— В Варшаве под именем Вильгельма Оберейтера. — Срочно готовьте майора Кравцова и уже через две недели он должен быть в Лейпциге. Там для него есть большое дело… * * * Иван Артурович Нольман вернулся к себе в кабинет и приказал срочно найти старшего лейтенанта госбезопасности Елену Николаевну Костину[33]. Молодая красивая женщина (Костиной нельзя дать больше 22 лет) работала под его началом с 1940 года. Она была внедрена еще до начала войны и смогла проникнуть в абвергруппу, которая была заброшена на территорию СССР перед самым началом войны. Костина отлично поработала в Харькове осенью 1941 года. Затем в 1942 году она была заброшена в Западную Украину, но судьба там отвернулась от неё, и она провалила задание. Полковник НКВД Одинцов ходатайствовал о наказании Костиной и отстранении её от работы. Нольман спас Елену от наказания и перевел в свой отдел. Осенью 1943 года она работала в Ровно, в столице рейхскомиссариата Украина и успешно внедрилась в состав украинского подполья ОУН. Но после того, как немцев выгнали из Ровно и Луцка, Костина не долго оставалась на своем месте. Хотя её помощь контрразведке СМЕРШ на этом посту была неоценима. Лейтенанта НКГБ могли раскрыть органы безопасности националистов[34] и Нольман принял решение вернуть Костину в Москву. — Товарищ комиссар государственной безопасности, старший лейтенант Костина… — Проходи, Лена. — Нольман жестом указал ей на стул. — Что-то срочное, Иван Артурович? — У нас всегда что-то срочное. Прости, что не дал тебе положенного отдыха. — Что-то случилось? — «Ольга» вышла на связь. — Но вы сами говорили что использовать «Ольгу»… Нольман перебил её: — Говорил. Но она сама проявила инициативу. Использовала один из каналов связи и передала сообщение в Москву. — Через кого она вышла на связь в Берлине? — Она связалась с нами из Варшавы. — Но как она оказалась в Варшаве? — Командировка. Сопровождала своего шефа оберштурмбаннфюрера Вильке. И, похоже, что немцы затеяли нечто серьезное. И времени у нас, как всегда, нет. — Но что случилось, Иван Артурович? — А вот послушай и сделай выводы. Оберштурмбаннфюрер СС Вильке, офицер для особых поручений бригаденфюрера Танцмана отправляется в Варшаву. И на этот раз он едет как курьер, который должен доставить в Варшаву секретный прибор. — Офицер такого уровня простой курьер? Но Вильке взяли на службу в аппарате РСХА совсем не для этого. — Именно. — А известно, что он вез в Варшаву? — Радиопередатчик. — Рацию? — Это не просто рация, это нечто весьма новое, учитывая секретность операции. Причем прибор этот весьма небольшой по размеру. — Но почему в Варшаву? — Там Вильке передал его агенту, который доставит передатчик на нашу территорию. И агент, для которого так постаралась техслужба СД, сидит где-то у нас в самых верхах. — Значит задание важное, — сделала вывод Костина. — Да. Если за дело взялся Вильке. Но и это еще не все. Похоже, что в рейхе зреет заговор против Гитлера. И нам нужно знать об этом как можно больше. Потому «Ольга» теперь имеет большое значение благодаря близости к Вильке. — Вы хотите отправить меня в Берлин? — Сначала в Варшаву. Ты отправишься к Вильгельму Обрейтеру. — А кто это? — Фольксдойче. Ныне держит фотоателье в Варшаве. — Ваш новый агент? — Новый? Я не назвал бы его новым. Лена. Ты его знаешь. — Знаю? — Это Лавров Роман Романович, в прошлом лейтенант госбезопасности. — Лавров? В Варшаве? — Да и ты станешь его сопровождать. — Сопровождать куда? — Он закроет ателье и переберется в Берлин. Для этой цели ему будут переданы деньги в немецких марках. Небольшую часть повезешь ты, а остальные он получит через тайник в Лейпциге. — И сколько повезу я? — Сорок тысяч рейхсмарок. Этого вполне достаточно для переезда. Свое ателье он должен продать как можно быстрее. Цена значения не имеет. — И что нам делать в Берлине? — Лавров-Оберейтер купит там небольшой отель. Я дам тебе контакты одного агента по торговле недвижимостью. Я знал этого человека еще до войны, когда бывал в Берлине. — Он не знает кто вы? — Нет. Но нам он нужен именно по своей профессии. Ты Мария Шульце, немка из Польши, которая со своим женихом Вильгельмом Оберейтером решила переселиться в Берлин и открыть небольшое дело. — И откуда у польской немки деньги на отель в Берлине? — Деньги есть у твоего жениха, который получил несколько месяцев назад большое наследство. Вот вы и решили вложить деньги в какое-нибудь предприятие, способное давать постоянный доход. А что лучше небольшого отеля неподалеку от крупного железнодорожного вокзала? Вы присмотрите подходящее заведение и внесете аванс 20 тысяч рейсмарок. — А сколько стоит отель? — Около 350–320 тысяч по довоенным ценам. Сейчас возможно дешевле. Остальные деньги вы станете выплачивать по закладной. Денег у вас хватит. И на покупку отеля, и на ремонт, и на новую обстановку. Вы наймете на работу еще одного твоего знакомого, Лена. Это капитан госбезопасности Кравцов. Наш давний агент, работавший в Харькове в 1942 году под именем певца Савика Нечипоренко[35]. Ныне он прибудет в Берлин и будет зваться по паспорту Эргон Альтман. — Отель идеальное место для встречи с агентом, — сказала Костина. — Именно так. Но времени у вас мало, Лена. Тебе предстоит самой выйти на контакт с «Ольгой». — Что насчет связи? — Радиопередатчика у вас не будет. — Это осложнит работу, Иван Артурович. — Я понимаю, но не хочу рисковать. Ваша группа обойдется нам слишком дорого. И это работа на дальнюю перспективу, Лена. Провала допустить нельзя. Я дам тебе эстафету, при которой агенты-курьеры, ничего знать ни о тебе, ни о твоих напарниках не будут. — Связей с берлинской группой у нас не будет? — Прямой связи не будет. Только эстафета. — «Ольга» станет нашим основным источником, Иван Артурович? — Нет. Я не хочу допускать возможности провала «Ольги». И основным источником должен стать СС оберштурмбаннфюрер Вильке. — Вильке не наш агент, Иван Артурович. И я не думаю, что Вильке станет с нами сотрудничать. — Но у нас есть факт твоей вербовки именно господином Вильке. — Однако Вильке не знает, что его вербовка Анны Гончаренко часть операции 2-го управления НКГБ. Для них я агент на перспективу «Племянница»[36]. — На Вильке у нас достаточно компромата, Лена. Еще с Харьковского дела 1942 года хвост тянется[37]. И при случае это ему предъявить можно. Но это на самый крайний случай.