— В общем-то я хотел спросить у тебя то же самое. Миссис Хэйл пригласила меня на ужин, и я ухожу… — он достал смартфон и посмотрел на время. — Через полчаса. На лице Мириам растянулась широкая улыбка. — Это очень хорошо! — мать хлопнула себя по коленям и поднялась с кушетки. — Тебе нужно собираться. Прими душ, оденься красиво… — Еще скажи, чтобы я вел себя прилично и не вытирал рот рукавами, — закатил глаза Робби. Матушка подошла к нему и хлопнула ладошкой по плечу. — Не язви, малыш, — деланно нахмурилась она. — Если понадобится, скажу и это. Ну же, иди быстрее, осталось мало времени! Она правда выпроваживала его из своей комнаты и из дома заодно? Мама, которая придумывала разные изощренные и не очень способы, чтобы заманить «своего мальчика» в Кливдон почаще и на дольше? — Мам, — настороженно позвал Роб, попятившись к двери. — С тобой все нормально? — А почему что-то должно быть ненормально? — Не знаю… Ты какая-то странная. — Со мной все отлично, — Мириам насупилась и уперла кулачки в бока. — Быстро собирайся. Через двадцать минут проверю. И с таким видом она заставила Роберта покинуть ее покои. Если раньше мотивы матушки были прозрачны, как вода Голубого озера, то сейчас с этими самыми мотивами творилось что-то неясное. Но Роб не стал акцентировать на этом слишком много внимания. Он действительно мог опоздать на ужин. Несмотря на то, что все это чистой воды фарс, игра должна быть равной и в одни и в другие ворота. Если уж прикидываться парой перед матушкой, то и перед Хэйлами необходимо держать лицо. Нельзя оставлять Ягодку одну на растерзание. Она и так слишком чувствительная и зажатая натура, чтобы еще и самостоятельно выдерживать тот шквал, который обрушился на нее из-за Роберта. Из дома он вышел почти вовремя. Потратил двадцать минут на то, чтобы добраться до Дарбин Парк Роуд, из них пятнадцать простоял в очереди в цветочном магазине. Зачем людям сегодня столько цветов? Это же не День матери и не Женский день! Очереди должны быть в отделах пиротехники, однако факт ажиотажа в цветочном был налицо. Роб припарковал машину у тротуара, напротив обычного современного коттеджа, покрытого белой штукатуркой. Вышел из машины, открыл заднюю дверь, забрал с сидения два небольших букета. Один — что-то яркое, пестрое, что (по словам продавца) понравилось бы любой женщине. Второй — под названием «Розовая пастила», из нежно-розовых тюльпанов и гиацинтов. В гости к подружке и ее матери стоит являться подготовленным. За окном чуть заметно дернулась занавеска и очень смутно проступил контур лица. Понятно, почему его мать и миссис Хэйл подружились. Наблюдатель (или наблюдательница) явно считал, что его не видно с улицы, поэтому уходить не торопился. Как же сильно здесь ждут бойфренда дочери! Дверь приоткрылась, не успел он пройти по дорожке к крыльцу, в узкий просвет между косяком и дверным полотном просочилась тонкая фигурка, запакованная в платье без рукавов цвета свежей травы. Из-под подола выглядывали острые коленки, а венчала красоту розововолосая голова. У ягодки появился стебелек. В ноябре. Когда за бортом пять градусов. Роберт в два шага пересек оставшееся расстояние, успев отметить, что тень за занавеской не исчезла. — Тебе стало жарко? — спросил он, оказавшись рядом с Лиз и всучив ей «Розовую пастилу». Девушка автоматически взяла букет, даже не посмотрев, что оказалось у нее в руках. — Я подумала, нам нужно обсудить что-нибудь важное, — прошептала Ягодка. — Что это? — удивленно вскинула она брови, переведя взгляд на цветы. — Зачем? Она что, никогда не получала букетов? Роб подался вперед, медленно склонился к уху Лиззи и сомкнул руки у нее за спиной. Ягодка застыла, как вкопанная. — Ч-что ты делаешь? — заикаясь, спросила она. — Твоя мать стоит за занавеской и