— Ну-ка, обломайте этому наглецу бока! Четверо лодочников мигом бросили дыбиться и кинулись собирать деньги, а после похватали шесты и устремились к лестнице на набережную, всерьез намереваясь побить оскорбившего их нанимателя наглеца. И, надо сказать, Микаэль подобного поворота никак не ожидал. Палки были длинными, что твои копья, пользоваться ими лодочники точно умели. У них имелись все шансы поколотить бретера, и даже так отступать тот не стал и потянул из ножен шпагу. Ангелы небесные, ну что за напасть! Маэстро вполне мог первым открыть счет и деморализовать тем остальных, но любой из возможных исходов схватки меня категорически не устраивал, и я коротко шикнул на подручного: — Уймись! — а сам потянул из-за ремня волшебную палочку. — Ну-ка, назад! Желающих связываться с колдуном не нашлось, и лодочники спешно спустились обратно на пристань. А вот красный будто рак молодчик и не подумал отступиться. — Он оскорбил меня! Задета моя честь! — закричал молодой человек, брызжа слюной. — Так брось вызов! — посоветовал я. — Нет? Ну и проваливай! Мой визави оглянулся на лодочников, не дождался от них поддержки, возмущенно засопел и потопал прочь. Его слуга поспешил следом. — Какое беспримерное падение нравов! — пожаловался маэстро Салазар. — Это просто возмутительно! — Хватит бросаться на людей! — потребовал я. — Ничем хорошим для тебя это в столице не закончится! Микаэль только фыркнул, жестом подозвал стоявшего на крыльце таверны мальчишку и велел тому отнести обратно пустую кружку. Мы спустились на пристань, и лодочники насторожились, не зная, чего теперь от нас ждать. — Кто возьмется довезти до университета? — спросил я, поспешив развеять их опасения. Мужички переглянулись, и один из них направился к лодке; как видно, в этой компании было заранее обговорено, чья очередь брать клиента. Я ступил в утлое суденышко и кинул звякнувший металлом саквояж под ноги, а сам уселся на банку. Маэстро Салазар тоже задерживаться на пристани не стал и присоединился к нам. — Извиняйте, сеньоры, — повинился тогда рябой лодочник и оттолкнулся шестом от пристани. — Мы ж не со зла, семьи кормить надо. — Да все понятно! — отмахнулся я и ухватился за борт лодки, когда ту начало раскачивать на волнах. Микаэль и вовсе промолчал, и тогда рябой обратился уже конкретно к нему: — Зря ваша милость юнца задирать стала. Это сын Кристофа-ростовщика, а при том всяка погань вертится, долги вышибает. Могут и вас… того… — Поживем — увидим, — небрежно обронил бретер, потом усмехнулся. — Благодарю за предупреждение. Лодочник кивнул, еще раз оттолкнулся от дна шестом и сменил его на весло, поскольку нас почти сразу вынесло на глубину. Дальше плыли молча. По берегу потянулись причалы речного порта, и гребец начал искусно лавировать между весельными баржами, рыбацкими баркасами и торговыми парусниками, ему стало не до разговоров. После пришлось перебарывать течение впадавшего в Рейг притока, который так и норовил отнести лодку подальше от громады цитадели Ангела. Крепость щерилась во все стороны бойницами, ее батареи не только прикрывали порт, но и могли снести всех и каждого с Великого моста, как именовалась переправа через Рейг. Дальше лодка оставила позади пристань монастыря Поступи Пророка и высоченные каменные стены, за которыми укрылась от мирской суеты обитель, и очутилась у исполинских опор моста, проплыла под ним и свернула в выходивший на Южную набережную канал. Качка сразу пропала, и стихло течение, зато теперь гребцу приходилось демонстрировать чудеса изворотливости, дабы избежать столкновений со встречными лодками. Тут уж он растерял всю свою невозмутимость и принялся сыпать проклятиями и богохульствами, что твой ландскнехт. Но — доплыли. Прежде чем подняться по каменным ступеням спускавшейся к самой воде лестницы, я сунул лодочнику грош и достал из кошеля серебряную монету помельче: — Накину грешель, если встретишь нас здесь в восемь вечера. Рябой запустил руку под круглую шапочку и поскреб затылок. — Могу подождать вашу милость на пристани под Великим мостом, — предложил он. — Отсюда гоняют. И точно — даже эта мимолетная заминка привела к тому, что из лодки, плывшей за нами следом, понеслась отборная брань. Гребец в долгу не остался и ответил тем же, но сразу отвлекся и посмотрел на меня: — Что скажет ваша милость? — По рукам. Я кинул лодочнику мелкую монетку и поднялся к стоявшему у парапета набережной Микаэлю. Бретер с тоской глянул на веранду питейного заведения, где было не протолкнуться от юнцов в безвкусно броских одеяниях, и столько почудилось в его взгляде зависти к этой компании, что на миг сделалось не по себе. — О-хо-хо, — вздохнул маэстро Салазар. — Хорошо школярам на вакациях, всех забот — денег на выпивку сыскать. — Мик, — обратился я к подручному, — не подведи меня. Не вздумай напиться, прежде чем покончим с делами. — Со всеми делами разве что на том свете покончим, а на небесах не наливают, знаешь ли! — Так нам вознесение на небеса и не грозит, — хмыкнул я, снял шляпу и несколько раз обмахнул ею лицо. У реки зной худо-бедно разгонял свежий ветерок, а в городе не ощущалось ни малейшего дуновения воздуха. Вся