Я меланхолично брожу по залу, наблюдая за парами. У всех такие сосредоточенные и серьезные лица – и как им удается? – Не с кем упражняться? – доносится из-за спины. Узнаю голос Адама. – Да, пары не нашлось. – Давай, я тут для того, чтобы вас тренировать. Драться с Адамом? Я не сумасшедшая. – Слушай, может, я подожду, пока освободится кто-то менее… Я не нахожу подходящего слова. Менее свирепый? Менее смертоносный? – Я не дурак, Вероника, – он впервые называет меня не по номеру, – понимаю, что тебя нельзя бить, как парней. Давай, чего боишься? Вздыхаю и подхожу ближе. Сильно сосет под ложечкой. Пытаюсь встать в стойку, как остальные. – Ты сейчас сама себе закрыла обзор, – он мягко опускает мой кулак чуть ниже уровня глаз, и на секунду мы встречаемся взглядами. Я вдруг замечаю, что глаза у него не серые, а почти зеленые. От освещения зависит, наверное… какая разница? – Чуть больше согни ноги. Так. И развернись правее. Теперь бей. Я чувствую себя нелепо, ударив по воздуху. – Ты не вкладываешь силу. Бей не просто рукой. Удар начинается с ног, ты должна вложить в него силу всего тела. Давай, на выдохе. Бью снова. – Уже лучше. Он заставляет меня повторить раз двадцать, делая замечания и исправляя. Рука его ложится мне на поясницу, я чувствую ее тепло через ткань майки. – Вот. Ты уже тяжело дышишь, не хватает выносливости. Будем работать над этим. Мне перед ним стыдно. Напросилась в отряд, хотя знала, что ничего не умею, занимаю его время. И это он еще не знает, что на тесте я почти все списала. Как развивать эту выносливость? Пока я натренируюсь, пройдут годы, а ведь мне поскорее нужно в первую разведку, чтобы помочь друзьям. Адам собирает оставшихся троих новичков и показывает на мне типичные ошибки в стойке и нанесении удара. Потом учит уклоняться, и оказывается, что здесь я не так плоха. Когда нас ставят в пару с Олегом, я хорошо ухожу от ударов. Но когда тренировка подходит к концу, я снова устала и измучилась. Ко вчерашним синякам добавилась пара новых, болят мышцы рук и живота. Сколько времени пройдет, прежде чем я привыкну? Наша троица – последние, кто остался в зале. Мы торчим там до ужина. – Завтра выходной, – заявляет Адам, – тренировок и занятий не будет. Послезавтра тоже. Но если кому захочется, я всегда могу привести вас сюда и потренироваться в свободное время. Можно заниматься с грушами и манекенами, можно пойти в тренажерный зал – как захотите. У вас всего три недели, используйте их по максимуму. – Три недели? – переспрашивает Гарри. – До чего? – До вылазки. Дата уже есть, и если вы не будете готовы, переносить ее никто не станет. Уходим почти на две недели, – если вылазка не затянется и пройдет гладко. – И что мы будем искать? – Пойдем на северо-запад, там разрушенный город в неделе ходьбы. Нужно взять пробы почвы и воды; заодно осмотримся. Потому вам важно научиться защищаться: там могут оказаться живые. Они часто находят себе жилье в руинах городов. – Они тоже Резистенты, раз там живут? – Нет, – он с отвращением качает головой, – они даже не совсем люди. Я встречал их однажды, двух мальчишек. Дикие, языка не понимают, и еще их лица… вирус что-то с ними делает. Возможно, дело в радиации. Надеюсь, мы никого не встретим по пути. Утром я просыпаюсь, словно залитая бетоном. Конечности едва шевелятся, все ноет, путь до столовой оказывается сущим адом. Видимо, все страдания отображаются на моем лице, потому что Ната смотрит на меня с сочувствием. Ее внешний вид тоже не очень: уставшая, с нездоровым цветом лица, – похоже, что давно не высыпалась. – Как дела? – Отлично, учимся бить морды. А вы? – Нам очень много задают. Вечером дают новую тему, а утром – отвечать, приходится сидеть над книгами по ночам. Ко мне вчера Ангелина приходила, учили вместе. – Ангелина? – Девочка, которая тоже учится на медика. Она с детства в Центре, все тут знает, водит меня по корпусам. С детства! Вот уж кому не позавидуешь – всю подростковую жизнь провести в Центре, без семьи, почти без сверстников, не ходить даже в школу, – я ее ненавидела, но она была частью моей жизни. Адам говорил, что Резистентных редко находят до вакцинации. Разве что устойчивость обнаружится у кого-то из родителей: тогда проверяют всю семью. Или ребенку делают анализ крови и случайно находят что-то необычное. Так что здесь очень мало детей младше семнадцати. И я рада, что меня не забрали в Центр раньше. Как я прожила бы без отца и Ба, будь мне лет десять? Тело умоляет вернуться в комнату, лечь на кровать и не подниматься до понедельника, но я настроена решительно. Одеваюсь в спортивное, собираю волосы в хвост и иду к Адаму. Его не было на завтраке, и открывает он мне явно сонный. – Извини, если разбудила. Ты не мог бы отвести меня? Хочу сходить в тренажерный зал. – Постой минутку здесь. Он исчезает за дверью, а через несколько минут выходит уже одетый и причесанный. Как ему удается так быстро собраться? Мы идем в «Уран». Тренажерный