любуется счастьем своей дочери. Не лишай ее удовольствия, — прошептал Роб у самой мочки маленького уха. — Можешь уже начать дышать дальше и обнять меня. Я теплый. Элизабет молчала. Вообще эта девчонка напоминала комок оголенных нервов, но с тем опытом, который она пережила, ее сложно винить. Забилась в себя так, что вытянуть назад можно было только клешнями. Но через секунду Лиззи довольно громко вдохнула, а голые до самых плеч руки скользнули по куртке Роба и неуверенно обхватили его корпус. — Щ-щекотно, — пробормотала она, чуть заметно шевельнув головой. — Что? — Борода. Щекочет шею. Ну по крайней мере не «отпусти меня долбанный маньяк». Роберт тихо хмыкнул. — Прости, Ягодка, бриться не буду. — Нет! — громко возмутилась Элизабет. — Нет, — добавила уже тише. — Это приятно, — она запнулась на секунду. — То есть… Зачем? Ты же не будешь обнимать меня часто… — снова замолчала, попыталась отстраниться, но Роберт специально не ослаблял кольцо рук. — Мы уже можем идти? — А зачем ты выходила? — Я… — она перестала его обнимать и уперлась локтями в грудь. — Просто хотела сказать, что ты не был обязан соглашаться на ужин. — Я уже приехал, и не стал бы разворачиваться. Ладно. Теперь можем идти. Роб расцепил руки, схватился за ручку двери за спиной девушки и втолкнул Лиз внутрь. Дом встретил уютным теплом. Здесь открытое платье на Ягодке казалось вполне органичным, если не считать, что Роберт не привык видеть ее такой и она казалась какой-то новой. Не похожей на себя настоящую. Но повадки остались те же. Девушка переступила с ноги на ногу и нервно обернулась на открытую дверь, вероятно, ведущую в столовую. На втором этаже раздались стремительные шаги и почти сразу по лестнице вниз побежала девочка. Или девушка. Ее возраст был трудноопределим, потому что она уже вошла в стадию «гусеница в коконе». В семье есть еще одна леди? — Ого! «Мальчик»? — округлила светло-карие глаза «леди», замерев на середине пролета и уставившись на Роба. Глаза как у Элизабет. Только в них нет ни капли застенчивости. — Подаришь его мне, когда тебе надоест? — спросила девчонка, переведя взгляд на Лиз. — Мне почти восемнадцать. — Тебе четырнадцать, — скептически одернула ее Ягодка. — Маргарет, веди себя прилично! — раздался женский голос из все той же открытой двери, а в проеме появилась русоволосая женщина. Глаза в этой семье передавались по женской линии. — Здравствуй, Роберт! — женщина просияла. — Рада наконец тебя увидеть. Роб вспомнил про цветы. Букета — два, дамы — три. Но третью, похоже, еще рано считать дамой. — Здравствуйте, миссис Хэйл, — Роб улыбнулся в ответ, а хозяйка дома уставилась на его пирсинг. — Это вам, — он вытянул руку с ярким букетом. Мать Ягодки почти нехотя оторвала взгляд от нижней губы Роберта, посмотрела на цветы. Все-таки он молодец. Кто знает, какие предрассудки у этой женщины насчет пробитых частей тела? Зато теперь она точно будет благосклонна. — О, ну надо же! — воскликнула она, аккуратно перехватив цветы. — Какая прелесть! — А мне? — подала голос та, которую назвали Маргарет. — Марго! — выпалила Лиз. Роб через плечо взглянул на наглую малолетку. — А ты еще мелкая. Похоже ее редко осаживали. Глаза девчонки снова округлились, брови переместились на лоб. А потом она хмыкнула, вернула себе нейтральное выражение лица и продолжила свой спуск. — Ну и ладно. Ты все равно староват. С этими словами Марго непринужденно прошла мимо всех троих и скрылась в столовой. Миссис Хэйл смотрела вслед младшей дочери, хватая ртом воздух. Элизабет устало закатила глаза, потерла лоб кончиками пальцев. — Прости за нее, — пробормотала Ягодка, пока ее мать пыталась отойти от шока. — Она слишком… непосредственная. Но хорошая. — Не извиняйся. Ты была такой же? — Нет. Ну конечно. Лиз такой не