— Медитации! — наставительно произнес я по окончании занятия. — Не пренебрегай медитациями! А после с разрешения дворецкого отослал Уве и Марту в библиотеку графа, велев брать книги для чтения по своему усмотрению. Сам же вернулся к изучению «Размышлений о нереальности нереального», и, надо сказать, слог досточтимого Нойля вкупе с заковыристым почерком переписчика очень скоро начал вгонять меня в сон. С четверть часа я клевал носом, затем сдался и прямо в верхней одежде завалился на кровать. Еретический трактат был не особо объемен, ознакомление с ним не займет много времени, а вот послеобеденный сон — это святое. 3 В итоге я проспал до самого вечера; сказались накопившаяся усталость и нервотрепка последних дней. Вчера, как услышал об отказе в экстрадиции, сразу от сердца отлегло, а сегодня на свежую голову сообразил, что меня и жернова правосудия Грахцена замечательно перемолоть могут. Окажется у приора черно-красных влияния при дворе больше, нежели у магистра-управляющего здешнего отделения Вселенской комиссии, и начнут нам кишки мотать судейские. В переносном смысле — мотать, но так и так приятного мало. Да и Сильвио де ла Вега условностями закона не ограничен, мало ли какую пакость выкинет? С мишенью на спине жить — приятного мало… Так что встал я не особо отдохнувшим и отнюдь не в лучшем расположении духа, а вот Микаэль из города вернулся в меру пьяным и не в меру веселым. С собой он притащил пару кувшинов вина; не забыл и про меня, презентовав небольшую бутылку грушовицы. — Скоро полнолуние, помню-помню! — заговорщицки подмигнул бретер и кинул на стол солидно звякнувший кошель, после добавил к нему еще два. — Сделал все, как обговорили. — И даже больше! — ворчливо заметил я, сунув палец в новую прореху плаща подручного. Рассекший ткань удар не пропорол бок, пожалуй, лишь чудом. — Филипп, ты не представляешь, какие они тут нервные! — беспечно рассмеялся маэстро Салазар. Я его легкомысленного тона не подхватил и холодно хмыкнул. — Да неужели? — Сам я на дуэль не нарывался, если ты об этом! — ответил Микаэль и потребовал: — Деньги пересчитай! Не на шутку разобидевшись, маэстро откупорил один из кувшинов, наполнил бокал вином и немедленно его вылакал, и не подумав угостить меня. — Налей! — пошел я на мировую, поскольку вразумлять помощника было пустой тратой времени; горбатого могила исправит. Пока Микаэль возился с кувшином, я распустил тесемки первого из кошелей и высыпал на стол пригоршню небольших по размеру монет, отливавших благородной желтизной. Разные гербы, разные надписи, но на всех до единого — изображение пророка. Дукаты. Да оно и понятно: банкирские дома Келуи, Медьяно и Зальяни предпочитали рассчитываться с клиентами именно золотом, которое было на севере в большой цене еще со времен старой империи, а в наши дни безостановочным ручейком текло в руки предприимчивых дельцов с островов Солнечного архипелага. Что удивило, так это вырученная за жемчуг сумма. На первый взгляд в кошеле оказалось никак не меньше пяти дюжин монет. Микаэль отпил вина и подтвердил мою догадку: — Жемчуг был отборный, один к одному. Уж не знаю, насколько облапошил меня ювелир, получилось выжать из него по пятнадцать монет за штуку. Итого… Маэстро Салазар запнулся, припоминая общую сумму, и я подсказал: — Сто восемьдесят дукатов. Надо было часть суммы взять серебром. Микаэль только руками развел. — Ну извини, мог предупредить заранее! — Не подумал, — вздохнул я и кинул подручному один из увесистых кошелей. — Держи. Твоя доля. Только все сразу не спускай. До Ренмеля путь неблизкий. Маэстро Салазар отсалютовал мне стаканом, мы выпили вина, и я отсчитал дюжину золотых дукатов, а остальные вернул в кошель и затянул тесемки. После разделил монеты на две равные стопки, намереваясь одарить ими Уве и Марту, и приступил к расспросам. — Что говорят в городе? — В городе? — вскинулся Микаэль. — Да это не город, а натуральное змеиное кубло! Ты только посмотри на мой плащ! Посмотри-посмотри! Я ведь никого не цеплял, даже шуточки о бороде мимо ушей пропускал! Точно-точно! Меня зарезать хотели! — Грабители? — Какой! — всплеснул руками маэстро Салазар. — Еще до визита к ювелиру зашел промочить горло в одно заведение, и сразу — драка! А ведь не трогал никого и даже косо не взглянул. Я был добр и благостен, поверь! Я поверил и потому предположил: — Думаешь, проследили от имения? — Да нет, говорю же: кубло! — выдал Микаэль и пояснил. — Тут все друг с другом на ножах, понимаешь? Этот твой граф, к слову, от остальных нисколько не отличается. А меня за бретера на чьей-то службе приняли. У южан репутация вполне определенная сложилась, вот и решили на зуб попробовать. Как оказалось, дворянские семейства Грахцена связывали не только кровные узы, но и кровная вражда. Правящая династия искусно играла на отношениях аристократов, исподволь стравливая их между собой, стычки в городе и даже нападения на чужие родовые гнезда были делом обычным и привычным. Очень условно можно было выделить три коалиции, при этом среди союзников шла ничуть не менее жесткая борьба за власть, просто вместо шпаг и пистолей в ход шли интриги и яды. — Твой граф… — Микаэль отвлекся хлебнуть вина, вытер губы ладонью и продолжил: — Он из