– А я не могу навестить свою сестру? Я не стала утруждать себя ответом. Наши с Абелем отношения находились на отметке «ненависть». Он терпеть не мог меня, а я – его. И так повелось с первого дня нашей встречи. Он просто придурок. – Почему ты так поздно? – спросил он злым тоном. Подойдя к столу, я заметила, что брат просматривал мой ежедневник и записи с уроков. Интересно, что он хотел там найти? – Я работала. Абель, зачем ты приехал? – просила я, закрывая ежедневник. Он все равно ничего бы там не обнаружил, потому я не волновалась. Я знала правила и саму себя. Как бы сильно мне ни хотелось сказать, что меня не волновали ни они, ни последствия, но это было бы ложью. – Библиотека закрылась час назад. Хочешь сказать, ты просто сидела там после закрытия? – Это называется «уборка». И откуда тебе вообще известны часы работы библиотеки? Ты следишь за мной? Я здесь с папиного благословения, и ты это знаешь... – Надеюсь, ты не лжешь, Айви. Не дай бог я узнаю, что ты была на свидании. Он допил виски из стакана и поставил его в раковину, прежде чем пройти в гостиную. – Ты поэтому просматривал мой ежедневник? – У меня плохие новости, – усмехнулся он и пожал плечами. – И хорошие. Какие хочешь услышать первыми? Гнетущее ощущение, преследовавшее меня весь день, вернулось. Чтобы не упасть, я уперлась рукой в спинку стула. Это не ускользнуло от внимания Абеля. – Не смей падать в обморок, мать твою. Я же сказал, что все не так уж и плохо. – Что случилось? – Папа заболел. Абель никогда не был близок ни с кем из членов семьи, но его тон все равно показался мне необычным. Хоть нас и не связывали тесные узы, однако это не повод для злорадных и даже счастливых ноток, проскользнувших в его голосе. – О чем ты говоришь? – Я говорю о том, что у него был приступ... – Приступ? Сердечный...? – Дай мне закончить, – отозвался он, опускаясь на диван и кладя руку на спинку. Пальцем другой он коснулся небольшой дырки в подушке. Оставленной там, очевидно, сигаретой. – Ты куришь, Айви? – шокировано спросил Абель. – Мебель досталась мне вместе с квартирой. Эта дырка уже была там. Так что случилось с папой? – я достала портфель и стала рыться в нем, ища сотовый. – Ничего у тебя не выйдет, – произнес Абель, увидев телефон у меня в руке. – Папа сейчас не может ответить на звонок, – передразнил он стандартную фразу для автоответчиков, но каким-то странно жутким голосом. – Да что с тобой? – я нажала на кнопку, чтобы позвонить папе, и меня тут же перевели на голосовую почту. Я попыталась набрать номер Эванжелины, но с тем же успехом. Наконец, я стала дозваниваться до мамы, но услышала лишь гудки. Абель поднялся на ноги, выхватил у меня телефон своей большой ладонью, сбросил вызов и положил мой сотовый к себе в карман. Я посмотрела на старшего единокровного брата. Он был почти на десять лет старше меня, рожденный от первой жены отца, и всегда ненавидел меня с сестрами, которые появились на свет во втором – признанном – папином браке. – Он в коме, – на его лицо набежала тень. – Там проводят разные тесты, но пока обнадеживать нечем. – Что? Как? Когда? – Два дня назад. – И ты сообщаешь мне только сейчас? Где он? – В больнице. Где ему еще быть? – В какой? Он посмотрел на меня, как на идиотку. Да, значит, в той самой больнице, куда ходили все члены «Общества». Повернувшись, я поспешила в спальню, чтобы собрать кое-какие вещи. Мне нужно ехать домой. Я должна. Боже, я и не думала, что когда-либо вернусь туда по своей воле. – Разве ты не хочешь услышать хорошие новости? – спросил Абель, встав в дверном проеме. Я бросила на него взгляд, когда он небрежно прислонился к косяку.