– Так не бывает, – с внезапным пылом вдруг заявил официант. – Если дорога привела вас сюда, значит, это не простая случайность. Рим – это город, способный менять судьбы людей. Уверен, скоро вы сами это поймете. Глава 7 Внезапный поворот До поздних сумерек Римма гуляла по городу. Бродила по улочкам, дошла до площади Святого Петра, вдоволь налюбовалась его величественным собором, еще пару раз посидела в кафе. Но, сколько ни ходи по прекрасному городу, а возвращения в отель все равно было не избежать. До пьяцца Навона она доехала на метро. Когда поднималась по лестнице, ноги уже почти не держали. Все мысли были лишь об одном: скорее бы в номер. Забраться в эту чертову джакузи, погрузиться в теплую воду по самую шею и замереть в таком положении минимум на полчаса. А лучше – на целый час. Она очень надеялась, что проклятые розовые лепестки из номера уже убрали, и их тяжелый маслянистый дух больше не будет ее преследовать. Из последних сил, проклиная тех, кто придумал высокие каблуки, Римма поднялась к себе, открыла дверь… и потеряла дар речи. Её номер превратился в сказочный сад. Повсюду – на столе и столиках, на каминной полке, у зеркала, на прикроватных тумбах, на полу и даже в ванной стояли вазы с цветами. Но не с розами, а с камелиями. Букеты всех размеров, от огромных до совсем крошечных, едва вмещавших миниатюрную бутоньерку. Цветов были сотни, если не тысячи – алых, персиковых, розово-белых, желтых, коралловых и темно-бордовых, казавшихся в искусственном свете ламп почти черными. Две китайские вазы, вмещавшие в себя по целому кусту, усыпанному ярко-красными цветами безукоризненной формы (каждый размером едва не с тарелку), обрамляли вход в ее спальню, точно стражники, застывшие в карауле у опочивальни принцессы. Растерявшаяся Римма долго разглядывала это феерическое великолепие. Ни в одном самом смелом, самом фантастическом сне ей такое никогда не могло бы присниться. В сумочке тренькнул телефон. Римма посмотрела на экран – пришло сообщение от Матвея, всего два слова: «Прости меня». Пока она приходила в себя, мобильник зазвонил, и Римма, поколебавшись, все-таки взяла трубку. Матвей звонил по видеосвязи, и она невольно обратила внимание на то, что он переоделся и облачился в элегантный, с иголочки, пиджак модного покроя – в таком не стыдно пойти в самый фешенебельный ресторан. – Привет… – пробормотал он, и Римма с удовольствием отметила, как неуверенно звучит его голос. – Я хочу… Я должен перед тобой извиниться. – Вот оно что, – насмешливо протянула она. – Да, я сегодня погорячился и наговорил тебе лишнего, – признался он, и чувствовалось, что эти слова даются ему с огромным трудом. – Я не хочу, чтобы ты на меня злилась и считала безжалостным разрушителем хрустальной мечты всей твоей жизни. Я привез тебя в Рим, а тебе здесь все теперь ненавистно. – Ты несколько преувеличиваешь силу собственного влияния на мою жалкую ничтожную жизнь, – усмехнулась она. Перед глазами промелькнул сегодняшний день: празднично-яркий, насыщенный солнцем и новыми впечатлениями. И полный камелий номер был, что греха таить, далеко не самым худшим из них. – Тебе понравились цветы? – озабоченно поинтересовался, точно подслушав её мысли, Матвей. – Это ведь те самые, которые ты любишь? – А это уже запрещенный прием, – Римма хотела нахмуриться, но против воли улыбнулась, и он, конечно же, это заметил. – Значит, ты больше не сердишься? Может, тогда поужинаем вместе? Я заказал столик в отличном ресторане, думаю, тебе должно там понравиться. Ну уж нет! Она не собиралась так легко отдавать завоеванные позиции. – Нет, – решительно отрезала Римма. – Я не голодна, но совершенно без сил. У меня был очень насыщенный день. – Как скажешь, – он примирительно склонил голову. – Но, по крайней мере, я могу надеяться, что завтра мы сможем погулять по городу? – Я подумаю, – царственно уронила она. – Значит, мир? – Скажем так: перемирие, – уточнила Римма. – Отведение войск на исходные рубежи. – Ну, хорошо, – он примирительно поднял ладонь и улыбнулся самой обаятельной из своих улыбок. – Тогда не буду больше утомлять тебя своими никчемными разговорами. Спокойной ночи. – И вам спокойной ночи, коллега. Оставив его в одиночестве горевать над своим поражением – ведь в этом разговоре, безусловно, она взяла верх, – Римма отправилась наполнять джакузи. Больше всего на свете сейчас хотелось в ванну, а потом – сразу в постель, оставить над туалетным столиком свет и любоваться камелиями. Но прежде чем нырнуть в соблазнительно пузырящуюся воду, Римма не удержалась и сфотографировала уставленный цветами номер во всех возможных ракурсах. Такое обязательно нужно оставить на память. Скорее