— Не нашла еще моего ребенка? Насмехаясь, а не спрашивая. Я пожала плечами. Что могло означать: «может да, а может нет». — Лууууузерша, — пропел Содер. — Тебе стоит поучиться, как прилично себя вести в обществе, — посоветовала я ему. — И обращаться со мной более цивилизованно. И утром стоило повежливей вести себя с Дотти. При этих словах он выпрямился и спросил: — Откуда тебе известно про Дотти? Я еще раз пожала плечами. — Хватит тут мне пожимать плечами, — возмутился он. — Моя бывшая, идиотка с куриными мозгами, похитила ребенка. И лучше уж по-хорошему расскажи мне все, что знаешь. Я оставила его гадать, что же мне известно. Наверно, не очень умно, зато какое удовлетворение. — Мне расхотелось пить, — заявила я Луле и Клауну. — Мне тоже, — подхватила Лула. — Не нравится мне здешняя обстановочка. Содер обратил взгляд на Клауна. — Эй, я тебя помню. Ты тот ничтожный адвокатишка, который представлял Эвелин в суде. Клаун просиял: — Вы меня помните? Я и не думал, что кто-то будет помнить. Вот это я понимаю! — Из-за тебя этого ребенка отдали под опеку Эвелин, — напомнил Содер. — Натворил ты дел. Отдал моего ребенка долбанной дебилке, ты, неумелый член. — Мне она не показалась дебилкой, — возразил Клаун. — Может, немного … расстроенной. — А если я тебя расстрою, пнув под задницу, то как? — заявил Содер, направляясь в конец длинной дубовой барной стойки. Лула сунула руку в большую кожаную сумку. — Где-то у меня тут перцовый баллончик. И пистолет. Я развернула Клауна и подтолкнула к двери. — Вперед, — заорала я ему в ухо. — Беги к машине! Лула, наклонив голову, все еще рылась в сумке. — У меня же точно здесь где-то пистолет. — Забудь про пистолет, — обратилась я к ней. — Давай валить отсюда. — Черт, — выругалась Лула. — Этот парень заслужил, чтобы его застрелили. И я это сделаю, как только найду свой пистолет. Содер выскочил из-за стойки и ринулся за Клауном, я заступила Стивену дорогу, и тот толкнул меня ладонями. — Эй, чего ты толкаешься? — возмутилась Лула. И шмякнула Содера по затылку своей сумкой. Он завертелся волчком, а я снова заехала ему, на сей раз по физиономии, и он отлетел на пару футов. — Что? — ошалело моргая, растерялся Содер, немного качаясь. С дальнего конца бара к нам направилась парочка парней, с виду головорезов, а половина бара выставила пистолеты. — Ой-ой-ой, — сказала Лула. — Кажется, я оставила пистолет в другой сумке. Я схватила ее за рукав и, дернув, потащила к двери, и мы выбежали на улицу. Я на ходу пультом открыла машину, мы все запрыгнули в нее, и я сорвалась с места. — Как только найду пистолет, то вернусь и отстрелю ему задницу, — пригрозила Лула. Сколько я знаю Лулу, она еще никому не отстрелила задницу. Неоправданная бравада стоит во главе угла в списке талантов охотника за головами. — Мне нужен выходной, — заявила я. — И особенно день без Бендера. Одно из великих достоинств хомяков в том, что им можно рассказать все. Пока их кормишь, они вас не осудят ни в чем. — Никакой жизни, — жаловалась я Рексу. — Как я докатилась до такого? Я же такая интересная личность. Со мной обычно весело. А сейчас только взгляни на меня. Два часа пополудни в воскресенье, а я дважды посмотрела «Охотников за привидениями». И даже нет дождя. Никакого оправдания, кроме того, что мне просто скучно. Я воззрилась на автоответчик. Может, он сломан? Я подняла телефон и услышала гудок. Нажала кнопку сообщений, и голос сообщил мне, что у меня никаких сообщений нет. — Мне нужно завести какое-нибудь хобби, — произнесла я вслух. Рекс послал мне взгляд типа «Ага, верно». Вязание? Садоводство? Роспись по керамике? Что-то не привлекает. — Ладно, а как насчет спорта? Я могла бы играть в теннис. Нет, постойте, я уже пыталась играть в теннис и потерпела полное фиаско. А что