– Это. – Все на свете. Вселенная. Эта… реальность. Голограмма, модель, ну, где бы мы ни находились. У нее есть начало и конечная точка, и чем ближе мы к ней, тем четче она вырисовывается. И если мы задержимся тут подольше, то, возможно, сможем различить ее силуэт. – Ты хочешь узнать цель существования. – Я хочу узнать, где находится место назначения всего нашего существования. Любые желания поменьше – это дешевка. Нет, я, конечно, не возвожу напраслину на твой эпический квест. – Он взглянул на меня. – Нашла своего Тарантула? Я ткнула его в плечо: – Козел. Нет, не нашла. По правде говоря, из-за Тарантула я уже начала сходить с ума. Никто, кого я спрашивала, его не помнил. Я уже начала думать, не хватанула ли я персональную галлюцинацию. – Ты возможно сталкивалась с ним миллион раз, – заметил Вик. – Только ты ищешь парня с пауком на башке, а он вполне мог раздавить эту мелкую гниду во сне пятьдесят терасек назад. – Это было бы хреново. Еще и потому, что твой эпический квест тогда станет куда легче моего. Тут внутренний взгляд Виктора за что-то зацепился, и цифровик протяжно хмыкнул. – Кстати об эпических квестах… – Ты выяснил, в чем проблема? – спросил Шимп. – Не совсем. Насколько я могу сказать, – Вик взмахнул рукой, на дисплее задрожала пульсирующая точка, – все твои вычисления правильны, Шимп. На самом деле мы не сбились с курса. – Я тебя не понимаю, – сказал Шимп. – Насколько я могу судить, мы находимся именно там, где должны. Это остальная вселенная не на месте. Нелинейное мышление. Вот почему нас взяли в полет. Ябы и не подумала преследовать Дорона Леви, если бы он не ослепил меня, когда выходил с мостика. Я плохо его знала: просто еще одна спора, изначально родом из Тель-Авива, мы были в одном племени, но вытянули лишь с десяток смен вместе. Я бы даже назвала его другом, будь у нас за плечами больше сборок, но когда я его застукала, считала Дорона лишь хорошим знакомым. Может, я перегибаю палку. Это скорее была вспышка: мимолетные помехи по краям зрения, буквально секундное искажение иконок на МИНе. Словно их кто-то пнул, перемешал пиксели. Буквально на мгновение, повторю. Дорон столкнулся со мной, виновато улыбнулся и отправился к назначенному ему склепу. Вот только пошел он не туда. А на фабричный уровень, где Шимп производил фоны[5] для постройки врат. Там Дорон занимался своим хобби, какой-то скульптурой, создание которой заняло уже тысячелетия. Фабрика делала для него части, когда ей больше было нечем заняться. Я бы даже не задумалась об этом, если бы не эта секундная интерференция: как будто одно из слепых пятен «Эри» прошелестело рядом, крохотный фрагмент Косой Поляны сбежал из тяжелой зоны, чтобы призраком странствовать по яркости Верхнего мира. Что, конечно, было полным безумием. Потому я последовала за Дороном. Фабы на уровне были мертвы и немы – бездействующая сеть машин словно уходила вверх от расстояния, растянувшись на всю палубу, – кроме одного, его огоньки мигали, он тихо жужжал у переборки по левому борту. Я направилась прямо к нему. Дорон выпрыгнул на меня из тени. – Какого ху… Было странно слышать, как мы крикнули почти синхронно. Он пришел в себя первым: – Ты что здесь делаешь? – Я думала, ты пошел в склеп. – А я и пошел. Но тут мне в голову пришла идея насчет «Тидхара». Захотел ввести спецификации, пока о них не забыл. – А, ну да. Я взглянула на штуку, за которой он сидел: один из приемников материи. Запас лития. – А что ты там делал? – я подошла ближе. – Да так, ничего. Просто осматривался, пока шли вычисления. На МИНе пошли легкие помехи. – Да ну. За угол приемника, прямо в тень. – Ага, к тому же анализ закончился. Так что я, наверное… Я вошла во тьму. МИН отключился. – Какого хуя, – в этот раз я солирую. Все иконки превратились в почти невидимые дрожащие призраки. Доступ в сеть исчез. Дорон подошел сзади. Теперь ему было нечего сказать. – Ты создаешь слепые пятна, – сказала я. – Сандей… – Ты строишь глушилки, – я сразу задумалась как. Разве вся деятельность не должна отражаться в логах фаба? – Ты глушишь Шимпа. Неужели он делал их вручную? – Сандей, пожалуйста, не говори ему. – Разумеется, я ему все расскажу. Ты, сука, намеренно мухлюешь с корабельной связью. Ты что задумал, Дорон? Он начал переминаться с ноги на ногу: – Сандей, пожалуйста. У нас не так много времени. – Еще меньше, чем ты думаешь. Ты чего хотел добиться своими дебильными… – Во-первых, нам надо завоевать свободу, – сказал он. – Потом у нас будет куча времени, чтобы понять, как поступить дальше. – Погоди, что… – В жизни есть нечто большее, а мы, как троглодиты, прозябаем в пещере по несколько дней каждую пару тысяч лет, и я знаю, что никогда не увижу… – Откуда ты знаешь… – начала я, но осеклась, когда МИН перезапустился, а на краю приемника показался скакун. Я поняла, что уже какое-то время до меня доносилось шипение от его колес. – Привет, Сандей. Дорон, – голос Шимпа раздался в наших головах. – У вас проблема? Никто не ответил. Казалось, прошли годы. Но наконец: – Не, Дорон просто возился тут со своим проектом, прежде чем отправиться на боковую. – Кстати говоря, – неожиданно встрял Дорон, – а ты слышала о нашем Клубе ценителей музыки? – Что? И ты тоже в нем участвуешь? – Думаю, тебе надо попробовать. Дело не только в оценке. У нас там еще и критика есть. – Критика. – Надо гадить на людей. Тебе понравится. – Да я же о музыке ничего не знаю. – Тогда лови момент. Парк тут кое над чем работает, странным звукорядом Болена-Пирса, там даже октав нет. Но у него с ним проблемы. Так что мы все помогаем помаленьку. Может, и ты взглянешь? Кажется, он оставил ноты у себя в каюте. – Я тебе уже говорила, я не… – Он говорит, восьмые в особенности дают прикурить. Вдобавок он думает, что лучше выбрать соль мажор, а я считаю, что и до мажор сойдет. До-мажорный аккорд с басом до. Сама взгляни, может… надо же что-то сделать с твоими минутами заката, правда?