– Слушай, ну завязывай ты уже с этой древней фишкой про бессмертие. Да, мы в полете уже шестьдесят миллионов лет… – Шестьдесят пять. – …но это не отменяет один простой факт: ты лично провела в сознании лет десять. Ну двадцать максимум. – Я к тому, что мы живем жизнью мертвецов. У нас своей нет. Мы сами никогда не ходили в походы, не ныряли с аквалангом или… – Конечно, и ходили, и ныряли. Мы все можем сделать. В любое время. Ты же сама недавно об этом говорила. – Нас обманули. Мы просыпаемся, строим их ебаные врата, а потом перерабатываем их жизни, так как нам собственной не дали. Мне бы пожалеть ее. А я к своему удивлению разозлилась. – Слушай, ты хоть помнишь, в каком состоянии была Земля, когда мы отправились в путь? Я бы не променяла нашу жизнь на столетия в этой грязной помойной яме, даже если бы сам Господь Бог вышел из врат и предложил мне билет обратно. Мне моя жизнь нравится. – Она тебе нравится, потому что тебя такой сделали. Потому что ни один нормальный человек никогда бы не подписался на путешествие в одну сторону до самого конца времен, еще и в мертвой скале, и потому они сделали специальную модель, такую маленькую, перекореженную – как растения, которые они выращивали. В Японии или где-то там еще. Они создали нечто настолько чахлое, что оно просто не может представить себе жизнь за пределами клетки. «Бонсай» – я вспомнила нужное слово, но решила не подыгрывать Лиан. – Тебе тут тоже нравилось, – вместо этого заметила я. «Пока ты не сломалась». – Да, – она кивнула, и даже во мраке я почувствовала ее грустную улыбку. – Но я стала лучше. – Лиан, что ты делала в служебном туннеле? Она вздохнула: – Приращивала шунт к одной из сенсорных магистралей Шимпа. – Это я видела. Но зачем? – Да ничего такого ужасного. Я просто хотела… вкинуть немного шума в канал. – Шума. – Статики. Чтобы снизить четкость сигнала. Я раскинула руки: «И?» – Я хотела, чтобы у нас появилось чуть больше контроля, понятно? Ради всех нас! – Каким образом ты, поставив под угрозу Шимпа… «Ооооооооо» – Ты хотела повысить порог неопределенности, – пробормотала я. – Именно. «Эриофору» отправили в плавание с мясом на борту только из-за того, что иногда Шимп не мог провести сборку сам, иногда только интуиция органического человека могла провести его через неизвестные переменные и режимы ожидания. И чем ненадежнее были данные, тем больше Шимп сомневался, что вытянет все в одиночку. Лиан пыталась подкрутить алгоритмы в сторону человеческого участия. В принципе, хак довольно умный. На практике же… – Ли. Даже если бы ты нашла какой-то способ все скрыть, а Шимп не вытащил твои палки из колес, пока мы все в заморозке, ты вообще представляешь, сколько кабелей надо взломать, прежде чем твои манипуляции начнут хотя бы как-то влиять на дублирующие системы? – Что-то около двух тысяч или двух тысяч семисот. – Затем Лиан добавила: – Не надо резать поток данных, надо лишь… слегка его затуманить. Расширить доверительные пределы. – Круто. И сколько нервов ты уже взломала? – Пять. Может, она поймет, насколько ее идея безумна, теперь, когда произнесла это вслух. Но нет, ничего в голосе Лиан не выдавало сомнения. – Да зачем тебе это вообще надо? Шимп вроде бы еще ни на одной сборке не проебался, даже если мы за ним не присматривали. – Да причем тут сборки, Сандей! Дело в нас, в возможности снова стать человеком. Получить хотя бы немного автономности. – И что ты будешь делать со своей автономностью, когда ее получишь? Перестанешь строить врата? – По крайней мере тогда мы не будем беспокоиться о том, что по нам палят гремлины. – Что, подыщем себе милую планетку, похожую на Землю? Напечатаем парочку шаттлов, осядем, проведем остаток жизни в хижинах с соломенной крышей? Или вернемся к последней сборке и подождем там, пока какой-нибудь волшебный серебряный корабль не выплывет из врат и нам не