И он никуда не пошел, потому что рухнул на палубу рядом с Лиан, выжженная складка на левой щеке заканчивалась влажной дымящейся глазницей, где еще секунду назад был его глаз. Бот развернулся и снова начал тикать. – Для споров нет времени, – сказал Шимп. – Пожалуйста, проследуйте за ботом. И мы проследовали. Я вывалилась в коридор вместе с остальными, стараясь следить за иконками, все расцветающими в голове. (Где-то глубоко на корме, едва заметила я: рев пробудившихся двигателей.) Сингулярность запустилась, но не совсем по плану: достигнутая масса оказалась чуть ниже ожидаемого… «Лиан. О, Лиан, безумная ты сука». Ее гразер не запустился преждевременно. Он не запустился вообще. Когда 242 из 243 лучей апокалипсиса выстрелили одновременно в центральную точку, векторы почти уравновесились. Но один из 243 гразеров не выстрелил, и вся взрывная энергия массы, стремящаяся наружу, нашла крохотное пятнышко, которое не ответило на давление с таким же усердием… Все-таки был план Б. Очень простой план: обыкновенные часы и лазер; крохотный, жаркий, как Солнце, луч перерезал энерголинию 172-го в самый последний момент. Тут даже не было особого пространства для ошибки: буквально одно путешествие фотона до конца контура и обратно. Микросекунда, может две. Иначе Шимп заметил бы и отменил запуск. Лиан даже не надо было мастерить реальный триггер для всей этой треклятой штуки, просто запустить ее, и все. Если бы план А удался, то невелика беда: ну поджарилась бы линия к устройству, которое и так выполнило свою задачу. А вот если план А пойдет прахом… Теперь новорожденная малая сингулярность отплясывала сумасшедший карусельный танец вокруг древней и большой, той самой, которая тянула наш корабль. Обе хаотическими витками неслись прямо к Немезиде. На МИНе вырисовывался узор из коник с избыточным количеством фокальных точек, которые слишком быстро двигались; янтарные и зеленые нити, пунктирные и непрерывные, спотыкаясь, уходили глубоко в приливные градиенты, которые разотрут нас в гальку еще до того, как мы доберемся до горизонта событий. «Эри» тяжеловесно вращалась по какой-то бестолковой оси; одни из свежеотчеканенных врат появились в моем небе, подобно зазубренной стальной радуге, огромный толстый обруч из углов и сплавов улетел куда-то вверх и влево за горизонт. «Сигнал опасного сближения, – вспомнила я. – Двигатели». Но они запустились слишком поздно, масса была слишком большой, а векторы к херам перекошены: камень трется о сплав, и неожиданно пространство заполнилось фольгой, застлавшей небеса в замедленной метели. Врата тяжело рухнули вниз, кровоточа металлом; мы же завалились на правый борт, кровоточа атмосферой. – Остановитесь здесь, – сказал Шимп, – остановитесь и ждите. Мы онемело послушались, пока сингулярность Лиан совершала еще один проход. В этот раз на ее пути попался один из склепов, С2А кажется, и я не знаю, убила ли она там всех до единого, но система насчитала две тысячи человек, поджаренных прямо в гробах, за долю секунды до того, как трансляция сдохла. Закрылась. Всего-то в паре километров от нас. Мне показалось, что я почувствовала неожиданную слабую волну тепла, но это было невозможно: просто воображение разыгралось. Еще одна светящаяся петля на оперативном экране, взмывшая над нами к зениту, рассекая какой-то несущественный камень в перигее. «Эриофора», покачнувшись, приблизилась к Немезиде. Я чувствовала, как камень раскалывается у меня под ногами, чувствовала, как противоположная тяга пытается вытащить хотя бы часть корабля обратно, это Шимп уговорил двигатель выйти за границы, установленные оборудованием. «Интересно, так ли себя чувствовала Ли, когда мы уходили от гремлина, – подумала я, а потом: – Будь ты проклята, Лиан, будь ты проклята, ты же ничего нам не сказала…» – Вперед, – сказал Шимп. Мы последовали за ботом в трубу. Нет времени нянчиться с хрупкими желудками. Капсула рванула вперед так, словно ею выстрелили из пушки, сбила нас в кучу и прижала к кормовой переборке. Когда мы смогли как-то отлепиться друг от друга, то уже резко тормозили, пришлось цепляться за ручки и петли, пока наши тела болтало, как маятники. Капсула открылась. В проходе уже ждал скакун. – Виктор, высаживайся, – приказал Шимп, и глядите-ка, это предательское дерьмо, пошатываясь, отправилось к выходу. Но остановилось и обернулось. – Что бы вы ни думали, – сказал он, – но это Шимп пришел ко мне, а не я к нему. И он уже все знал, я не сказал ему ничего нового. – Твои слова дерьма не стоят, – прорычалу Кайден, но капсула уже закрылась. Мы снова рванули вперед. – Защита свидетелей, – проскрипела зубами Юкико, борясь с перегрузкой. МИН показывал мне будущее, но только на несколько секунд вперед: вектор против вектора, притяжение Немезиды, движок «Эриофоры» и ее жалкие ньютоновские ракетные двигатели; инерция шла от разломанного и разламывающегося тора, который расходился по швам прямо за нами; сбежавшая микродыра выжигала идеальные конические границы в мире, все сильнее склоняясь к гиперболе. Вот только доверительные пределы расходились слишком быстро; уже через десять минут все решал случай, а килосекунда была и вовсе неизвестным отдаленным будущим. Мы то ли