Вот кстати! Шоу Нормана-Дормана только началось, и телевизор в приемной доктора Мелроуза был включен как раз на нужной программе. Первым делом я подкатила к регистраторше (у дамы на лбу было написано, что Всевышний создал ее с единственной целью орать: "Следующий!") и назвала фамилию пациентов. Осмотрелась. О-о-о! Горячее у доктора Мелроуза выдалось утро. Кадки с цветами, столики с потрепанными журналами и лица, лица, лица… Ни одного свободного места. Ну ничего. Нормана-Дормана и стоя посмотреть не грех. Я покатила коляску в свободный уголок. — Присядете? — предложил благообразный джентльмен с пожелтевшими от табака усами. — Благодарю, вы так любезны… Я с удовольствием постою. — Забот полон рот у мамочки, верно? — Он кивнул на коляску. Рдея горделивым румянцем, я приподняла уголок накидки, чтобы он смог полюбоваться на моих уснувших ангелочков. Картинка, а не дети! Крохотные пухлые кулачки на атласном одеяльце, на щечках ямочки, на розовых губках счастливые улыбки. Круглолицая и румяная соседка джентльмена тоже наклонилась к коляске: — Какая прелесть! — Спасибо… — Двойняшки? Поразительно, как часто люди задают этот вопрос! А я не устаю на него отвечать. Ну нисколечко. Один ребенок — уже непостижимое чудо; при виде двоих поневоле перестаешь соображать. Как обычно, я пустилась в подробный рассказ о появлении близнецов на свет (начиная с моих героических схваток) и уже подходила к выбору имен, как в приемной появилась Глэдис Шип. Черная шляпа, пальто до пят — гувернантка на пенсии, да и только. Неожиданный плач Эбби заставил мисс Шип оглянуться. Я махнула в знак приветствия, как положено между знакомыми и в какой-то степени коллегами… да так и застыла с приклеенной улыбкой. Органистка смотрела сквозь меня. Облила презрением и исчезла за одной из дверей. Ну и что? Может, она просто очки протереть забыла. Стоит ли из-за этого так переживать? И все же мне стало не по себе. Противное чувство, будто ненароком провалилась в сточную яму. — Следующий! — гаркнула дама за стойкой. Следующей оказалась моя румяная соседка. — Вот теперь и посидите, — сказала она, махнув на прощание близнецам. В кресле осталась забытая книжка. Судя по полуобнаженной парочке на обложке, читать ее деткам было рановато. Пришлось отложить и обратиться наконец к телевизору. Благородный борец-одиночка в развевающемся на ветру черном плаще стоял у витрины своего игрушечного магазина. — Ба, ба, ба! — Норман-Дорман напряженно вглядывался в экран из-под шлема. — Не обманывают ли меня мои окуляры? Неужели здесь собрались мои любимые мальчики и девочки? О да! Вот и Билли с Джози — надеюсь, сломанная ручка не беспокоит, Джози? Привет и тебе, Эдвард, и тебе, Нэнси… Патрик, Джулия, Лайза… Привет всем-всем-всем! Итак… — Норман взмахнул руками, словно приглашая друзей забраться к нему под плащ, — сегодня мне без вашей помощи не обойтись. За морями, за долами, не так чтобы очень далеко, но и не слишком близко, жила-была добрая-предобрая миссис Браун. Решила она однажды поздравить своего сыночка Барри с днем рождения и приготовила из красного желе хорошенького зайчишку с лакричными усиками. Подошло время вечернего чая. Мама Браун достала большую ложку и вдруг слышит тонюсенький голосок: "Пожалуйста, не ешьте меня. Я зайчишка не простой, а волшебный. Позвольте мне жить в вашем холодильнике". Ох и разозлился же поначалу папа Браун! "Чтобы какой-то студень занимал целую полку в холодильнике? Ни за что! Куда же я поставлю бутылки со своей любимой шипучкой?" Поругался папа Браун, потопал немножко ногами, а потом смирился. И волшебный зайчишка стал себе жить-поживать в холодильнике. Так они и жили счастливо все четверо, пока не случилась беда. Злобный мистер Сляк похитил зайчишку, чтобы превратить его в лужицу фруктового сока. Если мы опоздаем… — Нет! — раздалось рядом со мной. Отлепив взор от экрана, я обнаружила еще одного члена клуба фанатов Нормана-Дормана. Благообразный джентльмен до того испереживался, что едва не проглотил свои пожелтевшие усы. Ну как было не похвастаться, что я знакома с его героем? — Вы знаете Нормана?! — выдохнул сосед. — Не совсем… — Одной рукой качая коляску, другой я, по примеру миссис Мэллой, кокетливо пригладила волосы. — Но с его женой знакома. — И как она вам? — Очень милая… — А с мужем она вас познакомит? — Возможно… Шоу продолжалось. Норман уже приставил лестницу к луне и висел под самыми облаками. Безобидный вымысел… Сказка… Сказка? В