– Аве Аби, – прошептала она. – Скажи, что меня нет дома… – Запрос на звонок высокого приоритета, – прогнусавил Аби. Словно он тоже спал. Словно он тоже хотел спать и не слышать, не слышать, не знать, что все было зря… – Нет-нет… пусть идут на хрен, – беспомощно пробормотала она. – Я ничего не хочу, никуда не пойду… если там карабинеры – пусть ломают двери… – Пользователь – Освальд Ирш прислал вам награду на три балла общественных симпатий, – доложил Аби. – Сообщение для получателя – «Открой дверь, мы все умрем». Ваш рейтинг понижен на три балла. – Что?.. – Марш решила, что окончательно сошла с ума. Белые стены и единение с лабором ей больше понравились, чем игры с рейтингами. – Пользователь Освальд Ирш прислал вам награду, – повторил Аби. – На три балла… Она с трудом сфокусировала взгляд. Аби действительно показывал ей наградку – плюшевого зайчонка с охапкой цветов. Под ним горела радостным зеленым светом цифра «3». – Ваш рейтинг понижен на три позиции, – закончен он. – Понижен? – тупо повторила она. Какая-то чушь. За очки общественных симпатий начисляли рейтинг. Как «за красивые глаза» от Бэла, как за любую награду, которой люди выражали одобрение и симпатию. Начисляли, а не списывали! Аби показал ей сводку. Цифра под открыткой была зеленая. В траурной рамке сводки – красная. Марш почувствовала, как что-то сжалось в горле и ухнуло в живот. – Пусти его! – скомандовала она, скатываясь с кровати. От апатии не осталось и следа. Освальд стоял на пороге, бледный и мокрый, будто бежал от самого «Сада». Рыжие кудри потускнели, лицо посерело, и только нос алел как у олененка с брейсовских открыток. – Даффи умер, – простонал он, хватая ее за плечи. – Даффи умер, мы тоже скоро умрем! – А ну отвали! Я ничего не сделала! – Марш попыталась отцепить его руки от своего жакета, но Освальд держал крепко. – Я не хотела убивать вашу девчонку, но я не стала ничего публиковать… вас никто ни в чем не должен был обвинять… Да отпусти ты меня! – Даффи нас сдал! Он думал, Гершелл его отмажет! – Совсем дурак? – фыркнула она, хотя это было совсем, совсем не смешно. – Как он умер? – Рейтинг обнулился, – прошептал Освальд, разжимая пальцы. – Смотри… Он протянул руку, но она дрожала так, что изображение никак не могло сфокусироваться. Марш заставила его сесть на пол и сжала его ладонь. Над транслятором сгустилось лицо Гершелла. – Все наши выпускники – замечательные люди, – уверенно говорил он, глядя прямо в камеру. Прямо Марш в глаза, настоящий и мертвый. – Но мне приходится расставлять эфиры… по определенной логике. У каждого из наших замечательных выпускников есть замечательные черты, но истории… замечательны в разной степени. Конечно, для человека лучше, чтобы его история была скучной. Никто в здравом уме, – усмехнулся Рихард, – не желает трагических потрясений, увечий или смертей… Марш больше не смотрела ему в глаза. Она смотрела на зеленую шкалу общественных симпатий под портретом Даффи. – … однажды Даффи подошел ко мне и сказал: «Знаете, мистер Гершелл, а я ведь играю на гитаре и мечтал собрать конвент…» «Только не говорите, что кто-то из вас пробовал играть на гитаре – это даже для вас слишком», – резанули память собственные насмешливые слова, брошенные в «Тихушке». Гершелл все знал. Трусливый гаденыш Даффи выложил ему все, хотя ему было нечего бояться. Нечего? Марш представила, как мальчишка мечется, не зная, что делать. Опубликует она манифесты, подставит их или нет? Доверялась бы Марш самой себе, понадеявшись, что у нее хватит совести не выставлять доверившихся ей людей убийцами? Нет, не доверилась бы. Марш все сделала, чтобы люди ей не доверяли. – … к сожалению, он не может присутствовать… только аватар… но в студии есть его лечащий врач, госпожа Товин… А шкала под портретом все ползла и