Я тоже в гостиной оставаться не стал и отправился в спальню, где завалился на кровать и забылся беспокойным сном, а уже на закате меня разбудил вернувшийся из города Микаэль. — Тук-тук! — сказал он, встав в дверях, икнул, покачнулся и навалился плечом на косяк. Я продрал глаза и уставился на подручного. — Так понимаю, сходил успешно? — Успешно-успешно! — подтвердил маэстро Салазар, прошел в комнату и плюхнулся на стул. Он уже успел сбрить ненавистную бородку и даже придал укороченным усам некое подобие былой формы. — От берета и серьги избавился? Микаэль кивнул и спросил: — И что теперь? — Теперь ждем. — У моря погоды? — съязвил маэстро Салазар. — Возвращения нашего гостеприимного хозяина, — ответил я, поднялся с кровати, взял шпагу и кинжал. — Хочу размяться. Ты со мной? Микаэль лишь покачал головой: сегодняшний вечер он намеревался провести в куда более приятной компании кувшина вина. Вопреки обыкновению, граф Хирфельд вернулся домой далеко за полночь; к этому времени я успел пофехтовать с тенью, отужинать и сойтись с Мартой в ментальном противостоянии. Понемногу даже начал беспокоиться, не случилось ли с магистром-управляющим какой беды, но волновался напрасно. Дело оказалось в аврале на работе, и сразу после возвращения в имение граф затребовал меня к себе. — Случилась странная история, — заявил он, принеся извинения за столь поздний вызов. — Я весь внимание, магистр, — ответил я, опускаясь в кресло. — Бренди? Нет? Ну тогда слушайте. — Граф устало вздохнул, замолчал, собираясь с мыслями, после начал рассказ: — Одному из книжников принесли на оценку сочинение из разряда запрещенных. Разумеется, он сразу уведомил нас об этом, но продавец куда-то спешил и ограничился распиской в получении книги, а вырученные за ее продажу средства должны были поступить в Банкирский дом Монтальери. — Действительно странно, — улыбнулся я. — Сказал бы даже: опрометчиво. Граф Хирфельд приложил хрустальный бокал ко лбу и покачал головой. — Это еще не самая большая странность. Продавец выглядел как южанин и представился Сильвио де ла Вегой. — О-о-о! — выдохнул я, округляя глаза в насквозь притворном изумлении. — Не может быть! — Если не ошибаюсь, именно так звали попытавшегося задержать вас официала ордена Герхарда-чудотворца? Я развел руками. — Как его звали, можно лишь гадать, но представился он именно так. Магистр-управляющий кивнул. — Естественно, я немедленно затребовал книгу себе. — Что за фолиант? — Не важно, — отмахнулся граф Хирфельд. — Главное, что в нем обнаружился экслибрис маркиза Альминца. Я хмыкнул, изобразил крайнюю степень задумчивости, затем осторожно произнес: — Если принять во внимание угрозы, что при обыске у нас будут изъяты вещи его светлости, все становится на свои места. Теперь нет никаких сомнений, что за убийством маркиза и моими злоключениями стоит именно орден, а эта книга — та самая улика. — Не только книга, — заметил магистр-управляющий. — Де ла Вега арендовал ячейку, из нее мы изъяли мешочек с вензелем маркиза Альминца с парой жемчужин и купчую о продаже еще дюжины штук одному из местных ювелиров. — Очевидно, де ла Вега отчаялся подбросить их мне и решил обратить в деньги! — высказал я вполне очевидное в этой ситуации предположение, просившееся на язык само собой. Взгляд серых глаз собеседника уколол нежданным интересом, но уколол и потух. — Должно быть, так… — отстраненно произнес граф Хирфельд, который явно сомневался в столь вопиющей безалаберности официала ордена Герхарда-чудотворца. — Вопрос, дорогой друг, в том, что со всем этим делать мне. — Нет ничего проще! — приободрился я. — Тут и думать нечего! Ваш долг — незамедлительно сообщить об этом канцлеру. Полагаю, вновь открывшиеся обстоятельства помогут свести к минимуму ущерб для репутации Вселенской комиссии, и ваше усердие будет по достоинству вознаграждено! И вновь по мне скользнул пристальный взгляд, и вновь граф не стал высказывать никаких сомнений и подозрений. Он лишь откинулся на спинку кресла и сказал: — Увы, магистр! Нет никакой возможности доказать, что этот де ла Вега является официалом герхардианцев. Одного вашего слова недостаточно. Да и вы утверждаете это, основываясь на словах несомненного преступника. Ни один суд не примет в расчет подобных утверждений. — А это уже не ваша головная боль. — Я задумался и прищелкнул пальцами. — У вас при отделении есть штатный портретист? — Нет, но мы сотрудничаем с одним из художников. — Отлично! Тогда пришлите завтра его ко мне, я опишу де ла Вегу, и вам останется лишь провести опознание у книжника, ювелира и в банкирском доме. Это дополнит картину и позволит выйти на след проходимца. Возможно, получится даже связать его с орденом. — Уверены, что портрет окажется точен? — усомнился магистр-управляющий. — Сходство должны будут подтвердить сразу несколько человек… Я лишь беспечно улыбнулся в ответ. — Уверяю вас, с этим сложностей не возникнет! Граф Хирфельд кивнул и допил бренди. — В докладе я непременно упомяну о вашем участии в этом деле, магистр. И вот тут у меня возникли большие сомнения, что граф намерен отдать должное моим советам. Слишком уж явственно повеяло скрытой в словах угрозой. 