была. Скорее всего Ягодка была тихой девочкой, сидящей в классе за последней партой и прятавшей лицо за книгами. — А где мистер Хэйл? — перевел тему Роб, снова повернувшись к матери Элизабет. — Ему пришлось срочно уехать в офис, какие-то дела, я точно не знаю. Но он обещал успеть к ужину. Давайте пройдем в столовую! Лиззи поставь свой букет в вазу там, а я возьму другую из гостиной. Проходите-проходите! Вам нужно успеть поесть. Впускать в Крикетный клуб начнут в шесть, костер в семь, а салют в половину восьмого. Вы же пойдете смотреть на костер? Конечно пойдете, молодежь всегда ходит… Миссис Хэйл развернулась и вышла из прихожей, оставив Роба восхищенно смотреть ей в спину. А она неплохо распланировала культурную программу, при том, что сама не сбиралась принимать в ней участия. От Робби ждут, что он поведет свою девушку на романтическую прогулку со взрывом пиротехники в конце. Рядом раздалось тихое покашливание, а тонкая ладошка проскользнула под локоть Роба. — Давай я повешу куртку, — тихо сказала Элизабет, глядя на него снизу вверх. Роберт приподнял уголок губ, потянулся к молнии на одежде. Он пришел в гости к своей девушке, но всего за несколько минут пребывания в ее доме две родственницы успели переключить внимание на себя и затмить собою саму Ягодку. При этом они ничего особенного не делали. Громко говорили, не стеснялись в выражениях, вели себя естественно. В то время как дочь и старшая сестра стояла рядом и по большей части молчала. Как она прожила здесь столько лет? — Я сам разберусь со своей курткой. Поставь в воду «Розовую пастилу». — «Розовую пастилу»? — дернула бровью Элизабет. — Цветы. Они прямо как твоя голова. И что это за платье? Ягодка несмело улыбнулась, закатила глаза, и развернулась в сторону столовой. — Это все мама, — шепотом сообщила она. — Я должна быть красивой для «мальчика Мириам». Миссис Хэйл определенно мало отличалась от миссис Дадли. Ужин начался все-таки с опозданием. Сначала ставили цветы в воду, потом решали, куда поставить вазы, потом захотели подождать мистера Хэйла, и только когда он вернулся, расселись по своим местам. Ягодка нервничала. Не так сильно, как на дне рождения матери Роба, но все равно довольно ощутимо. Однако никто кроме самого Роберта этого не замечал. С нею общались в развязно-поучительной манере, считали, что могут рассказывать какие-то детские секреты, от которых девушка периодически розовела в тон волос, а когда она пыталась одернуть родню, то слышала в ответ что-то вроде «Это же всего лишь детские истории! У всех они есть». Даже бойкая и, на первый взгляд, лишенная привязанности Марго иногда смотрела на сестру с сочувствием. Мистер Дэниэл Хэйл оказался тихим и спокойным мужчиной, бухгалтером в фирме, производящей куриные полуфабрикаты. Его практически не было слышно. Он молча поглощал ужин, в нужные моменты улыбался, кивал и поддакивал. В этом человеке почти сразу угадывался характер Лиз. Только Ягодку накрывала еще и гора комплексов, чего не наблюдалось у мистера Хэйла. Сара Хэйл завалила Роба вопросами о работе («Это, наверное, сложно — работать с животными»), хобби («Ты занимаешься спортом, похвально»), домашних животных («У тебя наверняка есть любимец… Нет? Странно»), и даже не постеснялась спросить, докуда доходят его волосы, если развязать толстый узел на макушке («Боже! Даже я не могу так долго отращивать!»). Обо всем этом мать Элизабет успела поинтересоваться в тот короткий промежуток времени, который они провели за столом. Роб уже начинал искать взглядом бумажку, с которой она зачитывает список, но ничего не нашел. Все шло сразу из головы. — Так и представляю, как вы будете рассказывать детям историю своего знакомства, — мечтательно протянула миссис Хэйл, накалывая на вилку дольку помидора.