* * * Именно таким Надя и представляла себе жилище колдуна. Поистине, это была самая удивительная комната, в которой ей приходилось когда-либо бывать. Вадим называл ее «Пещерой темных знаний». И это было действительно так. В отличие от пышного убранства верхних помещений, эта комната была нарочито грубой: потемневшие от времени доски, серая штукатурка, прикрытая старинными гобеленами, камин из неотесанного камня… — Ах, какая прелесть! Со стропил свисал самый настоящий крокодил, огромный, с разинутой зубастой пастью, со стеклянными глазами рубинового цвета. В отсветах настенных светильников казалось, что чудовище заговорщицки подмигнуло девушке. Кроме чучела крокодила были тут чучела птиц — павлинов с радужными хвостами, хохлатых попугаев, отливающих ультрамарином ворон, мелких, размером с жука, пичужек разных расцветок. Все они чуть заметно колебались под волнами вентилятора, смотрели на гостью пристально — оценивали. А между ними болтались в пучках, привязанные за хвосты, высохшие ящерицы, саламандры, лягушки. — Настоящая пещера средневекового алхимика! — восхищенно произнесла Надя. — Духи неба, земли и воды… И это в двух шагах от города! Ой, а это что?! В стеклянных витринах были разложены кабаньи клыки и львиные когти, клюв утконоса и слоновьи бивень, рога носорогов, буйволов, антилоп. А над витринами красовались головы снежного барса, и памирского архара, и уссурийского тигра… — Ой, да ты у меня охотник! — всплеснула руками Надя. — Зверобой! Всех этих зверей ты убил сам? — Я охотник за истиной, — скромно ответил Оболенский. — Я не убийца. — Но эти чучела?.. — Поиски истины требуют соответствующего антуража, моя рыбка. Художник творит среди картин, писатель — среди книг, музыкант — среди звуков. Даже ассенизатор выбирает себе подходящую обстановку. — Фу, котик!.. — Специфика работы, моя дорогая. Без этого — никак нельзя. — Понятно… Надя прошлась по комнате мимо круглых гнезд диких ос, мимо африканских скульптурой, мексиканских идолов, индийских божков, соломенных масок и капюшонов, которыми должны накрывать головы медиумы во время транса, когда их забирают в свои владения многоликие божества. Амулеты, талисманы, заспиртованные в банках гадюки, сосуды темного стекла с растолченными в пыль кореньями, пучки сухих трав, свисающих, как скальпы поверженных врагов… — Ой, Вадик! Сколько книг!.. Полки вмещали в себя тысячи книг. Были здесь новые, еще пахнущие типографской краской издания, но большинство книг прошли через время. Они были на разных языках, разного размера и толщины, и от них тянуло плесенью, а некоторые побуревшие кожаные переплеты были прикованы к полкам цепями. Сумрачность библиотеки внушала благоговение и беспокойство. Надя поежилась. В своем летнем, пожалуй, даже чересчур открытом платье она вдруг почувствовала себя неуместной среди этих томов. — Это книги о магии? — О магии?.. Скорее о потерянной, забытой духовности, о благословенных временах, когда христианство еще не завладело миром. Это книги о временах, заселенных демонами, духами, присутствием мертвых, эманациями вечности… — Оболенский вещал загробным голосом: то ли шутил, то ли действительно испытывал благоговение. — Смутные, разрозненные знания, осколки былого великолепия. Индийские брахманы, пифагорейцы, древние иудеи, египетские маги, гимнософисты, даже шаманы Крайнего Севера, друиды Британских островов, мексиканские колдуны… Забытый, потерянный мир. — Наверное, это был чудесный мир. — Да, чудесный. Тот мир был насыщен гармонией чуда, тонким присутствием потусторонних сил, и нужно было их постичь, позволить им проникнуть в сердце, завладеть разумом. Делалось это при помощи магии. — Надя заметила, что в голосе Вадима исчезли шутливые нотки. Оболенский был серьезен, торжествен и строг. — Только магия позволяет воздействовать на природу сил, приводящих в движение гомеопатию. Ах, белочка моя! Смешно смотреть на потуги современной науки! Истинная мудрость неуловима, преходяща, ускользаема — она выше всех измерительных приборов. — Неужели ты прочел все эти тома?! — Все, — кивнул