3 Портретист прибыл в имение в первой половине следующего дня, и я не стал все усложнять, плюнул на конспирацию и велел художнику использовать в качестве модели маэстро Салазара. — Только уберите горбинку и сделайте нос прямым, смягчите скулы и черты лица в целом, добавьте короткую бородку, надбровные дуги должны быть немного выше и не столь массивными и конечно же — никакого шрама поперек лба. Присланный магистром-управляющим портретист глянул на меня с нескрываемым раздражением. — Желаете превратить уроженца Лавары в гиарнийца, так и скажите об этом прямо! — Именно этого я и хочу. На голове нарисуйте берет, а в ухе серьгу. Ее раскрасьте зеленым. Художник установил складной мольберт, который принес с собой, и принялся быстрыми, четкими и уверенными движениями грифеля набрасывать лицо Микаэля, попутно внеся озвученные мной изменения. Я стоял у него за плечом, игнорировал злобное сопение и время от времени влезал с непрошеными советами. Портретист закатывал глаза и апеллировал к ангелам небесным, но меня в итоге устроил только третий вариант. Нет, к мастерству художника никаких претензий не было, просто не так-то и легко оказалось совместить в одном человеке черты Микаэля и Сильвио, пусть даже для местных обитателей все южане и были на одно лицо. Ладно хоть еще изначально имелось некоторое сходство, благодарить за которое следовало малое переселение народов, как именовали то событие ученые мужи. После Дней гнева, когда южная часть материка ушла под воду, некоторые населявшие нынешнее побережье Каменного моря народы отправились в поисках лучшей жизни на запад. Те, кто осел в Лаваре, через какое-то время смешались с исконными обитателями тех мест, а вот их перебравшиеся через Медланские горы родичи с местными не церемонились и сохранили относительную чистоту крови. Именно по этой причине гиарнийцы куда больше походили на уроженцев Золотого Серпа, нежели на ближайших соседей — лаварцев. Как бы то ни было, портретист не подвел, и при взгляде на его работу всякий с легкостью опознал бы ранее виденного человека: Микаэля или Сильвио, в зависимости от того, с кем доводилось общаться прежде. За весьма умеренную плату художник сделал дополнительную копию рисунка, а граф Хирфельд не отказал в любезности предоставить мне еще один пакет протоколов помимо уже отправленного в Ренмель. — Уверены, что это необходимо? — лишь уточнил он. — Кому как не вам знать о неповоротливости бюрократических жерновов, магистр? — печально улыбнулся я. — В Ренмеле мне придется держать ответ за свои действия, и не хочется оказаться в самый ответственный момент, простите, без штанов. Графу этот аргумент показался вполне разумным, так что уже на следующий день в моем распоряжении оказались копии показаний книжника, ювелира и банковского клерка, в которых они подтверждали, что именно изображенный на портрете сеньор сбыл им имущество покойного маркиза. Стоило бы порадоваться успешному началу своей ответной интриги, но особых поводов для веселья у меня как раз и не было. Приор здешней миссии ордена Герхарда-чудотворца продолжал хранить молчание; граф Хирфельд то обивал ее пороги, то отправлялся на поклон к королевскому прокурору, но сдвинуть дело с мертвой точки не мог и день ото дня мрачнел все сильнее и сильнее. Ладно хоть Уве заметно окреп и отошел от последствий едва не прикончившего его ранения. Школяр стал все чаще выбираться из библиотеки, где корпел над моим заданием, и присоединялся к фехтовавшим в саду Марте и Микаэлю. Маэстро его благоразумно не нагружал и позволял ведьме отрабатывать на моем слуге ножевые удары, а того, в свою очередь, наставлял в защите от оных. С каким нежеланием маэстро делился своими познаниями во врачевании, с такой же охотой он обучал своих подопечных высокому искусству поножовщины. Через открытое окно до меня то и дело доносились его громогласные крики. — Ну куда тычешь, бестолочь? Как ты бьешь? Доворачивай! Доворачивай кисть! Да не отскакивай ты, не дергай рукой! Уклонение и скользящим движением по сухожилию! Иногда посмотреть на тренировки собирались домочадцы графа, но обычно хватало пары свирепых взглядов фехтмейстера, чтобы зеваки отправлялись восвояси. Изредка я и сам принимал участие в поединках, но чаще на это время запирался в спальне и крутил волшебную палочку, отрабатывая наиболее сложные связки и переходы, без которых попросту не мог продвигаться во владении жезлом дальше. Фехтовать с Микаэлем я предпочитал наедине, отослав подопечных в библиотеку. Да еще ходил медитировать в часовню, благо духовник графа наведывался туда только для отправления богослужений, а все остальное время в храме царили тишина и спокойствие. Марту и Уве я так же регулярно заставлял погружаться в транс, и если ведьма занималась усилением и проработкой эфирного тела, то школяру приходилось выискивать гипертрофированные энергетические узлы и пытаться перенаправить силовые токи в обход них. На практических занятиях мы перешли от разрушения магических щитов и пологов к перехвату атакующих заклинаний, и вот здесь особыми успехами девчонка похвастаться не могла. Даже элементарное осветительное заклинание обжигало пальцы, поскольку Марта попросту не успевала ни распустить брошенное в нее плетение, ни перехватить над ним контроль. — Больно! — жаловалась ведьма, тряся руками. — Отбивай! — сдался я, оставив попытки растолковать основы дистанционного управления чужими заклинаниями, в которых и сам разбирался не лучшим образом. — И постарайся окутать кисть защитной пеленой. Сотки перчатку. — Перегорит, — предупредил Уве.