— Твой гороскоп ничего не говорит насчет принятия хороших решений, — вещала Лула. — Поэтому, думаю, сегодня только я могу что-то решать. И я считаю, нам стоит поиграть в лошадки и держаться подальше от Абруцци. О чем вам вообще с ним говорить? Что ты собираешься сказать мужику? — Я еще окончательно не определилась, но это будет что-то вроде «отвали на фиг». — Ой-ой-ой, — сказала Лула. — По мне, так это плохое решение. — Бенито Рамирез питался страхом. У меня такое чувство, что Абруцци тоже из таких. Хочу, чтоб он знал: это не сработает. И хочу знать, за чем он гоняется. Почему Эвелин и Энни так ему нужны. — Бенито Рамирез не только питался страхом, — заметила Лула. — Это только начало. Предварительная игра. Рамирез любил мучить людей. Он бы и над тобой издевался, пока ты не умерла… или не захотела сама умереть. Я вспоминала об этом все сорок минут, которые мы ехали до скачек. И самое ужасное, я знала, что это правда. Знала не понаслышке. Именно я нашла Лулу после того, как над ней поработал Рамирез. Найти Содера — это легкая прогулка в парк по сравнению с тем, как я нашла Лулу. — Вот что я думаю о работе, — сказала Лула, когда я въехала на стоянку. — Никто не имеет работу лучше нашей. Конечно, время от времени в нас стреляют, но смотри, мы не торчим сегодня в каком-нибудь убогом офисе. — Сегодня суббота, — напомнила я. — Большинство народу не работает совсем. — Ну да, — согласилась Лула. — Но мы можем сделать так и в среду, если захотим. Зачирикал мой мобильник. — Поставь десять долларов на Роджера Доджера на пятнадцатой дорожке, — сказал Рейнджер и отключился. — Ну? — спросила Лула. — Рейнджер. Хочет, чтобы я поставила десятку на Роджера Доджера на пятнадцатой. — Ты говорила ему, что мы собираемся на скачки? — Нет. — Как он это делает? — изумилась Лула. — Откуда он узнал, где мы? Я же говорила тебе, что он не человек. Из космоса или еще откуда. Мы огляделись, проверяя, нет ли за нами слежки. Я не подумала проверить хвост по пути. — Наверно, у него система слежения за машинами, — предположила я. — Типа «Навигатора», но его система следит из Пещеры Бэтмена. Мы последовали за приливной волной народа, текущей через ворота в чрево трибун. Первый забег только что начался, и запах нервного пота уже проник в район ставок. В воздухе витали всеобщий страх и надежда, и бешеная энергия, которые смешались на бегах. У Лулы глаза разбежались, она не знала, куда ринуться сперва, слушая конфликтующий призыв начос, пива и пятидолларового окошка. — Нам нужна программка бегов, — заявила она. — Сколько времени у нас есть? Не хочу пропустить этот забег. Тут лошадь по кличке Приниматель Решений. Это знак Господень. Сначала гороскоп, теперь это. Мне суждено было прийти сюда и поставить на эту лошадь. Это мой шанс. Я стояла посреди площадки и ждала, пока Лула сделает ставку. Все вокруг меня говорили о лошадях и жокеях, жили моментом, наслаждались приятным времяпрепровождением. Я же со своей стороны не могла себе этого позволить. Я не могла выбросить из головы Абруцци. Меня преследовали. Моими чувствами манипулировали. Угрожали безопасности. И я рассердилась. И вот я здесь со всем этим. Лула была совершенно права насчет Рамиреза и его садистской жестокости. И наверно права, что разговор с Абруцци — плохая идея. Но я все равно собиралась поговорить. Ничего не могла с собой поделать. Конечно, сперва нужно было его найти. И это оказалось не так легко, как я сначала думала. Я забыла, какая тут большая площадь, и сколько народу. Прозвенел звонок о закрытии окошка, и ко мне подскочила Лула. — Я успела вовремя. Пошли скорей, займем места. Не хочу ничего пропустить. Я просто знаю, что эта лошадь победит. Ставка рискованная с малыми шансами. Сегодня мы идем на ужин. Я угощаю. Мы нашли сиденья на трибуне и стали наблюдать, как выводят лошадей. Будь у меня свой «Си Ар-Ви», я бы взяла оттуда бинокль в бардачке. Увы, бинокль превратился в кучу расплавленного стекла и шлака, наверно, расплющенного в толщину монеты. Я систематически осматривала толпу на трибунах, пытаясь найти Абруцци. Лошади тронулись, толпа подалась вперед, вопя и махая