Оболенский. — Но секрета так и не нашел. Увы. — Ты совсем как Бойко. Тот тоже все время ищет какую-то древнюю книгу. Про магию. Вадим удивленно приподнял брови. — Про магию? — Да, — улыбнулась девушка. — Выписывает книги бог знает откуда, все читает, читает, а потом выбрасывает книгу в мусорку. Иногда даже рвет в клочья. Не то, мол. — Надя опасливо оглянулась, подошла к Вадиму, прошептала на ухо: — Я сначала думала, что он какую-нибудь формулу ищет. Он: ведь химический факультет закончил, виды подавал, мог стать большим ученым… А потом поняла, что дело здесь не в химии. Он с мертвыми разговаривает. Ей-ей! Я сама слышала. Может жару или дождь наслать. Или болезнь. Сказать по секрету, я его немного побаиваюсь. — Неужели? — недоверчиво улыбнулся Оболенский. — Такая отважная воительница, танцующая с кобрами, — и боится какого-то там… Забыл, как его… — Бойко, — все тем же шепотом подсказала девушка. — Владимир Семенович Бойко. И он не какой-то там… Ох, зря я тебе про него сказала! — Ты поразительное создание! С тобой не соскучишься… И ты все время такая разная… Не понимаю. — Чего? — Перемен твоего настроения. На теплоходе ты была одна, потом стала другая. Странно даже! — А какая лучше? — Надя кокетливо улыбнулась, скрывая свою растерянность: неужели Вадим заметил подмену?.. — Какая из нас тебе милее: та, другая, или вот эта? Она раскинула руки в стороны, словно для объятий, приподнялась на цыпочках, стройная, сверкающая молодостью в полумраке «Пещеры», сильная и желанная. — Обе хороши, — выдохнул Оболенский. — И все они — ты! Иди ко мне, моя кошечка!.. Дай-ка я тебя обниму. — Ах, котик!.. — жеманно наморщила носик Надя. — Только не здесь… Я здесь не хочу. — А что ты хочешь? — Нос Оболенского, красный, пористый, уже навис над глубоким декольте. — Хочешь звездочку с неба? Нет?! А сама хочешь стать звездочкой? А-а, вижу, вижу!.. Хочешь! И правильно. Я сделаю тебя звездочкой, настоящей звездой! Твои портреты — везде, тебя будут узнавать в лицо, тебе подражать, тобой восхищаться… Хочешь? — Ах, котик!.. — Иди сюда, на диван… Давай присядем, моя волшебница! Моя колдунья! Фея! — Ну Вадим!.. Не нужно. Я боюсь. — Чего? Я же с тобой! — Среди этих книг… Среди всей этой магии… Ну… Мне кажется, что на меня смотрит Бойко. Понимаешь?! — Господи, да кто такой этот Бойко? Ну-ка рассказывай, что это за тип! Я начинаю ревновать! «Зацепила, — улыбнулась Надя. — Сработало. Главное, теперь не переборщить, а то не поверит. А от постели, похоже, не отвертеться… Ну и ладно. Это даже интересно. И еще одно интересно: про «звездочку» он мне обещал серьезно или так — бахвалился?.. А если серьезно?! Но — потом, потом… Сначала дело». — Бойко мне говорил, что ревность породил Бог. Когда он вылепил Адама из глины, то через некоторое время создал из огня ему жену. Но Адам не мог выдержать огромную температуру, он стал ревновать жену к огню, и в конце концов жена ушла от него. Адам мучился, грустил, и Бог, поняв свою ошибку, создал Адаму новую жену из его же ребра. И они стали жить дружно. — Понятно, не зря написано в Библии: «Плоть от плоти», «кость от костей». Молодец твой Бойко. Если послушать его, то оказывается, у Адама было две жены. Я же свою первую жену отправил в Италию. — А вторую? — А вторую? — игриво улыбнулся он. — Вторую — подбираю. Как учит твой Бойко. — Бойко знает все, что происходит на земле, в воздухе, в морской пучине… — еле слышно произнесла Надя. — Родители хотели, чтобы он получил хорошее образование… И она со вздохом, медленно легла на спину. ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯ «Родители хотели, чтобы он получил хорошее образование», — вспоминал Оболенский Надин рассказ. У них были возможности и средства, поэтому Владимир Бойко получил образование за рубежом. Там он якобы и увлекся тайными науками, глубоко скрытыми в архаических каньонах и потерявших смысл традициях. Сначала он покупал брошюрки с дешевыми рецептами, как приворожить возлюбленную или наслать чуму на недруга, как оградить себя заговоренным кругом и управлять погодой. Но все это были вздорные выдумки дилетантов, ничего не смыслящих в древних искусствах. Владимир оказался в тупике. И тогда появился человек в сером. Именно он научил Владимира таинствам Великой Ночи, ритуалам заклинания Князя, пророчеству, предвидению… В подземных храмах неофиту было рассказано, как общаются духи и люди, как живут демоны, что любят, как завладевают душой и телом. Он постиг страх, искусство трансформации предметов… — О небо! — вздохнул Вадим. — Какая чушь! «Этот тип совсем заморочил девушке голову. А ведь она верит этому бреду. Верит и боится Бойко, как провинившаяся собака боится своего хозяина. Так дело не пойдет! Девушка должна принадлежать только ему, Оболенскому, бояться только его и любить тоже только его!» Вадим Владимирович сидел в своем кабинете за огромным столом из красного дерева — «саркофагом», как его называли редакторы. Неимоверные размеры стола символизировали мощь и незыблемость издательства «Олма-пресс». Но все это было фикция, обман, иллюзия, потому что издательство было создано исключительно с одной целью — отделять зерна от плевел. Внешне все выглядело вполне респектабельно: солидный интерьер, картина Мане в холле, ковровые дорожки, широкий перечень наименований! издаваемой литературы, большой оборот. Но хозяйственных расходов издательство не несло. Весь штат составляли пять психологов, занимающих должности редакторов, бухгалтер, именующий себя финансовым директором, старушка-экспедитор, чаевничающая на складе в подвале, и секретарша. Предприятие было ширмой, прикрывающей от посторонних глаз интерес Оболенского к мистическим учениям. Вадим Владимирович посмотрел на часы. Через пятнадцать минут начнется совещание редакторов. «А если парень действительно что-то умеет? Если за путаными речами испуганной девчонки скрывается толика истины? Вдруг впервые за эти годы он натолкнулся на нечто существенное — на то, ради чего он открыл издательство? Что, если Бойко — маг?» — Глупости, — сказал своему отражению в глубине полированной поверхности стола Вадим. — Слишком много «если». По роду своей деятельности он не раз встречался с людьми, которые утверждали, что открыли источник вечной молодости или секрет бессмертия. Этакие проходимцы с физиономиями профессиональных магов: прямой греческий нос, густые брови и хищный взгляд. Обычно они носили длинные волосы — заплетали их в косички или перевязывали кожаными ремешками с амулетами. Обязательный атрибут — борода, но негустая, с проседью, часто искусственной. Зато усы — пышные, залезают на верхнюю губу, и это даже хорошо, потому что улыбки этих типов омерзительны: хищные, чуть презрительные, многозначительные и зубастые. Почему-то у доморощенных магов всегда отвратительные зубы. Несколько раз Вадим, по «наводке» редакторов, принимал подобных фанатиков и, бывало, даже чуть не покупался на их выдумки. Они приходили со своей книгой с заклинаниями против злых духов пли с действенными рецептами против старости, они бережно клали отпечатанные листки на стол и, вежливо улыбаясь, будто разговаривали с ребенком, сообщали, что с рукописью нужно обращаться с пониманием и опаской. Потом, между прочим, они рассказывали о том, как изгоняли бесов из своих одержимых друзей, как это было опасно для непосвященных, но человеку знающему бояться нечего: мир духов тоже подчиняется законам, и они, маги, эти законы знают. Оболенский иногда не понимал, верят ли они сами в то, что говорят. Он вежливо прощался с такими авторами, пускал их рукописи по обычному «бумерангу» и больше о встрече не вспоминал. Однако, если в мире существуют маги, они должны как-то себя проявить: выйти на прессу, что ли. И тут-то Оболенский их вычислит. Магия, как вино, а вино молчит только в закупоренных бутылках. Вадим Владимирович усмехнулся своему отражению. Он вспомнил, как неделю назад редакторы привели к нему одного типа с рукописью о том, как легко и просто создать в домашних условиях гомункулуса. Автор утверждал, что инструкции описаны детально и гомункулус украсит любое жилище наподобие симпатичного мопса.