насчет гольфа? Нет, с гольфом тоже вышла неудача. На мне были джинсы и футболка. И на джинсах расстегнута верхняя пуговица. Вот он, результат чрезмерного потребления пирожных. Я принялась вспоминать, как Стивен Содер обозвал меня неудачницей. Может, он и прав. Я зажмурила глаза на пробу: смогу ли выжать из себя хоть слезинку из жалости к себе. Безуспешно. Потом втянула живот и застегнула пуговицу. Над поясом образовался валик. М-да, не очень-то привлекательно. Я потопала в спальню и переоделась в беговые шорты и кроссовки. Я не неудачница. Просто валик жира над поясом. Подумаешь, большое дело. Немного упражнений, и жир исчезнет. И к тому же дополнительная выгода в виде эндорфинов. Точно не знаю, что сие такое, но мне доподлинно известно: это здорово, и их получаешь от упражнений. Я села в «Си Ар-Ви» и проехала в парк в центре Гамильтона. Я могла бы выйти на пробежку от своего дома, но в чем удовольствие? В Джерси нас хлебом не корми, а дай покататься на машине. И к тому же я выигрываю время. Мне нужно психологически приготовиться для этой физзарядки. На сей раз я собралась по-настоящему приступить к этому занятию. Я буду бегать. До седьмого пота. И буду выглядеть великолепно. И чувствовать себя отлично. Может, я по-серьезному, займусь бегом. Денек был славный, небо голубело, и в парке толпился народ. Я припарковалась с дальнего краю стоянки, закрыла машину и вышла на беговую дорожку. Сделала несколько разогревающих растяжек и начала медленный бег. Через четверть мили я поняла, почему никогда не бегала. Я терпеть не могла пробежки. Я ненавидела этот пот. Ненавидела эти большие уродливые кроссовки. С трудом я преодолела полумильную отметку, где пришлось остановиться, благослови ее, Господи, из-за боли в боку. Я пропыхтела милю до конца и упала на скамейку. Со скамейки открывался вид на озеро, где катались на лодках люди. У берега плавала утиная семейка. На противоположной стороне озера виднелись парковка и лоток. На лотке стояла вода. На моей скамейке воды не имелось. Черт, кого я обманываю? Я не хотела пить. Я хотела коку. И коробку «Крэкер Джекс». Я смотрела на уточек и размышляла: ведь были же времена в истории, когда жирные валики считались сексуальными. Жаль, что я не жила в те времена. Огромное косматое доисторическое рыжее чудовище подбежало ко мне и сунуло нос в промежность. Ух, черт, как я напугалась. Это был пес Морелли. Боб. Сначала Боб пришел жить ко мне в дом, но, принюхавшись, решил, что предпочитает жить с Морелли. — Он возбуждается, когда видит тебя, — заявил Морелли, пристраиваясь рядом со мной. — Я думала, ты его водил в школу воспитания собак. — Я и водил. Он учился командам «сидеть», «стоять» и «рядом». Но в курсе не значилось обнюхивание промежности. Морелли оглядел меня. — Лицо красное, пот на загривке, волосы собраны в хвост, кроссовки. Дай догадаюсь. Спортом занималась? — А что? — Эй, считаю, это здорово. Я просто удивлен. Последний раз, когда мы с тобой бегали, ты свернула в кондитерскую. — Начинаю новую жизнь. — Не можешь застегнуть джинсы? — Могу, но мне хочется еще и дышать при этом. Боб высмотрел на берегу уток и припустил за ними. Утки бросились в озеро, и Боб с брызгами по уши залез в воду. Он повернулся и в панике посмотрел на нас. Наверно, он единственный в мире ретривер, который не умел плавать. Морелли вошел в воду и вытащил Боба на берег. Боб повозился в траве, отряхнулся и немедленно убежал, погнавшись за белкой. — Ты такой герой, — польстила я Морелли. Он сбросил ботинки и закатал брюки до колен. — Слышал про твои геройские подвиги тоже. Буч Дзивиш и Франки Белью прошлым вечером зависали в баре Содера. — Я не виновата. — Конечно, виновата, — возразил Морелли. — Всегда виновата ты. Я закатила глаза. — Боб по тебе скучает.