— Шутишь? — Не-а. — Он сделал глоток вина, и я поняла, что это для того, чтобы отвлечься от гнева, все еще зревшего внутри. — Майклу было шесть месяцев, когда я однажды вернулся домой и обнаружил его одного, кричащего на весь дом и сидящего в собственных экскрементах. Дина собрала свои вещи и ушла от нас. Возможно, мне удалось бы справиться с ее исчезновением, если бы она не бросила моего ребенка одного. Она могла бы обратиться к соседям и попросить их присмотреть за Майклом до моего возвращения, но она просто оставила его одного. Могло случиться что угодно. Увидев страх в его глазах, я не могла не накрыть его руку своей ладонью. — Мне очень жаль. — У нее была послеродовая депрессия. Я не знал об этом, пока она не написала мне в прошлое Рождество, прося прощения и разрешения встретиться с Майклом. Несколько месяцев мы много спорили об этом, прежде чем я спросил Майкла, чего хочет он. — И он хотел встретиться со своей мамой. — Я убрала руку, но ладонь все еще покалывало от прикосновения. — Да. — Хейдин снова запустил вилку в пасту. — Она объяснила, где пропадала? Почему на возвращение в вашу жизнь у нее ушло так много времени? Он кивнул. — Чтобы справиться с депрессией, она начала пить. Она в завязке уже два года. — Значит, она протрезвела, вышла замуж за адвоката и теперь хочет быть в жизни Майкла, потому что готова быть в его жизни. — Меня пронзило раздражение. — Разве люди не заслуживают второго шанса? — Заслуживают, но ей также стоит помнить, что вы с Майклом были одни десять лет, и она не может врываться в вашу жизнь и начинать принимать решения без твоего согласия. В глазах Хейдина мелькнула вспышка огня, и между нами пробежала уже знакомая искра напряжения, которую мы оба так старались не замечать. — Я прилагаю все силы, чтобы вести себя хорошо и не вынудить ее подать в суд на полную опеку. Я не хотела его волновать, но ему нужно было быть реалистом. — Хейдин… рано или поздно, она подаст на опеку. Выражение его лица стало суровым. — Суд всегда принимает сторону матери. — Нет, неправда. Никто не встанет на сторону матери, бросившей своего ребенка на десять лет. В лучшем случае она получит право на посещения. Так что перестань позволять ей принимать решения без твоего участия. С Рождеством уже ничего не поделаешь. Но ей не должно сойти с рук такое манипулирование тобой и Майклом. В конечном итоге, от всего этого пострадает именно Майкл. В следующий раз, когда она что-нибудь выкинет, стой на своем. А если она пригрозит тебе битвой за опеку, напомни ей о тех десяти годах, когда она отказывалась от своего ребенка. Хейдин откинулся на спинку стула, пристально наблюдая за мной. — Как бы я ни восхищался твоей яростной защитой нас… я не чувствую, что ты горишь желанием простить. — Простить Дину? Мне нечего ей прощать. Я просто высказываю свое мнение. — Мои щеки покраснели при мысли о том, что он нашел меня бессердечной. — Нет, я имею в виду… — Он пожал плечами. — Не знаю, что я имею в виду. Видимо… А какова твоя история, Кенна? Я поделился с тобой кое-чем личным. Ты работаешь у нас уже почти три месяца, а я понятия не имею, что на самом деле привело тебя сюда. Мой пульс немного участился, когда я готовилась сказать Хейдину правду. — Кенна? — Он обеспокоенно нахмурил брови. Я нервно облизнула губы, борясь с горем, которое все еще грозило меня задушить. — Мои родители умерли в День подарков в прошлом году. Навестив меня на Рождество в Инвернессе, они возвращались домой в Абердин. Встречная машина резко свернула на их полосу дороги. Родители погибли на месте (прим.: День подарков (англ. Boxing Day) — праздник, отмечаемый ежегодно 26 декабря в Великобритании и в ряде стран Британского содружества наций: Австралии, Новой Зеландии, Канаде, а также на Кирибати, Самоа и др.). Глаза Хейдина сверкнули эмоциями, и он прошептал: — Мне очень жаль, Кенна. Я знала, что мама Хейдина еще жива, и они с Майклом навещали ее в родной деревне недалеко от Абердина, а отец Хайдина умер, поэтому он в некоторой степени понимал мою боль. Моя улыбка чуть не превратилась