— Так, стоп. — В таком состоянии она мне точно ничего не расскажет. — Сделай глубокий вдох. Задержи дыхание, потом медленно выдохни и говори. Я уже понял, что всё серьёзно. Какое-то время из динамика телефона не доносилось ничего, и я забеспокоился сильнее. — Соня? Да ответь же ты, наконец!.. Пара секунд молчания — и Соня без какой-либо интонации произнесла: — Гордей повесился. Мы встретились у неё в квартире. Соня не желала сейчас выходить на улицу — а тем более появляться в студии. Память о Гордее была слишком сильной. Когда первый шок от услышанной новости прошёл, я ощутил внутри какую-то странную пустоту — хоть и не знал Гордея так же близко, как Соня. Должно быть, за два года работы в «Косогоре» я настолько привык его видеть, что теперь не знал, как быть, когда его больше нет. Соня, по-видимому, тоже. Она открыла мне дверь, и я поразился тому, как сильно она сдала за последние дни. Вместо уверенной в себе молодой леди меня встречала совершенно разбитая и даже как будто постаревшая на несколько лет — не побоюсь этого слова — женщина. Мы сели за стол. Я с облегчением отметил, что спиртного у Сони не было; вместо этого она разлила нам чай. Свою чашку она держала довольно твёрдо, но всё равно можно было понять, что ещё совсем недавно её руки дрожали. — Как всё случилось? — наконец спросил я, отпив лимонного «Гринфилда». Соня вздохнула. — Я нашла его вчера утром. Он не отвечал на звонки, и я решила пойти посмотреть, что с ним. В итоге… — Она прикрыла глаза. — Он висел в комнате, на турнике. Я… не могла поверить, что он… На её глаза вновь навернулись слёзы — хотя казалось, что она их все уже выплакала. Поддавшись порыву, я подошёл к Соне сзади и обнял её за плечи. Начавшая было вздрагивать, девушка успокоилась. — И ты вызвала полицию? — спросил я шёпотом. — Да, — кивнула она. — Как только пришла в себя… Они приехали быстро. Мало что спрашивали, видя, в каком я состоянии… Я ничего не подписывала… — Скажи… Гордей оставил записку? — Да. Я скрыла её от полиции. Соня протянула мне клочок бумаги, зажатый меж двумя пальцами. На нём было всего одно слово, написанное синей ручкой ужасным Гордеевым почерком: «Прости». — Не пойму: почему же он всё-таки решил… — пробормотал я, усаживаясь обратно на своё место. Соня резко подняла на меня глаза: — А ты не знаешь? Костя продал LiveSmart «Агреме». В субботу подписал договор, пока ты был на гонках… — Что?! Я аж вскочил на ноги — и застыл, выставив руки перед собой и неверяще глядя на свои ладони. Неужели… неужели Костю всё же дожали? Или… он сам решил больше не мучиться?.. Во мне начала закипать злость. — Блин! — Я с силой ударил кулаком по столу. — Да как так-то?! Мы же почти всё уже восстановили!.. — Видимо, он потерял надежду, что мы успеем, — тихо сказала Соня. — И за это я не вправе его винить. Но Гордей… — Она покачала головой. — К этому я была не готова. — И что ты будешь делать теперь? Вы же с Костей… это… — Да я Гордея любила!!! — неожиданно взорвалась она, и слёзы брызнули-таки из её глаз. В растерянности я снова сел, с приоткрытым ртом глядя на Соню. — Да, мы с Костей вдвоём, по сути, сделали «Косогор»; Гордей, скорее, пришёл за компанию! Да, мы сблизились в том году, пока прятались от бандитов Семёнова! Но и всё! У меня с Костей даже ничего не было!.. А Гордей… Крик сменился сдавленным шёпотом: — За этот год я узнала его поближе. Костя с головой зарылся в проект и перестал обращать на меня внимание. Что мне