вручат билеты первого класса прямо в пенсионный рай, причем сделанный по нашему выбору? Кстати, последнее было в схеме полета, давно правда, еще до того, как открылись первые врата и выплюнули наружу какую-то автоматику и древний двоичный код. Еще до того, как следующие оказались просто пустыми. До того, как появились первые гремлины. Наверное, тридцать миллионов лет прошло с тех пор, как я в последний раз слышала разговоры об отставке. О ней упоминали только как о скверном анекдоте. Тема и сейчас не имела успеха. – Во-первых, нам надо завоевать свободу, – сказала Лиан. – Потом у нас будет куча времени, чтобы понять, как поступить дальше. – Ладно, ты заставишь Шимпа пробуждать нас почаще, и он просто со всем согласится и все тебе даст. Так, что ли? Ли, ты вообще о чем думаешь? Что-то изменилось в ее позе. – Полагаю, я думаю о том, что в жизни есть нечто большее, а мы, как троглодиты, прозябаем в пещере по несколько дней каждую пару тысяч лет, и я знаю, что никогда не увижу настоящий лес, который не будет походить на, на… – она оглянулась, – кошмар, высранный кем-то на психотерапии. – Слушай, честно, я тебя не понимаю. Если ты захочешь посмотреть на… зеленый лес, то просто подключись. Хочешь пройтись по пустыне, нырнуть в Энцелад или полететь к закату, просто подключись. Ты можешь испытать такое, чего никто на Земле никогда не видел, причем когда захочешь. – Это не реальность. – Но ты же не можешь увидеть разницы. – Я знаю о ней, – Лиан снова посмотрела на меня, и ее лицо было окутано серо-голубыми тенями. – И тебя я тоже не понимаю, ясно? Я думала, мы одинаковые, я думала, что просто иду по твоим следам… Наступила тишина. – И с чего ты так решила? – наконец спросила я. – Потому что ты сражалась, разве не так? Еще до начала полета. Ты всегда сопротивлялась, ты всегда ставила под вопрос все, что касается миссии. Всех и каждого. Тебе было, не помню, лет шесть, когда ты реально наехала на Маморо Саваду. В это никто даже поверить не мог. В смысле, мы же все были запрограммированы на миссию еще до рождения, в нас все загрузили изначально, внедрили на биологическом уровне, а ты… ты все каким-то образом отбросила. Воспротивилась. Насколько я слышала, тебе пару раз чуть не выкинули из программы. – И где же ты это слышала? Я была совершенно точно уверена, что во время тренировок Лиан Вей и я не подходили друг к другу и за десять тысяч километров. – Мне Кай рассказал. Теперь понятно. – Кай слишком много болтает. – Что с тобой случилось, Сандей? Как ты из главной скандалистки стала подпевалой Шимпа? – Пошла на хуй, Лиан. Ты обо мне вообще ничего не знаешь. – Я тебя знаю куда лучше, чем ты думаешь. – Ни черта ты не знаешь. Тот факт, что ты на одну корсекунду[3] решила, что я хотя бы отдаленно похожу на тебя, это только доказывает. Она покачала головой: – Ты иногда такая сволочь. – Это я сволочь? А давай сейчас поднимут руки, – я подняла руку, – все те, кто сегодня не бил человека ножом в лицо? – Лиан отвернулась. – Ой, как же так? Неужели это только я? – Хороший пример, – прошептала она. Я ничего не ответила. Сидела в полутьме и сглатывала, старалась не обращать внимания на тошноту из-за внутреннего уха, пока оно пыталось справиться с гравитационными векторами, к которым эволюция его не готовила. Лиан прервала молчание: – Хорошо, тебе не нравится мой план. Ладно. И действительно, со стороны он явно кажется безумным. Но тогда не выступай против меня. Если наша… дружба хоть что-то значит, не сдавай меня. – А что сказать, когда Шимп спросит, зачем ты копалась в его центральной нервной системе? – Ну, что… меня сорвало. Как на последней сборке, помнишь? Тогда, на мостике, ну и у меня был срыв, ты так сказала. И все прошло. Скажи ему, что у меня была паническая атака. Он купится. – Ты так думаешь? – Он купится, если ты так скажешь. Ты никогда ему не лгала.