программками. Через мешанину цветов ничего невозможно было разглядеть. Рядом со мной подпрыгивала и орала Лула. — Вперед, сволочь, — кричала она. — Скорей, скорей, скорей, долбанная тварь! Я не понимала, чего мне хотелось. Я хотела, чтобы ее лошадь победила, но боялась, что если Лула выиграет, то совсем свихнется на этой ерунде с гороскопом и станет невыносимой. Лошади пересекли финишную прямую, и Лула все еще подрыгивала. — Да, — визжала она. — Да, да, да! Я посмотрела на нее. — Ты что, выиграла? — Поставь свою задницу, я победила. И еще как. Двадцать к одному. Должно быть, я единственная в этом долбанном месте гениальная, кто поставил на это четырехкопытое чудо. Пойду возьму выигрыш. Ты идешь со мной? — Нет. Я подожду здесь. Хочу поискать Абруцци, пока толпа поредела. Глава 13 Проблема в том, что я обозревала всех, стоявших у ограды, со спины. Так довольно трудно узнать кого-то даже хорошо знакомого. А уж того, кого видел от силы пару раз, да и то мельком, узнать почти невозможно. Лула плюхнулась на сиденье рядом со мной. — Ты не поверишь, — сказала она. — Я только что заглянула в глаза дьяволу. — Она крепко зажала в руке билет и перекрестилась. — Святая матерь божья. Только взгляни. Я крещусь. Что это со мной? Я же баптистка. Баптисты не имеют дела с этим дерьмом. — В глаза дьяволу? — переспросила я. — Абруцци. Прямо на него наткнулась. Забрала деньги, сделала ставку, иду себе и тут бац! — сталкиваюсь с ним, словно назло. Он посмотрел на меня, а я взглянула ему в лицо и чуть трусики не намочила. У меня кровь в жилах застыла, когда я взглянула ему в глаза. — Он что-нибудь сказал? — Нет. Только улыбнулся мне. Страх-то какой! Не улыбка, а просто какой-то разрез на физиономии, и ни капли той улыбки в глазах. А потом посуровел, повернулся и пошел прочь. — Он был один? Во что одет? — Да снова с этим типом Дэрроу. Знаешь, у этого Дэрроу сплошные мускулы. И понятия не имею, во что одет. У меня мозги парализовало, когда я стояла в двух шагах от Абруцци. Меня просто засосало в эти жуткие глаза. — Лула передернулась и пробормотала: — Жуть. По крайней мере я знала, что Абруцци здесь. И с ним Дэрроу. Я снова стала пробираться сквозь толпу у ограждения. И начала узнавать некоторых людей. Они стремились уйти, чтобы сделать ставку, но потом их как магнитом тянуло вернуться на излюбленные места у ограды. Вот они, джерсийцы. Молодые парни, одетые в футболки, брюки-хаки и джинсы, мужики постарше в брюках из полиэстера и рубашках-поло. С оживленными лицами. Уж кто-кто, а джерсийцы сильно себя не сдерживают. И тела их укомплектованы приличным защитным слоем жирка, взращенном на хорошо прожаренной рыбе и сэндвичах с колбасой. Краем глаза я увидела, что Лула опять крестится. Она поймала мой взгляд и принялась оправдываться: — Так удобнее. Вдруг здесь можно наткнуться на католиков. Начался третий забег, и Лула кинулась на свое место. — Вперед, Выбор Леди, — орала она. — Вы-бор Ле-ди! Вы-бор Ле-ди! Выбор Леди опередила всех на голову, и Лула выглядела потрясенной. — Я снова победила, — сказала она. — Что-то тут не так. Я никогда не выигрываю. — Почему ты поставила на Выбор Леди? — Ну это же ясно как день. Я леди. И должна сделать выбор. — Считаешь, ты леди? — Конечно, твою мать, — заявила Лула. На сей раз я увязалась за ней на площадку к окошку. Подруга шла осторожно, оглядываясь вокруг, чтобы избежать встречи с Абруцци. Я же оглядывалась с противоположной целью. Лула остановилась и застыла. — Вон он, — сказала она. — У пятидесятидолларового окошка. Я тоже его увидела. Он стоял третьим в очереди. Я почувствовала, как каждый мускул напрягся. Словно меня скрутило от глазных яблок до сфинктера. Я решительно прошла вперед и предстала перед физиономией Абруцци. — Привет, — сказала я. — Помните меня? — Конечно, — ответил Абруцци. — Твоя фотография в рамке у меня на столе. А ты в курсе, что спишь с открытым ртом? Очень впечатляет. Я замерла, надеясь не выказать эмоций. По правде говоря, он вышиб из меня дух. И вызвал такой приступ тошноты, что заболел желудок. Я, конечно, ожидала, что он пройдется насчет фото, но только не так.