надежда была на белые кудлатые облачка, которые к исходу дня вполне могли обернуться грозовыми тучами и пролить на столицу освежающий дождь. — Ладно, идем! И мы пошли. Несмотря на уже начавшиеся каникулы, в университетской округе оказалось на удивление людно, и в пивных не было свободных мест, не на всех хватало даже выставленных на улицу столов. Школяры толпились у входов в таверны, пили и закусывали острыми жареными колбасками стоя. Разносчицы обходили их, раздавали с подносов кружки, убирали плату в нагрудные карманы фартуков и спешили за новыми порциями вина и пива, а юнцы точно так же курсировали, только к сточным канавам и обратно. И еще все понемногу стягивались к площади у главного корпуса университета, откуда доносился перестук барабанов, пронзительный визг дудок и слаженный рев подвыпивших школяров. Мы с Микаэлем переглянулись и, не сговариваясь, свернули на соседнюю улочку, решив обойти это столпотворение стороной. Не вышло. На следующем перекрестке пришлось пропускать длиннющую процессию разгоряченных молодчиков в бело-сине-зеленых одеяниях цветов столичного университета. Вырядились те почище ландскнехтов: все красовались беретами и шляпами с длинными перьями, пышными рукавами и штанинами с декоративными разрезами, начищенными до блеска кожаными туфлями с загнутыми носами. Тут же вышагивали музыканты с барабанами и длинными дудками, которые заканчивались широкими раструбами. Шум и гвалт стоял такой, что заложило уши. Бей, души! Жги, круши! И так — снова и снова. Разгоряченные лица, распахнутые в крике рты, мокрые от пота рубахи. И просто море агрессии и азарта. Микаэль уставился на меня с немым изумлением, но я лишь махнул рукой. Видят небеса, не имело смысла надрывать глотку, пытаясь переорать толпу. Слова попросту канули бы в творящемся кругом бедламе. В отличие от подручного, для меня происходящее загадки не составляло. Просто в сопровождении многочисленных болельщиков выдвигалась на игру в мяч команда университетского округа. Забава эта была чрезвычайно популярна в Ренмеле, участвовали в ней решительно все кварталы, цеха и общины, благо особой сложностью правила не отличались. По сути, правил было два: запрещалось использовать любое оружие и доспехи, а для победы требовалось занести набитый рваньем кожаный мяч на базу противника. И не имело никакого значения, получится добиться этого хитроумными передачами-бросками или путем прорыва обороны соперника в кулачной сшибке. Без драк, к слову, не обходился ни один матч, и знакомые профессора-медики утверждали, что по тяжести травм и количеству жертв игра уступала разве что дуэлям. Команда наконец миновала переулок, мы с Микаэлем вломились в поредевший хвост процессии, перешли через дорогу и двинулись в обход университета к столичной резиденции Вселенской комиссии по этике. На ходу я просветил бретера о правилах игры в мяч, и тот презрительно фыркнул: — Развлечение черни! — А вот тут, друг мой, ты не прав. Случалось сходиться в схватке за обладание кубком маркизам и герцогам. Маэстро Салазар лишь скептически хмыкнул, а я придержал его и сказал: — Нам сюда. Бретер удивленно вскинулся, оглядел вывеску в форме щита с перекрещенными на нем шпагой и мушкетом и уточнил: — Оружейник? — Именно, — подтвердил я и толкнул дверь. Звякнувший колокольчик привлек внимание подметавшего пол вихрастого паренька, он выпрямился и спросил: — Чем могу служить, сеньоры? Я не обратил ни малейшего внимания на увешанные шпагами, кинжалами и арбалетами стены и болванов в кольчугах, кирасах и шлемах, прошел мимо зарешеченных шкафов с мушкетами и пистолями прямо к прилавку и выставил на него саквояж. — Мастера позови, — потребовал у парня. Тот обернулся к сидевшему в темной нише охраннику, и громила с изуродованной ножевым шрамом физиономией поднялся с табурета, повел мощными плечами, хрустнул пальцами. — Зови, — разрешил он, а сам остался стоять. Вид Микаэля ему доверия явно не внушил, да и мой, полагаю, тоже. А вот когда через несколько минут со второго этажа спустился хозяин оружейной лавки, он всплеснул руками и расплылся в широкой улыбке: — Магистр вон Черен! Безмерно рад вас видеть! — У вас поразительная память на лица, мастер Корнас, — улыбнулся в ответ и я. Костлявый старик с клочковатой седой бородой постучал себя указательным пальцем по морщинистому виску. — Вы мне льстите, магистр! Просто не до конца еще прокисло содержимое этого бурдюка, только и всего! — Он вытер ладони о ветошь, сунул ее в карман кожаного фартука и перешел к делу: — С чем пожаловали? Я расстегнул саквояж и выудил из него матерчатый сверток с кольчугой, которую в свое время приобрел именно в этой лавке. Мастер развернул ткань, разложил доспех на прилавке, оценивающе оглядел распоротые кольца и покачал головой: — Ну что за безобразие! Испортили такую замечательную вещь! — И чуть не испортили меня, — поддакнул я. — Мерзавцы, что и говорить! Старик покривил уголок рта: — На вас, молодых, все заживает как на собаках, а такое плетение сам я восстанавливать не возьмусь. Слишком тонкая работа. Придется отсыпать мастеру. Иначе никак, иначе никаких гарантий! Я не стал спорить, только уточнил: