул на дом, где прожил детство и юность. Он только строился. Наверное и «я» маленький в детский сад хожу, но это неважно. Быстрее на вокзал и на поезд. Место я приобрёл в плацкарте, боковое у туалета (какое было, то и купил). Главное, сейчас удалиться подальше. Хорошо, в это время у пассажиров поезда никто не проверяет паспорта. На вокзалах нет сканирующих рамок и моей личностью никто не заинтересуется. Ладно поезд, меня система контроля в аэропортах вводила в ступор. Понятно, почему потом стали угонять столько самолётов. В небольшие воздушные суда пассажиры сами заносили багаж, который никто и не думал проверять. Да в этих баулах пулемёт пронести не проблема. А уж пистолет в кармане проще простого. Единственная загвоздка была в том, что раздобыть пистолет в СССР сложно, зато не проблема изготовить обрез из охотничьего ружья. Служба безопасности в аэропортах не скоро устранит эти недостатки, пока же считают, что проверки паспортов хватает. На железнодорожном транспорте контроля совсем нет. Пока ехал, анализировал и костерил себя за правильные или не очень действия. Не хотелось мне светиться перед милицией, поскольку объяснить имеющиеся данные я не мог. Откуда у студента МГУ, проживающего в Москве, сведения о террористе? Зато милиция могла легко обвинить меня в причастности. Адреса Волынского я не знал и не факт, что сумел бы отыскать, не засветившись. Был вариант не пустить его с чемоданом в автобус. Однако бомба по-любому взорвалась бы рядом с жилыми домами, а я в одиночку мог и не поймать мужчину. В результате успокоил себя, решив, что поступил правильно. Домой вернулся без проблем. Моё отсутствие не было замечено. То, что я сдал сессию досрочно, тоже никого не заинтересовало. Думаю, это была единственная акция с моей стороны, которую я смог осуществить единолично и без последствий. Пассажиры автобуса, конечно, опишут мою внешность, а вот найти меня вряд ли получится. Ну, допустим, нашли, и что? Дяде Вове я выдам своё «озарение» и инцидент спустят на тормозах. На самом деле я надеялся, что искать парня, сообщившего о взрывном устройстве, долго не будут. Волынский во всём признается, у него дома найдут доказательства, а я останусь в памяти, как безымянный герой. Если бы со всеми остальными шпионами и маньяками всё было так же просто. Почему-то чаще всего вспоминают Чикатило. А таких «Чикатило» по стране середины семидесятых было с полсотни. Без дат и привязки к местности я помнил некого Бирюкова, так называемого «охотника за младенцами». Примерную картинку я Владимиру Петровичу предоставил. Он долго не мог поверить, что такое вообще возможно. Несколько раз переспросил, что я имею в виду под фразой «совершение с младенцами насильственного полового акта» и сильно огорчился, что я не помнил год, когда появится этот маньяк. Ведь вычислить его получится не раньше, чем он совершит первое убийство. Тут я вспомнил, что в первый раз его оштрафуют за хулиганство. Милиция успеет пресечь преступление, когда тот украдёт коляску с ребёнком. Его отпустят, взяв штраф (мужчина сообщил, что просто пошутил над нерадивой мамашей). Надеюсь, эта информация сработает. Безусловно, Владимир Петрович служит не там, где ловят маньяков, но он как-то решает вопросы с моими предсказаниями через других сотрудников. Гагарин, к примеру, уже закончил военную академию и где-то работает не испытателем, а в комиссиях.