в слезы, когда я продолжила объяснять: — С учетом выплаты по страховке за их жизни, пенсий и выручки от продажи дома… они оставили мне приличную сумму денег. Вот почему у меня хорошая машина… — И поэтому ты переехала в Арднох? Чтобы быть ближе к семье? Мысль о моей кузине, как о настоящей семье, выбила из меня горестную усмешку. — Нет. Моя кузина… не думаю, что я останусь с Уной надолго. С ней не так просто ужиться, и я почти уверена, что она ворует у меня деньги. Хейдин охнул. — Почему ты ничего мне об этом не сказала? Я пожала плечами. — Я разбираюсь с этим, подыскиваю арендованное жилье, пока на продажу не выставят что-то подходящее. Его брови сошлись вместе. — Тогда я не понимаю… зачем переезжать сюда? Мой пульс участился, щеки покраснели. — Потому что… потому что родительница на моем последнем месте работы… мы с ней подружились. Как происходит, когда присматриваешь за чьим-то ребенком. Ее муж постоянно пропадал на работе, а она была школьной учительницей. И с ее дочерью иногда было тяжело справляться. Я старалась оказать максимальную поддержку. К тому же, она была так добра ко мне после смерти моих родителей. Предоставила мне отпуск и всегда справлялась, как у меня дела. — Это хорошо… — Однажды вечером, примерно спустя пять месяцев после смерти моих родителей, она попросила меня задержаться на девичник. Ее муж был на работе. После просмотра фильмов и съеденной пиццы, она уложила дочь спать… я собралась уходить… и она поцеловала меня, а когда я попыталась оказать сопротивление, вцепилась в меня руками и ногами. Мне пришлось оттолкнуть ее от себя. Брови Хейдина поднялись. Смутившись, я рассмеялась. — Подобное поведение всегда ожидают от отцов. — Я встала и начала убирать теперь уже опустевшие тарелки. Хейдин тоже встал и последовал за мной на кухню. — Так, что случилось дальше? — спросил он, взяв на себя мытье посуды. — Она извинилась. И я сказала ей, что не разделяю ее чувств, но мы можем просто обо всем забыть. Я решила, что это просто оплошность из-за выпитого вина. — Но все оказалось не так? Я прислонилась к кухонной стойке, пока Хейдин мыл посуду. — Сначала она пыталась… забыть. Но примерно через месяц сказала мне, что должна со мной распрощаться. Она была слишком смущена и, кажется, боялась, что я расскажу о случившемся ее мужу. Предложила дать мне хорошую рекомендацию в обмен на то, что я уйду по-тихому. Хейдин закончил загружать посудомоечную машину и выпрямился. — Ого. — Если добавить ко всему прочему тот факт, что мое горе все еще было свежо, то я приехала сюда для смены обстановки. — И как, помогло? Я опустила взгляд. — Я чувствую здесь то, что, как думала, никогда снова не почувствую после потери родителей. — Я отвернулась. — Но не все пошло гладко. Жить с Уной — ужасно, а мои друзья из Инвернесса, кажется, забыли о моем существовании. В Абердине у меня есть семья. Мама Уны, дядя… но после смерти родителей они вели себя ужасно, потому что ждали наследства. После того, как все досталось мне, я получила несколько сообщений и звонков с требованием дать им денег. — Сочувствую. Я посмотрела на него. — Деньги действительно выявляют в некоторых людях худшее. Он кивнул и прислонился к стойке рядом со мной. Когда он скрестил на груди руки, наши предплечья соприкоснулись. — Можно я расскажу тебе кое-что, о чем мало кто знает? — Конечно. Я — могила. — Меня наполнило удовольствие от мысли, что Хейдин так мне доверяет. Он смотрел в окно, в котором виднелись деревья, окружающие подъездную дорогу к дому, и в его глазах я распознала печаль. — Мои родители развелись, когда мне было четырнадцать, и единодушно приняли решение, что большую часть времени я буду жить с отцом. Лето я проводил с мамой, и они чередовали каникулы… но в основном были только мы с отцом. Я обожал его. — Он одарил меня болезненной улыбкой. — Примерно через год после рождения Майкла, когда Дины с нами уже не было, мы переехали к отцу, чтобы он мог помогать с внуком. И… он выиграл в лотерею «Евромиллионы». От шока я замерла. Такого я не ожидала от него услышать.