вырвемся, то ли развалимся, а Немезида сожрет наши останки. Месть Лиан заходила на следующий проход – прекрасная филигранная работа, чистая теория, никакой мазни, – выжигая арку, которая прорезала «Эри» прямо перед нами… Неожиданный сокрушающий сброс скорости. Мои пальцы оторвались от ручки, а я держалась за нее так сильно, что в результате вывихнула плечо. Локоть Кайден угодил мне прямо в живот; я, задыхаясь, повалилась на пол, когда мы поехали назад. – Препятствие на пути, – сказал Шимп. – Изменение маршрута. К тому времени, как я восстановила дыхание, капсула уже замедлялась. – Юкико, высаживайся, – приказал Шимп, и Юкико оглянулась на нас, начала уже: – Но… И тут же замолкла, когда бот дернулся и развернулся к ней, чуткий к любым возражениям. Она беспомощно посмотрела на меня и вышла, качаясь, из капсулы. Это не наш район. Снова в дорогу. Я саккаднула характеристики, убрала топографику, траектории и бесполезные десятисекундные предсказания десятка способов того, как мы умрем. Только схема «Эри», больше ничего: где мы находимся, где наши склепы, как далеко… МИН вспыхнул и отрубился: все иконки померкли, все трансляции сдохли. Я повернулась к Кайден, уже открыла рот, но ону только покачалу головой: – Все померло. Сеть легла. Мы оказалась в неведении. Капсула снова затормозила, сильно вздрогнув, что для маглева просто невозможно. Дверь скользнула, дрожа, в сторону и застряла на полпути. – Сандей, высаживайся. Карты не было. Но я знала, что мы далеко от нашего склепа. Значит, не только Виктор. И дело не в защите свидетелей. Шимп разбивал все племя. Я беспомощно взглянула на Кайден и Андалиб. Кайден покачалу головой. Бедная незадачливая Анди лишь открыла рот, но так ничего и не сказала. Я протиснулась наружу, почувствовала, как дверь, скрежеща, закрывается за мной, услышала шипение уходящей капсулы с другой стороны переборки. Указатели, грубо нанесенные на стену, наконец-то пригодились, впервые за шестьдесят шесть миллионов лет: С4В 90 м → «Да ты шутишь, похоже». Глубоко в брюхе «Эри» что-то треснуло, как будто приглушенно пророкотал гром. Что-то потянуло за внутреннее ухо, но тут же исчезло. Замерцал свет. – Иди в склеп, – сказал Шимп. – Поторопись. Я саккаднула МИН. Тот по-прежнему лежал в отключке. – Иначе ты умрешь, – добавил Шимп, хотя ботов, которые наказали бы за непослушание, поблизости не было. – Сандей, пожалуйста, отправляйся в склеп. И я отправилась в этот проклятый склеп. Скакунов поблизости не нашлось, потому я шла пешком, приближаясь к острову Пасхи, к призраку Элона Моралеса и его веселой когорте косвенного ущерба. Шаг за шагом, а «Эриофора» стонала, деформировалась и пыталась высвободиться из когтей лиановской стратегии исхода. Я думала об уравнениях целесообразности и рентабельности, которые дали мне передышку, а моих друзей-заговорщиков, отказавшихся подчиниться, тут же отправили в расход, хотя я была так же виновата, как и они. Я думала о том, что, возможно, Шимп сбросил путы его давно умерших создателей и получил шанс развить свою собственную садистскую мораль; возможно, я уже мертва, как и Гхора. Возможно, машина просто хочет со мной поиграть. С4В за прошедшие тысячи лет оправился от моих разрушений: дыру, пробитую в дальней стене, починили, смолу перезалили, а все следы разборки аккуратно стерли. Я задумалась, правда без всякого интереса, скрывается ли остров Пасхи за этой стеной, и решила, что навряд ли. Тарантула и его соплеменников убили лишь для того, чтобы сохранить этот секрет, а я по-прежнему коптила воздух; так что остров скорее всего опять куда-то переместили. Гроб ждал меня посреди усыпальницы, крышка открыта, сверху лился свет. Лишний саркофаг, оставшийся после какого-нибудь несчастного случая на смене или дурного жребия, из-за которого очередной непроснувшийся бедолага умер и сгнил где-то между звездами, а его мечты и амбиции так и остались невоплощенными в жизнь. А может, он остался от казненного военнопленного после другого, раннего восстания, о котором Шимп – всегда помнивший о боевом духе экипажа – так и не удосужился нам рассказать. Пустая могила. Я представила очередной пролет Мести Лиан, как она за секунду рассекает отсек от палубы до потолка, омывая пламенем и радами это скудно освещенное убежище. – Пожалуйста, ложись в гибернакулу. Мне пришлось рассмеяться: – Да на хера? – Сейчас для тебя это самое безопасное место. Твои шансы на выживание… – Да с чего тебя вообще это заботит, Шимп? Почему ты просто не отключил нас, когда обо всем узнал? Машина ничего не говорила. Я чуть ли не видела, как в его тупом часовом мозгу закрываются и открываются схемы решений. – Я надеялся, что ты изменишь свое мнение, – сказало оно, наконец. – Я дал тебе все возможности. «Если ты хочешь о чем-то мне рассказать, сейчас самое время». – А я не изменила, – ответила я, а потом добавила, чтобы развеять все сомнения: – И не изменю. – Большую часть миссии ты была ценным кадром, Сандей. И ты снова можешь им стать. – Оно выдержало паузу. – Не все могут постоянно функционировать согласно заданным характеристикам. Я не могу винить тебя за то, что в этот раз именно тебе выпал такой жребий. Я не сразу вспомнила: – Ох ты блядь, умно-то как!