ушах зазвучал голос Рокси: "Сказочная ночь любви, миссис X.! Сегодня, и только сегодня! В душе вдруг родилось дивное, почти детское предвкушение чуда. Домашнее задание — это не кривлянье, не бесполезная трата времени на всякую чушь! Я же спасаю свой брак от прожорливой миссис Скуки. Совсем как Норман-Дорман! Шоу на экране, точно по заказу, сменилось рекламой кошачьего корма, и я тут же ухватилась за книжицу с многообещающей обложкой. "Валхалла — страна любви". Я повертела книжку в руках, и та послушно открылась на тридцатой странице… …Великий бог Тор, некогда испивший океан, так что воды его отступили от берегов, ныне обратился к небесам. Одним взмахом могучей руки отогнал он стаи зловещих облаков. Безмолвствовало поле страшной сечи. Жалкие наемники упали на колени, обратив взгляды на вершину изумрудного холма, где стояла принцесса. Принцесса-воин. Дива… Рыжие пряди ее сияли ярче солнечных лучей. Глаза цвета редчайшего лилового сапфира соперничали блеском с драгоценными каменьями, некогда украшавшими разграбленный дворец ее отца. Подол юбки принцессы потемнел от крови врагов, а божественно прекрасные плечи ломило от тяжести меча, который она вынула из рук умирающего Бода Немилосердного. Не пролив ни слезинки над телом своего верного оруженосца, Дива дала клятву отомстить убийце, самому порочному и жестокому из всех саксов. Барону Дерику, владельцу замка в Долине Дриад. На вершине холма, усеянного лютиками, спокойная и уверенная в объятиях бога Тора, стояла принцесса Дива. Одна рука ее сжимала рукоять боевого меча, другая лежала на талии, что была уже лаврового венца. Окруженный своими воинами, Дерик смотрел на нее с другого берега ручья. Глаза его мерцали холодным блеском, но сердце переполняла страсть. Всемогущий Один! Как она прекрасна! Не будь он Дериком из Долины Дриад, если не завоюет Диву прежде, чем ночь опустится на этот священный холм. На губах барона заиграла мальчишеская улыбка. — О боги! Долог же был твой путь ко мне, красавица… Довольно! Захлопнув книжку, я раздумывала, куда бы ее пристроить, когда в приемной грянул боевой клич воительницы двадцатого века: — Следующий! Эбби и Тэм подпрыгнули в коляске. Гип-гип-ура, детки! Нам выпал счастливый билет! Под обстрелом завистливых взглядов бедолаг, которые явно торчали здесь со времен изобретения пенициллина, близнецы покатили на прием к доктору Мелроузу. Святые небеса! Наш медицинский ангел-хранитель скорчился в глубоком кожаном кресле: голова запрокинута, глаза закрыты. Умер! Иные причины я отвергла сразу же, как не отвечающие высокому званию профессионала. За что сама едва не поплатилась жизнью, когда доктор Мелроуз открыл глаза и выпрямился. — Миссис Хаскелл, если не ошибаюсь? Хорошенький вопрос. Приятно услышать такое от врача, который выписывал мне рецепты со дня моего появления в Мерлин-корте. Доктор Мелроуз — джентльмен крупных пропорций, ни ростом, ни объемами не обижен. Твидовые тройки, которым он никогда не изменял, обычно добавляли ему сходства с бурым хозяином леса. Но сегодня костюм почему-то висел мешком, а одутловатое лицо и остекленевший взгляд навевали безрадостные мысли о тяжелом сотрясении мозга. — C'est moi[4], — подтвердила я дерзко. — Пора осмотреть малышей. Месяц прошел. Как вам это нравится? Доктору нужно напоминать, зачем мы с детьми решили прогуляться до больницы! Пока я вынимала Эбби из коляски, милейший док изучал мою принцессу с таким видом, словно не мог взять в толк, что это такое. — Плохо спал, миссис Хаскелл… — У него дрожали пальцы. Не стану скрывать, что спокойно обошлась бы без этого зрелища. Шерсти на лапищах… пардон, руках эскулапа позавидовал бы сам Папа-Медведь. — Как я вам сочувствую! — Мы устроились в кресле напротив. Точнее, в кресле только мамочка, а детки рядком у нее на коленках. — Даже по ночам передышки не дают? Разумеется, я имела в виду экстренные вызовы по случаю внезапного приступа подагры. Издержки, так сказать, клятвы Гиппократа. И ошиблась. Если бы не материнская реакция, ответ доктора увенчался бы кувырком Тэма на пол. — Именно! — Док до посинения сдавил шею стетоскопом. — Утром, днем, вечером и даже ночью мне не дают передышки! Фло записалась в… "Само Совершенство" и как с цепи сорвалась. Вы-то, надеюсь, этот вертеп не посещаете, миссис Хаскелл? Нет? — Боже упаси! — вспыхнула лгунья из Мерлин-корта. — Умоляю… умоляю, миссис Хаскелл! Ради мужа… ради себя самой… не делайте