всего, никогда в жизни ничего подобного больше не повторится. * * * Утром она спустилась в ресторан, приколов на лацкан жакета нежно-розовый цветок. Матвей заметил ее украшение, но ничего не сказал. За столом они мило болтали, тщательно выбирая самые нейтральные и безобидные темы – погода в Риме, погода в Москве, последние скандалы и сплетни из жизни звезд, – а покончив с завтраком, отправились в город, на этот раз пешком. Видимо, Матвей действительно усвоил вчерашний урок: когда они подошли к Пантеону, он вдруг принялся обстоятельно сравнивать его с парижским, сыпал деталями и замечаниями, почерпнутыми явно не только из интернета – конечно же, он был в Париже, и не один раз. Римма слушала его с интересом и сама не заметила, как увлеклась: стала горячиться и спорить, пытаясь убедить, что нет смысла выбирать один-единственный Пантеон и назначать его главным. А Матвею того и надо было: в пылу спора она подрастеряла свое отчуждение и неприязнь, и дальше прогулка пошла гораздо живее. Пройдя по длиннющему проспекту Виктора Эммануила II, они перешли Тибр и оказались неподалеку от Ватикана. Еще за несколько кварталов до главного входа им стали попадаться кучки людей, которые все росли и росли, пока не превратились в громадную очередь, змеящуюся под его высоченными стенами. В ней терпеливо стояли тысячи туристов, желающих попасть в ватиканский музей – настоящую сокровищницу предметов искусства всех эпох, народов и стилей. О том, чтобы присоединиться к ним, не могло быть и речи – билеты покупались заранее, за несколько дней или недель. К тому же на улице по-прежнему ярко светило солнце, и в такую погоду даже Римму музейные залы ничуть к себе не влекли, не говоря уже о Матвее. По-прежнему беседуя о каких-то отстраненных пустяках, они отправились дальше, и как-то само собой вышло, что забрели в Трастевере, тот самый район, где она гуляла вчера, и полюбовались тихим обжитым Средневековьем. Римма и не заметила, как ноги словно бы сами собой вынесли ее на ту площадь, где располагалось кафе со вчерашним официантом – любителем русской культуры. Он снова был на работе и, заметив, что новые посетители сели за столик, взял со стойки меню и направился к ним. При виде Риммы лицо его вспыхнуло неподдельной радостью. Он поздоровался и улыбнулся ей, как старой знакомой, она тоже кивнула в ответ и вернула улыбку. Матвей ничего не заметил, углубившись в меню, он стал дотошно расспрашивать по-английски о сезонных и местных блюдах. – У вас есть артишоки? Март считается месяцем артишоков, а в Риме этот овощ популярен, как нигде больше в Италии, – авторитетно сообщил он по-английски официанту. Тот лишь руками развел: к сожалению, в их небольшом кафе подают, в основном, кофе и выпечку. Еще можно заказать пиццу и… – Ну, хорошо, – Матвей захлопнул меню и досадливо поджал губы. – Тогда принесите мне кофе. Ты что-нибудь будешь? – обратился он к Римме. – Нет, – покачала головой она. – Разве что выпью воды, а то в горле пересохло. Официант ушел, но уже через минуту вернулся, неся на подносе высокий запотевший стакан и чашку эспрессо. Матвей поблагодарил, но, не успел официант отвернуться, как он закатил глаза и произнес тоном страдальца, оскорбленного в лучших чувствах: – Нет, ты только взгляни! По мнению итальяшек – это кофе! Вот этот наперсток с черным плевком на дне. Вечно я, бывая в Европе, забываю, что нормального кофе у них днем с огнем не найти. – Если ты хотел американо – надо было сразу так и сказать, – пожала плечами Римма, чувствуя, что настроение у нее начинает портиться. – И что это было такое: «нет артишоков»? Как это нет? – продолжал разоряться Матвей, с кислой миной оглядывая парочки за соседними столиками, деревянные ставни на окнах, яркие занавески и серебристый ствол старой глицинии, распластавшийся по фасаду вплоть до третьего этажа. Тот был весь усыпан гроздями готовых вот-вот раскрыться лиловых бутонов, их длинные кисти беззвучно покачивались на ветру, словно водоросли в толще прозрачной воды потаенного лесного озера. – Забегаловка какая-то, а не кафе. Просто дыра в стене, без всякого понятия о нормальной кухне. И как только меня угораздило сюда зайти! Римма бросила на него короткий взгляд и опустила глаза. Что тут скажешь… Он, похоже, неисправим. Пока Матвей разглагольствовал, пока пил свой кофе, а Римма смотрела в телефон, официант несколько раз выглядывал из дверей, а потом и вовсе застыл на пороге, то и дело бросая встревоженные взгляды в их сторону. Наконец Матвей расплатился и встал, демонстративно вглядываясь в уличное меню другого кафе, расположенного напротив. Римма замешкалась – искала, куда положила солнечные очки. И тут официант внезапно