журавлей, но помимо всего прочего его прадед был бастардом тогдашнего монарха, причем бастардом признанным. В нашем хозяине течет королевская кровь. — Черный святой символ! — Я вдруг сообразил, что именно означает наличие на гербе этого геральдического элемента. — У правящей династии звезда белая, бастарда пометили черной! — Черной… — с непонятной усмешкой произнес маэстро Салазар. — Помнишь, я говорил, что граф подкрашивает бородку? Так вот, нынешний король, как и все его предки до какого-то там колена, — черноволосые, а магистр — шатен. Приходится бедолаге мучиться с париком и краской, дабы соответствовать венценосным родичам. Печаль-печаль. Я посмеялся. — Ничего смешного, — цокнул языком Микаэль. — Только за последний год на имение нападали дважды и было еще несколько стычек в городе. Графа полагают выскочкой, а его выбор ученой стези — проявлением слабости. Нравы здесь простые до безобразия. — И все это ты узнал в первом попавшемся кабаке? — Что значит — в первом попавшемся? — фыркнул маэстро Салазар, сдвинув на край стола опустевший кувшин. — Специально искал, где наемный люд собирается. Эта публика, сам понимаешь, ни один слух не пропустит. Иной раз сплетня жизнь спасти может, а то окажешься не на той стороне — и пока-пока. — А сцепился с кем? Маэстро Салазар лишь отмахнулся, я настаивать на ответе не стал и вместо этого спросил о герхардианцах. — В здешней миссии ордена помимо приора полдюжины послушников и ловчий с парой братьев на подхвате. Несерьезно. — Ну хоть так, — вздохнул я, раскрыл еретическое сочинение, но приступить к чтению помешал заглянувший в гостиную дворецкий. Его сиятельство приглашал спуститься на ужин. Граф Хирфельд был мрачен словно туча, его домочадцы боялись и слово вымолвить, трапеза прошла в гробовой тишине. После хозяин имения пригласил меня в кабинет и посетовал на отсутствие каких-либо подвижек в деле. — Увы, магистр, пока порадовать вас нечем. — Приор намерен начать разбирательство? — Приор еще не знает, будут разбирательства или нет, — с кислой улыбкой ответил граф. — Более того — он затруднился с ответом, пытались задержать вас братья или напали самозванцы. — Боюсь, ничего не понимаю, — опешил я. — Да что тут непонятного? — всплеснул руками магистр-управляющий. — Попытка вашего задержания возмутительна! Пусть разбирательство и затянется на долгий срок, но в результате действия герхардианцев неминуемо признают незаконными, а это грозит отзывом монаршего дозволения на открытие миссии. Но даже если до этого и не дойдет, репутационные потери будут катастрофичными! Понимаете, о чем я? — Будет создан прецедент, — ввернул я юридический термин, и мой собеседник кивнул. — Уверен: приор станет всеми правдами и неправдами тянуть время, ссылаясь на собственную неосведомленность и отсутствие ответа из Линбурга, — заявил граф Хирфельд, и на его осунувшемся лице заходили желваки. — Рано или поздно этой игре придет конец, но это все время! От меня требуют переправить вас в империю незамедлительно, а я не представляю, как подвигнуть прокурора изменить свое решение и дать санкцию на скорейший отъезд! Я не знал всех политических раскладов, но прекрасно понимал, что в делах, подобных этому, случайностей не бывает. У королевского прокурора имелись собственные резоны поступить так, а не иначе. Быть может, он просто хотел насолить магистру-управляющему, а может статься и так, что все это — результат неких подковерных интриг. Ангелы небесные! Сам я с легким сердцем задержался бы в доме графа еще на седмицу или две, да только глупо недооценивать герхардианцев. Они точно не упустят возможности решить проблему… неофициальными методами. Здешняя миссия невелика, но наше промедление позволит выписать подкрепление из Сваами или даже Майнрихта, а то и просто столковаться с наемниками. — Ладно! — вздохнул граф Хирфельд, понемногу успокаиваясь. — Ладно! Не берите в голову, магистр. Что-нибудь непременно придумаю. Мы распрощались, и я вернулся в выделенные нам покой. К этому времени Уве и Марта разошлись по комнатам, и только маэстро Салазар сидел за столом и планомерно накачивался вином. — Привет-привет! — помахал он мне и предложил: — Выпьешь? Я отказался и скрылся в спальне. При моем появлении Марта прекратила отрабатывать сложную эфирную связку и с горечью бросила: — У меня ничего не выходит! — В университете научат, — пожал я плечами, уселся на кровать и снял туфли. — Сотворение чар не только искусство, но и наука. Сосредоточимся пока что на разрушении чужих заклинаний, да и морок тебе дается неплохо. — Я хочу лечить, а не калечить! Созидать, а не убивать! — Уясни одну простую вещь: мертвецы лечить не умеют. Хочешь выучиться тайному искусству — будь добра, потрудись оставаться живой. Вот этому я тебя и учу. Девчонка моментально успокоилась и надолго замолчала, потом задумчиво произнесла: — Разрушение чар, морок… А внушение? — И это тоже, — кивнул я. — Давай! Оцени мои ментальные блоки и попытайся их обойти. Не проломить, как в прошлый раз, а именно обойти. Марта вдруг зарделась. — Тебе действительно хочется этого? Я закатил глаза. — О женщина! Необязательно снова отращивать себе груди, придумай что-нибудь безобидное! Это тренировка, а не прелюдия к постельным игрищам!