этого! — Полубезумный взгляд доктора метнулся к двери: — Вы, случаем, Фло в приемной не заметили? — Нет. — Впрочем, она могла замаскироваться. — Доктор Мелроуз принялся скручивать в узел стетоскоп. Что при этом творилось с его лицом, словами описать невозможно. — Фло обожает устраивать представления. В любую минуту она может распахнуть дверь и наброситься… впиться… в меня… Сущий вампир… Вчера вернулся домой, даже шляпу снять не успел, а она тут как тут. Повалила на стол в гостиной… Теперь это называется "играть в бридж"… Слава богу, кто-то позвонил… как раз вовремя… О, миссис Хаскелл! Я слишком стар для подобного "бриджа". На покой пора. Хочется сидеть в саду, взявшись за руки, и греться на солнышке. — Артистичная натура. Импровизации, зарисовки, наброски… вполне в духе вашей жены. — Я как могла утешала беднягу, покачивая на коленях близнецов. Они уже вовсю терли носики — верный признак того, что хочется бай-бай. — Зарисовки! — Скрипнув зубами, доктор Мелроуз сорвал с шеи истерзанный стетоскоп. — А известно вам, миссис Хаскелл, что именно занимает эту артистичную натуру? — М-м-м… Разумеется, я помнила воодушевленный рассказ Фло о ее увлечении и мечте нарисовать Бена. Но мужу-то она наверняка сказала, что пишет натюрморты… С небольшой натяжкой это даже можно признать за истину — если ее "натюр" будет достаточно "морт", чтобы во время сеанса не ежиться от холода. — Анатомия мужского тела! — Что вы говорите! — Определенные части мужского тела! Смысл до меня дошел не сразу, но, когда это все же случилось, я была потрясена. Возможно, я извращенка. Возможно, всему виной провинциальный образ мыслей. Пусть так. Но вот вам мое отсталое мнение. Есть громадная разница между художниками, рисующими руки-ноги, и теми, кто сосредотачивается на… гм… на излюбленных объектах внимания книжонок типа "Валхаллы". Черт побери! Принцесса Дива может любоваться сокровищами барона Дерика сколько будет угодно ее скандинавской душеньке, но Фло Мелроуз, с ее бесстыжим мольбертом, я и на пушечный выстрел не подпущу к… Словом, не подпущу, и все тут! — Не я один схожу с ума! — Доктор выбрался из кресла и протопал к подносу с инструментами. — По-вашему, с миссис Хаффнэгл действительно произошел несчастный случай? Как бы не так! Уверен, старина Хаффнэгл выбился из сил и решил покончить с этим… игорным домом одним махом. Вот и швырнул чертову штуковину в ванну! — То есть… убийство?! — Всего лишь предположение. — Доктор пожевал губами и махнул волосатой лапищей. — Доказать-то невозможно. Счастливчик! — М-да… Как сказал бы преподобный Фоксворт, а новая викариса наверняка подтвердила, "суд — дело Всевышнего". Я уложила малышей в коляску и бочком двинулась к двери. — Куда это мамочка так торопится? — Доктор шагнул за нами со шприцем в руке. Металлический кончик злорадно блеснул в солнечном луче, чудом проскользнувшем сквозь тюремных размеров окошко. — Дела подождут, мамочка. Сейчас дядя доктор сделает Элис и Томми укольчик… Знаю, что невоспитанно. Более того — неприлично и даже грубо. Но уж пусть дядя доктор меня простит. Я не могла позволить засыпающему на ходу эскулапу всадить в моих деток какой-нибудь наркотик вместо сыворотки. Толкнув дверь плечом, мамочка вылетела в приемную и сама не заметила, как близнецы оказались на заднем сиденье фургона. На обратном пути, стараясь выдерживать разумную — для матери двоих детей — скорость, я вновь и вновь возвращалась в мыслях к пресловутому "Совершенству". Со своим предположением насчет миссис Хаффнэгл доктор Мелроуз, конечно, перегнул палку. А ты, Элли? Ты сама не перегнула палку, вступив в дурацкий союз? Что скажет Бен, если… когда узнает? Большой вопрос. Возможно, его умилит рвение жены, готовой ради спасения брака из штанов выпрыгнуть. Но еще вероятнее, что эту затею он сочтет оскорблением для своего мужского естества. В широком смысле слова. На том отрезке Скалистой дороги, где железная ограда церковного двора подпирает утес, из тени деревьев выступила мужская фигура. Не заметив фургона, человек двинул через дорогу прямо у меня перед носом. Если бы не разумная скорость, которую я упорно выдерживала, мистер Рассеянный в лучшем случае оказался бы на капоте, а в худшем — сверзился бы со скалы прямиком в свирепо клацающие челюсти бурного моря. Остатки былой шевелюры мужа викарисы были растрепаны, чего я не сказала бы о самом мистере Глэдстоне. Появившееся в окошке фургона лицо было абсолютно безмятежно.