Уже без всякой спешки я высвободил ноги из песчаной ловушки, подобрал волшебную палочку и вышел на улицу к Микаэлю. — Ты же не доверяешь огнестрельному оружию? — хмыкнул, не усевшись даже, а буквально упав на один из обломков. — Иногда приходится поступаться принципами, — пожал плечами маэстро Салазар. — Можешь не благодарить. Я и не стал. Было откровенно не до того. Как и всякий раз после предельного напряжения своих ущербных магических способностей, меня всего ломало, в ушах гудели осы, а в левую руку словно воткнули двенадцать дюжин отравленных игл. Вызванное настоем корня мандрагоры онемение полностью погасить эти омерзительные ощущения, увы, не могло. Отчасти утешало лишь, что схватка закончилась нашей безоговорочной победой и уже вовсю шла перекличка переживших бой людей сеньоры Белладонны. Раненых сносили в этот самый двор, принесли сюда и Уве. Точнее, привели. Школяр беспрестанно кашлял и харкал кровью, но все же мог передвигаться самостоятельно. В отличие от того же магистра Фогеля, из которого магический поединок выпил все силы. А вот Адалинда отнюдь не лежала пластом, пусть руки у нее и тряслись, а вычурный колдовской жезл почернел и оплавился. Невольно я поежился от мысли о том, что подойди маг к делу чуть более обстоятельно, и ему бы, пожалуй, удалось нас прикончить. А так положился на стрелков, на том и погорел. Как ни крути, Уве всех спас. — Ты молодец, Уве! — сказал я школяру, но тот столь увлеченно харкал кровью, что моих слов даже не услышал. Хлодвиг Кранц, несмотря на пробитую кирасу и промокшую от крови штанину, принялся руководить обустройством лагеря, велел выставить караулы, разжечь костры и принести воды. Сеньора Белладонна взяла себе в помощь двух человек посмышленей и занялась ранеными, благо у всех, кроме магистра Фогеля и лишившегося руки бойца, состояние оказалось стабильным. Сам я, хоть и чувствовал себя не лучшим образом, в срочной помощи не нуждался. Лицо с левой стороны горело огнем, но неглубокие царапины уже не кровоточили, просто распухли и болели. Я осторожно ощупал скулу и вдруг вспомнил о ведьме. — Где Марта?! — Блюет, — предельно лаконично и вместе с тем весьма емко обрисовал ситуацию маэстро Салазар. Он невесть где раздобыл фляжку с вином, но сам пить не стал и по доброте душевной сунул Уве. Школяр присосался к горлышку, будто младенец к титьке, и с блаженным видом зажмурился. Сейчас ему было точно не до меня и моих благодарностей, так что я в сопровождении Микаэля отправился проведать Марту. Ту продолжало полоскать на площадке, где мы схлестнулись с мушкетерами, и три свежих трупа, один из которых разорвало надвое и поджарило эфирной плетью, не имели к плачевному состоянию девчонки ровным счетом никакого отношения. — Голова кружится, — пожаловалась Марта. — Закрою глаза — кружится. Открою — кружится еще сильнее. — Пройдет, — уверил я девчонку, перевернул покойника на спину и всмотрелся в его лицо, благо его подсветило сияние полной луны. Рыжеватые волосы, веснушки, приметное родимое пятно на щеке. Глаза разве что теперь не жуликоватые, а просто мертвые. Святые небеса! Я в своей памяти на лица нисколько не сомневался, и все же исключительно на нее полагаться не стал, попросил взглянуть на покойника еще и Марту. — Видела его раньше? Девчонка страдальчески сморщилась, но все же взяла себя в руки и перебралась к мертвецу. — Ага, помню его. Он тебе на рынке о ведьме рассказал. Да! Именно этот ныне покойный прощелыга и поведал мне о старой сарцианке с бельмом на глазу, которая увела племянницу вдовы Ланге! — О чем это вы? — заинтересовался Микаэль. — Да все просто, — скривился я. — Один чрезвычайно умный сеньор разбросал хлебные крошки, только и всего… Маэстро Салазар в минуты своей вынужденной трезвости отличался ясным и живым умом, а потому моментально сообразил, о ком идет речь, и ухмыльнулся. — Поставил силок на бойцового петушка, а поймал хладнокровного василиска. — Все так, все так, — покивал я. — Теперь бы еще понять, как это обстоятельство обернуть в свою пользу… Эпилог За ночь я так и не сомкнул глаз — постоянно находилось то одно занятие, то другое — шесть человек были убиты наповал, четверо серьезно ранены, так что всем способным стоять на ногах приходилось работать за двоих, а то и за троих. Адалинда, Микаэль и Марта собрались, как выразились бы ученые мужи, на консилиум. Ведьме там отводилась роль исполнителя, а маэстро Салазар и сеньора Белладонна прилагали воистину неимоверные усилия, дабы не вцепиться друг другу в глотку. Что поразило больше всего — в основном этой взрывной парочке удавалось ограничиваться обсуждением возможного лечения раненых и на личности не переходить. Дольше всего они провозились с чернобородым начальником охраны — кираса хоть и отклонила пулю, все же оказалась пробита, зазубренные края металла проткнули плоть и сломали ребро. Марте пришлось попотеть, чтобы вернуть сдвинувшийся осколок на место и не дать ему проткнуть легкое. Рану в итоге зашили — на магическое исцеление уже не оставалось сил. Что касается нападавших, то их набрался полный десяток. Полдюжины стрелков с кавалерийскими пистолями, троица мушкетеров прикрытия и колдун. Тела утащили на подветренную сторону и бросили на поживу лесному зверью, не потрудившись закопать. Нашими трофеями стали две дюжины длинных пистолей с колесцовыми замками, столь любимых рейтарами, пара обычных кремниевых и три мушкета. Шпаги и кинжалы никто толком не считал, а лошадей и считать не было нужды, их было ровно десять. У восьми имелись клейма в виде перекрещенных пистолей с короной над ними, еще два жеребца никаких отметин на себе не несли. Одного из них я всерьез рассчитывал забрать в счет доли в общей добыче. Как ни крути, такая куча оружия стоила несусветно дорого. Подумать только! Две дюжины кавалерийских пистолей! Две дюжины выстрелов! Ангелы небесные! Да если бы не сноровка Уве, нас бы всех положили у холма! Наверное, в чудесном спасении была и моя доля заслуги — кто как не я обучил слугу нужному заклинанию и натаскал его постоянно держать столь сложное плетение в памяти, но думать об этом не хотелось. В конце концов, именно я разделил Уве и Марту, и школяр едва не надорвался, пытаясь удержать под контролем защитный полог. Впрочем, к утру мне стало не до моральных терзаний. Голова раскалывалась, опухшее лицо горело огнем, левую руку сводило от боли, и немилосердно ломило все тело. Я ощущал себя вырезанной из чурбака марионеткой, да еще в ушах беспрестанно гудело, а перед глазами мелькали серые точки. Серые — как запределье… Микаэль строго-настрого запретил Марте лечить меня магическими средствами, так что, прежде чем завалиться спать, ведьма сделала компресс и велела приложить к раненой щеке. Помогал тот не лучшим образом, и на рассвете, когда терпеть стало невмоготу, я плюнул на все и отправился к ручью, откуда люди Адалинды таскали воду, теплую и неприятную на вкус. Горячий источник бил на южной стороне холма, холодным утром над ним вовсю клубился пар. Меж камней струился быстрый ручей, немного поодаль он срывался вниз небольшим водопадом и расплескивался на камнях ворохом брызг. За долгие годы падавший с высоты человеческого роста поток выбил некое подобие ванны, я быстро разделся, положил на ближайший камень кинжал и волшебную палочку и шагнул под струи теплой воды. Святые небеса! До чего хорошо! Излишки магической энергии смыло в мгновение ока, дисбаланс в изувеченном эфирном теле выправился, почти сразу отступила общая ломота и перестала беспокоить многострадальная левая рука. Лицо? С лицом все осталось по-прежнему. Поток лился на голову не столь уж и сильный, очень скоро я озяб и начал ежиться под порывами прохладного ветра, поэтому сел и откинулся на спину, так что из воды остались торчать только голова да коленки. Пусть самочувствие и улучшилось, уходить отсюда в мои ближайшие планы не входило, но — пустое, неприятности отыскали и в этом укромном уголке. Сеньора Белладонна осторожно спустилась по склону холма, подтянула юбку и присела на один из валунов. — Нас ждали, — произнесла она лишенным всякого выражения голосом. Я не счел нужным комментировать столь очевидный факт. Маркизу цу Лидорф мое молчание нисколько не смутило, и она продолжила излагать свои мысли: — Нас вымотала схватка с ведьмой, на этом и строился расчет. Вмешательство твоего юного дарования стало настоящим чудом. — Ему об этом скажи, порадуй паренька. А лучше — возьми к себе на службу. Адалинда пропустила мои слова мимо ушей и спросила: — Филипп, ты ведь знаешь, кто это был? — И даже больше, — подтвердил я. — Не только кто, но даже как и зачем. И тут я нисколько душой не покривил. Для меня и в самом деле не было секретом, кто, как и с какой целью организовал нападение. Все объяснило присутствие среди нападавших рыжего прощелыги, который был одной из тех хлебных крошек, что и привели меня в Уллимонтис. Вдова Ланге и ее неожиданное возвращение памяти, услужливый сутенер с рынка, словоохотливый вожак сарциан и как вишенка на торте — сеньор вон Аухмейн, супруг моей собеседницы. Все изначально было подстроено таким образом, чтобы убедить меня в виновности маркизы цу Лидорф, подтолкнуть к ее поискам, а при некоторой удаче — и к убийству. А почему нет? Наши натянутые отношения были известны всем и каждому. Впрочем, ситуацию на самотек никто пускать не собирался, и точку в этой истории должны были поставить две дюжины пистолей. В итоге маркизу цу Лидорф представили бы невинной жертвой спятившего недоброжелателя в моем лице, а бравые рейтары выступили бы вершителями справедливости, покаравшими зловредного убийцу. И все — дело закрыто. Но не срослось. Сеньора Белладонна прервала затянувшееся молчание и спросила: — Что ты хочешь за эту информацию? — Ты не просто расскажешь, кто попросил задержать меня в Риере, но и пообещаешь в случае необходимости дать официальные показания. Маркиза цу Лидорф рассмеялась. — Мой милый мальчик! — Адалинда присмотрелась ко мне и покачала головой. — Впрочем, теперь не такой уж и милый… — Она потянулась и без спросу взяла лежавшую на камне волшебную палочку. — Так вот, мальчик, для человека с ангельской печатью на спине ты слишком активно используешь магию! Меня пробрала невольная дрожь, но виду я не подал и пожал плечами. — Использовать жезл по назначению и просто обладать им — разные вещи. — Не юли! — враз растеряла свою показную веселость сеньора Белладонна. — Я собственными глазами видела, как ты развалил атакующее плетение, направленное против нас! А до этого — в Мархофе? Ты ведь так толком и не объяснил, каким образом уничтожил овладевшего телом школяра демона! Так не связался ли с запредельем Филипп Олеандр вон Черен, магистр-расследующий Вселенской комиссии по этике? Я скривил в презрительной улыбке губы. — Уверяю тебя, Филипп Олеандр вон Черен никак не связан с запредельем. — Что-то я тебе совсем не верю. Было предельно ясно, куда клонит сеньора Белладонна, но поддаться на шантаж — все равно что написать собственноручное признание. Я себе такого позволить не мог, при этом не стал и пытаться скормить собеседнице байку о поддельной татуировке; с Адалинды станется проверить мои слова или даже направить официальный запрос в Сияющие Чертоги. А там и до камня на шее недалеко. У меня не имелось ни малейших шансов отрастить жабры и научиться дышать под водой, так что я приподнялся и провел пальцем по расчертившей торс белой полоске шрама. — Мое эфирное тело было рассечено на две части. Ангельская звезда блокирует лишь одну его часть, вторую клеймо не затрагивает. Хоть я об этом предпочитаю не распространяться, но кое-какие способности у меня сохранились. Сеньора Белладонна бросила волшебную палочку под ноги и задумчиво сощурилась. — Это бы все объяснило, Филипп, но эфирное тело — не червяк, которого можно рассечь надвое и получить двух червей. Это суть душа. Она у человека одна. Невозможно ее разделить. Так не бывает. — Вздор! — отрезал я. — Бывает, и я живое подтверждение тому! Как на грех, вспомнились шуточки маэстро Салазара о ревенанте, и голос мой некстати дрогнул, но маркиза не обратила на это внимания и покачала головой. — Боюсь, ты не развеял опасения на свой счет, дорогой. И моя прямая обязанность сообщить о них руководству… В обычных обстоятельствах испуг выдала бы покрывшаяся испариной кожа, да только сейчас я и без того был мокр, поэтому беспечно рассмеялся.