Не оступись, дружище Вааст, Я верю всем сердцем: Настанет наш час. Незнакомец прибил вторую доску к фальшборту[3]. Когда он поднялся, ружья уже не было. Мужчина явно знал Эя. Он чувствовал себя на верфи как дома. Работал не спеша, напевал… Он пришел сюда по туннелю – получается, у него был ключ. Я ничего не понимала. Я выскочила из своего укрытия, но нога зацепилась за крышку. Мужчина выпрыгнул из бота, как кошка. Наши взгляды пересеклись. Он разразился смехом. Я нырнула между двух волн навстречу свежему воздуху и помчалась вдоль скалы как можно быстрее. Кто этот незнакомец? Почему у него ружье? Получается, на верфи работал не один человек? Но какая разница, если Эй в курсе? Я поднялась на очередную ступеньку воображаемой таинственной лестницы, но сколько еще там осталось ступенек? Эй никогда ни о чем мне не рассказывал. Любил ли он меня или же просто использовал? В голове была каша… Сил идти по гравию не осталось. Утренняя радость покинула меня. Каждый шаг давался с трудом. А еще я здорово проголодалась. Стало ясно, что придется встретиться лицом к лицу с Дедушкой. Какое у него будет настроение? Может, его уже предупредили о моем исчезновении. Мне хотелось, чтобы он волновался, чтобы он сожалел. Чтобы был зол, но только на отца Самюэля. Впрочем, было бы что поесть, а остальное неважно. Наконец-то вдали показался дом. День подходил к концу. Я совсем обессилела. В приоткрытую дверь виднелось разбитое окно. Как по волшебству сзади меня вырос Эй в своей рыбацкой одежде. Он толкнул дверь, но рукой загородил мне проход. В нос ударил сильный запах алкоголя. На полу была разлита бутылка настойки, стол перевернут. Я пошла за Эем, но Дедушки нигде не было. Шаги Эя раздавались над моей головой, на втором этаже; он рычал, двигал мебель, похоже, вырывал половицу. Я подняла с пола чернильницу, перо и Дедушкино вязание. Одна из спиц оказалась липкой от крови. Где же он? Комната выглядела странно пустой, но в очаге еще тлели угли… Эй вернулся с зажженной свечой и пистолетом на поясе. Он был страшен; рот открыт, словно бездна. Эй побежал на террасу, остановился перевести дух, затопал ногами, вернулся за подзорной трубой и наконец обвел взглядом порт, гавань и море. В нем кипели вопли – вопли, которые бились внутри и не вырывались наружу. Он ринулся в свою комнату, громко хлопнул дверью, а потом – снова шум и топот. Дедушка исчез, но Эй обезумел не поэтому. Вот он опрокинул что-то из мебели на пол. Слышалось, как из оконных рам вылетают стекла. Эй промчался по лестнице, схватил огромный мешок и бросил на пол свечу. Тут же пролитый алкоголь вспыхнул. Желтое пламя облизало стол, поцеловало соломенные стулья и, втянутое дымоходом, разбухло, словно волна. Вспомнив обо мне, Эй схватил меня за руку и вытянул наружу. Я схватила было перо и чернила, но Эй вырвал их у меня из рук. Снаружи я увидела, как дым красит в черный цвет черепицу. Потрескивало пламя. Черная колонна дыма высилась над крышей и наполняла ночь искрами. Эй даже не пытался остановить пожар. Мы сразу побежали в густом дыму и добрались до любимого Дедушкиного места. Не хватало дыхания, я перешла на шаг. Ледяной ветер, казалось, пронизывал нас насквозь. Не предупредив, Эй толкнул меня и прижал к земле животом вниз. Он задрал мне рубашку на голову, уперся локтем в поясницу, а другой рукой крепко держал за шею. И внезапно я закричала от острой боли в спине – мне как будто загнали иглу под кожу. Как будто к ней что-то пришивали. Снова и снова. Чуть сбоку. Чуть выше, чуть ниже. Я извивалась под его рукой, рыдала от боли, но Эй не ослаблял хватку. Осталась лишь эта боль по всей спине. Справа, слева. Медленная. Старательная. Механическая. Когда он меня наконец отпустил, я не смогла встать. Эй перебросил меня через плечо и продолжил путь на вершину скалы. 5. И море Теперь я знаю: самые лучше моменты в жизни – самые короткие, а за ними наступают суровые времена. Но на смену жестоким воспоминаниям приходят другие, иногда удивительно приятные. Той ночью я очнулась и подумала, что сплю. Тело мое покачивало, как младенца в колыбели. Легкий ветерок дул в лицо, а перед глазами была лишь бесконечная темнота, в которой то тут, то там мелькали огни – они тут же исчезали, если я пыталась их разглядеть. Нежный шум, как журчание ручейка, как стук сердца, наполнял вселенную. Казалось, что мое дыхание повелевает стихиями. Я не спала, но и не бодрствовала. Иногда меня охватывала дрожь, а за ней тут же следовало сладкое чувство