склонился к ней и сказал взволнованным шепотом: – Синьорина, помните, что я вчера говорил? Это чистая правда. Вы прекрасны, как прекрасен мой родной город. Приходите сюда завтра в десять. Я покажу вам настоящий Рим. * * * До самого вечера, пока они с Матвеем бродили по городу, Римма размышляла над неожиданным предложением. В сущности, ее позвали на свидание – и кто? Официант из кафе. Абсолютно незнакомый человек, которого она мельком видела два раза в жизни. Хоть и весьма симпатичный… Как он смотрел на нее, думая, что она этого не замечает! Как хмурились его брови, как сжимался красиво очерченный рот, какой нервный ритм выбивали по стойке изящные длинные пальцы. Видно, бедняге было трудно решиться на такой отчаянный шаг, но он все-таки пересилил себя – подошел хоть и в самый последний момент. Своей непринужденной манерой общаться он расположил Римму к себе еще во время вчерашнего разговора – не зря же она сегодня вновь пришла в это кафе, что бы там себе ни думал Матвей насчет «как меня угораздило его выбрать». Парень вел себя так мило, был так откровенно в ней заинтересован, было бы глупо отказываться. Да к тому же и невежливо – могла бы сразу сказать, что не придет. А так он будет ждать, она не явится, получится некрасиво… И потом, что она теряет? Возвращаться в Москву они с Матвеем планировали только послезавтра утром, в пятницу, так что у нее есть еще один день, почему бы не провести его в обществе симпатичного итальянца? К тому же в Риме было полным-полно прекрасных мест, до которых она пока не добралась. И наверняка еще и таких, о которых и вовсе не знала. Было бы здорово, если бы ей их показал местный житель, кому, как не ему, лучше всех знать город? А то обстоятельство, что житель этот дружелюбен и весьма мил, только усиливало ее решимость. Шагая по улицам, она порой настолько глубоко погружалась в свои мысли, что невпопад отвечала на вопросы Матвея, а то и вовсе не отвечала, а тот, казалось, этого не замечал. К вечеру навалилась усталость – оба все меньше говорили друг с другом, просто шли, перебрасываясь редкими репликами. Вернувшись в гостиницу, они почти в полном молчании поужинали и с облегчением расстались. Римме даже притворяться уставшей было не надо: целый день на ногах – это не шутка, даже несмотря на то, что сегодня она подготовилась к прогулке лучше и обошлась без высоких каблуков. Матвей тоже отставил в сторону свои плейбойские замашки: объект явно вышел из сферы его интересов, и силы можно было напрасно не распылять. Торопливо простившись, они разошлись по своим номерам, ничего не сказав друг другу о планах на завтра, и Римма восприняла это как явный намек от мироздания: значит, точно нужно идти на встречу с итальянцем. На другое утро она встала пораньше и за завтраком написала Матвею коротенькое послание, что сегодня у нее свои дела. Еще выходя из номера, Римма была уверена, что делает все правильно, но чем дальше она уходила от отеля, тем больше сомнений поселялось в душе, и, приближаясь, к Трастевере, она уже волновалась, как школьница перед первым в жизни свиданием с мальчиком из параллельного класса. А вдруг это розыгрыш? Или глупая шутка, и, подойдя к кафе, она окажется в дурацком положении? Но все сомнения рассеялись в тот же миг, как только она увидела «своего» официанта. Одетый явно не для работы, тот стоял в дверях кафе и, заметив ее, расцвел улыбкой, такой яркой и заразительной, что Римма тоже невольно разулыбалась в ответ. – Как я счастлив, что ты пришла! Я ужасно боялся, что тот сердитый русский тебя не отпустит! – воскликнул он, и глаза его радостно заблестели. – Вот увидишь, ты не пожалеешь ни о единой потраченной минутке! Мы проведем вместе самый чудесный день! Будем гулять по Риму и разговаривать про все-все на свете. О чем только пожелаешь! Я покажу тебе, как прекрасен мой город. Сначала Римма немного опешила от такого пыла. Но улыбка юноши выглядела столь искренней и дружелюбной, что не проникнуться его энтузиазмом было просто невозможно. – Хорошо, я согласна, – просто сказала она. – Тогда вперед, синьорина… – воскликнул он и тут же хлопнул себя по лбу ладонью. – Вот я разиня! До сих пор не спросил, как тебя зовут. – Меня зовут Римма, – представилась она и объяснила: – По-русски ваш город называется Рим. Моя мама так хотела тут побывать, что даже назвала меня в честь города своей мечты. – Быть не может! – юноша уставился на нее с неподдельным удивлением. – Почему это? – озадаченно спросила она. – Потому что я – Ромоло[1]! – Ну и ну! Вот это да! – всплеснула руками Римма. – Выходит, нас зовут почти одинаково. – Это знак судьбы! – серьезно заметил он. – Значит, наша встреча была не случайной.