зал – небольшой, но тесно заставленный самыми разными штуками, от беговых дорожек до обычных перекладин. – Спасибо, я тут справлюсь. – Не справишься, – возражает он. – Ты вряд ли даже сможешь поставить себе правильный вес на тренажерах. Хорошо бы тренер выписала тебе программу в соответствии с твоей массой и подготовкой. Но пока и я смогу помочь. Меньше всего мне хочется снова позориться при Адаме. И с чего он решил заняться мной в свое свободное время? Он демонстрирует мне короткую разминку, показывает «бабочку», тренажер для рук, выставляет вес на рычагах. Всего за пару подходов мышцы рук и пресса просто горят, майка вся мокрая, – повезло, что черная. Адам – беспощадный тренер. А ныть или просить отдыха мне совесть не позволяет. – Ладно, занимайся, – говорит он, – я скоро вернусь. Перехожу на беговую дорожку, чтобы дать отдых мышцам. Я и не думала, что это будет так сложно. Слишком резко меня вбросили в эту новую жизнь. Три недели – что я могу успеть? Надо ведь еще научиться куче других вещей. Да и зачем мне уметь драться, если будет оружие? Хоть бы в стрельбе я оказалась более способной, чем в драках! Три дня проходят одинаково, в постоянных тренировках, поте, боли и жалости к самой себе. Я все еще не верю, что однажды привыкну. А на четвертый день появляется Алиса. Я как раз лежу на кровати после контрастного душа и читаю атлас ядовитых растений, и тут входит она – еще злее, чем раньше, с сальными волосами, одежда вся в серой грязи. – О, ты еще здесь, – выдает она, словно я могла куда-то деться. Потом вдруг лезет под матрас и достает пачку сигарет, закуривает прямо в комнате. Я помалкиваю. Выкурив сигарету, она раздевается. Я стараюсь не пялиться на ее татуировки. Мне самой когда-то хотелось сделать одну или две, но у нее их очень много, чересчур. И все черные – надписи, рисунки зверей и птиц, на лопатках – два больших крыла. Кожа такая же исписанная, как стены комнаты. Я делаю вид, что внимательно читаю книжку, и Алиса, завернувшись в полотенце, уходит купаться. Отмахиваюсь от дыма. Вот и кончилось мое одиночество, теперь она все время будет торчать в комнате. Будь Алиса общительней, я попросила бы рассказать о разведке или научить приемчикам, а так – лучше вести себя тихо. Может, в следующем году подселят другую девочку, и я смогу как-то поменяться комнатой… Встретив Гарри на ужине, узнаю, что его сосед тоже вернулся и теперь отсыпается. Почему они ходили в экспедицию на четыре дня, а нам предстоит пробыть за Стеной две недели? Довольно странно. Будь наша вылазка такой короткой, можно было бы и не учить все эти съедобные растения: на четыре дня хватит и той еды, которую можно взять с собой. К тому же, судя по виду Алисы, нам две недели негде будет помыться. А после ужина приходит Бернев. Он говорит, что скоро можно будет встретиться с родственниками. Меня отвезут повидаться с Ба на этой неделе. Вот так подарок! Еще бы съездить к Артуру… я снова пристаю к Берневу, когда он уже собирается уходить: – Простите, а можно будет съездить и к моему другу Артуру? – Это который твой жених? – Он не жених на самом деле, – я пытаюсь объяснить, как это вышло, но Берневу некогда слушать. – Поехать к нему нельзя. Если хочешь, можешь написать еще одно письмо. – Но я ведь уже отправила одно. – Тогда зачем встречаться? Ты уже все рассказала. Он дурак, что ли? – Если хочешь, можешь помочь ему деньгами. – Деньгами? – Вам ведь говорили: пока вы здесь, мы будем платить вашим семьям. Если хочешь, можешь отправить ему часть своего заработка. – И… много у меня денег? – Достаточно. Что ж, сколько бы ни было, семье Артура пригодится каждая копейка. Они получают выплаты на ребенка, но этого мало. Отец ребенка бросил сестру Артура и куда-то пропал, так что отдельного жилья и пособия они тоже не получили. Но теперь Артур может съехать в мою квартиру, а еще я передам им свои деньги. Вот только одна беда – Артур не возьмет. Он гордый. Никогда не позволял мне даже помочь ему встать, если падал. Хоть бы ему хватило ума не отказаться от помощи! Ночью никак не могу заснуть. Алиса слушает музыку в наушниках, но звук настолько громкий, что я тоже все слышу. А еще, наверное, парень, который живет за стенкой. И попросить ее сбавить громкость я не могу. Выхожу из комнаты и шагаю по темному коридору в туалет. Наша комната в самом конце, на углу здания, так что идти приходится долго. Открываю дверь и вижу стоящий у раковин силуэт. Мужской. Парень медленно оборачивается, но по росту и так ясно, что это Адам. В руке у него дымящаяся сигарета. Он порывается ее спрятать, но понимает, что я уже все увидела, и вместо этого лениво затягивается. Я застываю в дверях. – Э-э, привет… Что ты делаешь в женском туалете? – Разве не видишь? Курю. Сюда реже заходят, чем в мужской. – Не думала, что ты куришь, – говорю я и тут припоминаю, как от него пахло табаком в день, когда я симулировала тошноту. – Не болтай об этом, ладно?