ползла, медленно и неумолимо. – Пломбы… он снял пломбы? Разморозил ваши рейтинги? – спросила Марш, стараясь, чтобы ее голос звучал как можно тверже. Мальчик боится смерти, и не зря боится. Мальчик ей доверился, а она его подвела, но даже сейчас он пришел искать защиты именно сюда. Ей хотелось его прогнать, но она не смогла. Освальд кивнул, и капля пота с кончика его носа упала ему на грудь. – Когда следующий эфир? Где Иви? – Не знаю… Иви осталась… я сбежал… – Сбежал? – Да, Гершелл двери запер, но там же не тюрьма, не весь персонал привык… а Иви побоялась… осталась там… не смог ее уговорить… – Можешь ей позвонить? – Связи… в «Саду» больше нет связи… – У тебя тоже рейтинг крутится в обратную сторону? – спросила она. Освальд снова молча кивнул. Марш медленно села рядом с ним на пол и снова взяла Освальда за руку. Внимательно посмотрела на рейтинг, разжала пальцы и закрыла глаза. Мальчишка умрет, как только Гершелл начнет эфир про него. А есть ли у Гершелла доступ к ее профилю? Наверняка есть. Если Даффи все разболтал, даже какими словами она их убеждала помогать, значит, Рихард просто пробует силы. Заодно убирает свидетелей и людей, которые могли помешать его вожделенному переезду. «Она с Рихардом дружит… думаешь, поссорились? Из-за камер?» – спросил ее голос Бесси. – Они спали? – глухо спросила Марш. – Кто? – Освальд, казалось, впервые ее услышал. – Гершелл с девчонкой, которая умерла. – Нет… она хотела в «Саду» остаться. Она в последнюю ночь… в последнюю, да, торчала у Гершелла в кабинете, но она сказала, что они просто пили чай… – Ты поверил? Освальд кивнул. – Ну, значит, так и было, – равнодушно сказала Марш. – Я пытался ее спасти, – просипел Освальд. – Правда, я бежал к башне… вот, видишь ожог… Марш растерянно кивнула. Ей было плевать. Действительно дружили. Надо же. У Гершелла были друзья. У Гершелла, которого она не захотела убивать ценой жизней троих выпускников «Сада». А Рихард, значит, захотел. Значит, он снова жертвует чужими жизнями. Как жизнью Леопольда. Марш открыла живой глаз. Закрыла и открыла снова. Ах, какая злая мысль! Какая злая идея, не на десяток – на сотню золотых ос! И лекарства. Сколько Леопольду нужно лекарств и сколько они могут стоить? Марш не придумала, где ей взять достаточно рейтинга, чтобы помочь в такой беде. Даже ее второго глаза будет недостаточно. Но что если Рихард дал ей шанс? Плохой человек. Я, я плохой человек. Бесси. От этого имени потянулась тонкая ниточка, завязалась в узелок, а может, в петельку. Нужно посмотреть на эту ниточку пристальнее чуть позже. Бесси-Бесси, хорошая девочка Бесси, а что если она спасет их с Освальдом? В конце концов, Марш-то точно знала, кто здесь плохой человек. А если Бесси тоже нужно спасать? Рихард знает, кто принес взрывчатку и кто носил записки. У него хватит совести не мстить еще и ей? Марш не верила ему. Так же как он не верил ей. Хорошая мысль. Хороший план. Нет уж, пусть эта мысль свяжется в узор. Петелька-Леопольд, петелька-Гершелл, петелька-Бесси свяжутся в одну петельку. – Ты пробовал отправлять заявки в службу поддержки? – спросила она, цепляясь за другую спасительную мысль. – Да. С репортами. У заявки низкий приоритет, у меня цифр не хватает… Ну конечно. В любой подобной ситуации человек просто отсиделся бы дома, потому что для других людей не снимают эфиры, поднимающие рейтинг. Марш представила экран, и на нем свое лицо. Ласковый голос Гершелла, который будет говорить и говорить о ней столько хороших, добрых слов. И люди будут смотреть эфир, люди проникнутся тем, какая она замечательная. И кто-то не пожалеет пару токенов на награду, на несколько баллов общественных симпатий. А потом еще кто-то, и еще. И каждая награда будет откусывать маленький кусочек ее рейтинга, которого осталось совсем немного.