невероятной благодати. Музыка воды, звучавшая одной длинной, повторяющейся, необыкновенной нотой, поддерживала мое состояние на грани сна и яви. Это было чудесно. Так продолжалось, пока ветер не донес до меня запах трубки Эя. Тогда все мое тело очнулось. Я поняла, что лежу на дне бота, завернутая в одеяло, и что Эй гребет на веслах впереди. Глухая ночь. Новая луна, пригвожденная к горизонту, не принесла с собой света. Я с трудом различала силуэт Эя, но запах его табака твердил, что он совсем рядом. Корпус бота качался от мелких волн то в одну, то в другую сторону. Едва я пошевелилась, как тут же ощутила боль в спине. Я вспомнила о том, что произошло. Дом в огне, исчезновение Дедушки, безумный Эй. И мне захотелось не просыпаться. Я попыталась уснуть изо всех сил, как маленькая девочка, разбуженная кошмаром посреди ночи. Был ли это сон? Был ли это кошмар? А может, все эти приключения произошли со мной на самом деле? Я закрывала глаза, сосредоточившись на плеске воды от ударов весел, и время от времени возвращалась в ту сладостную благодать, где меня качали, вели, укутывали, защищали. Мы плыли недалеко от берега – я слышала, как волны разбиваются справа. Бот направлялся на север, оставляя Дьепп позади. Казалось, Эй никогда не перестанет грести. Понемногу эхо волн растворилось – наверняка потому, что скала уменьшалась в размерах, – и Эй замер, позволив нашему судну мягко дрейфовать. Разглядывая берега, я узнала очертания одного из пляжей. Эй зажег керосиновую лампу и поставил ее на палубу. Мы ждали. Через какое-то время он снова взялся за весла и направил бот к берегу. С той стороны замерцал слабый свет, он то загорался, то гас. Эй остановил бот. Свет стал ярче. Чья-то тень прошла по волнорезу с фонарем и огромным мешком в руках. Перед собой она с металлическим грохотом толкала другой мешок. – Ну что, Вааст, решено, снимаемся с якоря? Знакомый голос. Как только человек наклонился, чтобы прыгнуть на палубу, я увидела его лицо – это был тот низкий рыжий мужчина. Он поставил свой фонарь рядом с керосиновой лампой, Эй сел рядом с ним, и вдвоем они долго совещались. Разговор шел с помощью рук – Эй никогда и ни с кем так раньше не общался. Жестикулировали на все лады. Беседа получалась не из приятных. Со своего места я видела, как у них напрягались все мускулы, а взгляды мрачнели. Затем они погасили лампы, затащили последний мешок, и бот отошел от волнореза. Новичок сел рядом со мной и достал куртку из мешка. Я поняла, что он меня не заметил. Он все кряхтел. – Сбежать ночью, как крысы. Предупредить Парро в последний момент. Еще и тащиться с тремя кошками[4] на плечах. Теряешь хватку, старик. Сначала уши и язык, теперь еще и хватку. Аккуратней, Вааст, у тебя так ничего не останется. Все это он произнес с акцентом, которого я никогда раньше не слышала в порту. Он пошарил в мешке, осмотревшись по сторонам, как чайка. Эй, в свою очередь, решительно греб в открытое море. – Это еще что за напасть? Хотя я и укуталась с головой, мужчина заметил меня и оставил мешок в покое. – Разрази меня гром! Это еще что такое, Вааст? Он резко сорвал с меня одеяло, чтобы рассмотреть полностью. – Иисус-Мария!! Незнакомец бросился искать фонарь, зажег его и поднес прямо к моему носу. Эй не двигался. – Девчонка! Тут девчонка! Иисус-Мария! Ты совсем спятил, старик! Он сел напротив Эя и принялся отчаянно размахивать руками перед его лицом. Не добившись никакого ответа, вернулся ко мне. – Черт побери, девчонка! Да еще и такая мелкая. Его желтые зубы оказались совсем рядом с моим лицом и воняли. – Что ты тут делаешь? Кажется, к его ярости начало примешиваться веселье. – Погоди-ка, а мы раньше не виделись? Мне кажется, у нас с тобой есть маленькая тайна. – Он задумался. – Начнем сначала. Как тебя зовут, девчушка? – Маргарита. – Маргарита! – В нем снова закипела ярость. – Имя для богачей! Маргаритка! Цветок в роскошном саду. Большие лепестки, длинный стебелек. И уйма гордости. Но чуть тряхнешь ее – хрясь, стебелек-то сломается. Ты ошиблась кораблем, принцесса, у нас тут одни бедняки. Он со злостью рассмеялся, бросая время от времени взгляды на Эя. – Ромашка – вот отличное имя для бедняков. Мало отличается от маргариток, но можно топтать ее сколько угодно. Ей хоть бы хны – поднимет головку и слова не скажет! Ромашка лишь очухается и сильнее станет, поняла? Поняла? Он даже не смотрел на меня. Он обращался к небу, к морю – не знаю к кому – и ворчал, как спятивший старик. Снова склонившись надо мной со своим вонючим ртом, он сказал: – Тут одни бедняки, слышишь, Ромашка? Почему, думаешь, мы отваливаем так, посреди ночи? Путешествие для нищих. Как говорит Парро, богатство надо искать в широко разинутых глотках богачей. Собственно, туда и плывем, в глотку к богачам. Там все и подохнем, черт! И ты вместе с нами… Он бы никогда не заткнулся. Но вдруг упал набок с пронзительным криком, получив от Эя удар веслом по ребрам. Снова установилась тишина, нарушаемая лишь мягким плеском весел. День просыпался. Утро выдалось чудесное. Солнце выглянуло сразу. Эй с Парро долго гребли перед тем, как остановиться поесть. Мне тоже перепало. Теперь они суетились вокруг мачты. Насколько я поняла, стеньгу[5] так и не установили и в бот тоже не положили. Получалось, мы действительно поторопились с отплытием. Мы продолжали плыть близко к берегу. Издалека виднелись Дьепп и развевающиеся паруса в порту. Мы же двигались прямо на запад, в открытое море, но сильный встречный ветер утомил гребцов. Эй отправил Парро на мачту, чтобы закрепить блок и протянуть фал. Мачта высотой с гик![6] Затем Эй достал из форпика[7] парус, и оба мужчины молча принялись его устанавливать. Встав у руля, я должна была держать бот против ветра, пока они не управятся. Парус, прикрепленный к нашей полумачте, имел жалкий вид. Я немного повернула руль. Парус забрал ветер и снасти заскрипели. Бот тут же подчинился, встал против течения и чуть накренился. Мы шли медленно, но верно, и я не знала, кто из нас троих больше всего радовался тому, что бот наконец ожил. Какое-то время мы просто стояли, наблюдая за парусом и разбивавшимися о борт волнами. Эй чуть не забыл снять меня с руля. Я подумала о том, что он чуть не забыл меня и в заточении у отца Самюэля: еще немного – и уплыл бы себе вместе с Парро. И даже не пожалел бы об этом. Но я могла пригодиться. И я сама, и мой слух. Между тем парус за три порыва ветра надулся вдвое сильнее. Нужно было много сил, чтобы удерживаться на плаву: ветер крепчал, мы шли против течения. Эй встал у руля. Я увидела на его руке длинную кровавую рану, на которую он не обращал внимания. Всем весом он налегал на руль. Судно выпрямлялось после встречи с волной, а потом переваливалось на другой борт. Вода лилась на палубу как из ведра, но тут же вытекала по бортам. Мы сухие, канаты и парус скрипят, мы мчимся вперед, несмотря на ничтожные размеры паруса. Без сомнения, этот бот строили как быстроходный. В первый раз с момента нашего отплытия в глазах Эя угадывалось что-то еще кроме предельного напряжения. Взглядом он обводил каждый сантиметр своего творения: от палубы до снастей. Эй прямо сиял от гордости. Вдруг он встретился взглядом со мной – кажется, наконец-то меня заметил. Он улыбнулся и зарычал. – Да здравствуют плотники-моряки! – выкрикнул Парро, который крутился вокруг Эя, как шмель. Он вопросительно показал на меня пальцем. Эй начал жестикулировать в ответ. У Парро от удивления вытянулось лицо: – Разрази меня гром, ты его дочь! Дочь Ля Уга! Иисус-Мария! Так вот почему мы драпали, как будто нам задницу подожгли. Если бы кто спросил Парро, тот бы отказался. И разговаривать нечего. Нет! Чтоб какая-то сопля под ногами путалась! Место сосунков – у мамкиной юбки. Проклятье, что ты тут забыла, Ромашка? Он топал ногами, качал головой и сердито скалился гнилыми зубами. Эй спокойно рулил, смотрел вдаль. – Парро отказался бы. Баста. Но Вааст – хитрец, это всем известно. Сказал: давай прямо сейчас, нельзя терять ни минуты… И ночью. Еще и с половиной мачты! А выходит, ты дочь Вааста… Чудно. Не ждали. Если это правда, ты должна плавать как рыба. Ты еще пешком под стол ходила, а уже вовсю ныряла под лодку. Забавно было. Вот ты выросла – и снова с нами путаешься. Да и говоришь не больше твоего папаши. Поклясться готов, у тебя есть свои тайны, как и у него. Тебе придется несладко, Ромашка. Будь дочерью хоть Вааста, хоть самого дьявола – мне разницы нет. Много всего произойдет… Эй не отходил от руля. На лице у него отразилась тревога, взгляд почернел. Ему нужна была помощь, чтобы заменить слух. Бот сильно качался на волнах, понемногу набирал воды. Берег издалека напоминал тонкую линию. Вокруг ни паруса – только два дымовых факела виднелись, но слишком далеко, чтобы мы разглядели корабли. Я не знала, куда мы плывем, но плыли мы туда так быстро, как только могли. Парро подошел ко мне, и мы вместе присели на гроб. Кажется, он хотел со мной подружиться. – Знаешь, что это? – спросил он.