ещё было делать?.. — Она бросила на меня взгляд, полный невыразимой тоски. — Я любила его. По-настоящему. Всё было не так, как с Костей… более… реально. А теперь… Гордея больше нет. И я не знаю, что делать. Мы помолчали. Соня смотрела в пустоту, а я размышлял над тем, что скажу Косте при встрече. Видимо, девушка уловила моя намерения: — Ты же к… нему пойдёшь, да? Я кивнул. — Тогда иди. Скажи ему, что этим, — имелась в виду продажа LiveSmart, — он обесценил наш труд на протяжении многих месяцев. И хоть от нас больше не требуют столько денег, доделать игру мы точно уже не сможем. Скажи ему, что из-за него потеряли себя два человека. И если я ещё могу вновь попытаться себя найти — то Гордей уже никогда не сможет. — Почему ты не показала записку полиции? Если уж считаешь, что именно Костя во всём виноват? — Не знаю. Но сейчас поздно что-то менять, если я не хочу сесть за то, что скрыла улику. Возможно, я просто до сих пор не желаю ему зла. Хочу забыть. Забыться. не помнить. Но… не мстить. Вместо этого, — взгляд Сони обрёл решительность и твёрдость, но по щеке прокатилась слеза, капнувшая с подбородка, — я хочу, чтобы он помнил. * * * Костю я нашёл у него дома. В студии после таких выкрутасов айтишник вряд ли планировал появляться. Я минуту или две давил на кнопку звонка, прежде чем мне открыли. — Миша? — воззрился на меня выглянувший из-за двери Костя. Я отметил, как же беспокойно бегали у него глаза. — Что ты здесь?.. А, ты уже знаешь… — Это всё из-за тебя! Я втолкнул его внутрь квартиры и вошёл следом, продолжая наступать. — Какого чёрта, Костян?! Кто дал тебе право вот так обрывать то, что мы так долго создавали?! За что, я тебе напомню, мы сражались весь прошлый год — и вышли тогда победителями! — У меня не было выбора! — рявкнул он в ответ, застыв с руками, упёртыми в бока, на пороге одной из комнат. — Подходил дедлайн, и мы никак не успели бы всё закончить! Мы бы встряли на такую хренову кучу бабла, что нам пришлось бы продавать вообще всё, чтобы рассчитаться!.. — Мы и так встряли на деньги — финансирование от SMP для тебя ничего не значит?.. Но дело даже не в этом — ты понимаешь, к чему я! Гордей не мог на пустом месте взять и прикончить себя! Ты понимаешь, что к этому привело твоё! Грёбаное! Решение?!!! Я стоял, тяжело дыша и сжав кулаки, напротив своего — теперь, возможно, бывшего — товарища и коллеги. Мне хотелось что-то сломать: что-нибудь из вещей или нос Кости — без разницы; но… на это моего запала бы уже не хватило. — Выбор. Есть. Всегда, — выдохнул я и разжал руки. — Ты мог хотя бы посоветоваться с нами… — Прости, Миш, — ответил он, опустив голову. — Я решил, что с нас хватит этого дерьма. В конце концов, нам пришлось бы чем-то пожертвовать. — Он вдруг ударил кулаком в стену. — Кто, блин, мог подумать, что всё произойдёт вот так?! — Что «прости»?! — вновь начал заводиться я. — Гордей тоже был живым человеком! А перед ним ты не хотел бы извиниться?! Или перед Соней?.. Она любила его — а теперь его нет! Или ты думал, она из-за проданного приложения так убивается?.. — Соня? Гордея? — удивлённо заморгал Костя. — Что… серьёзно? — Нет, блин, это шутка такая!.. Ты вообще хоть раз обращал внимание на то, что происходит у тебя под носом? Ах да, конечно, я забыл: у тебя же была работа — проект, который нужно было любой ценой завершить… Костя стоял, стиснув зубы, и явно хотел мне ответить — но понимал, что так или иначе вынужден будет оправдываться. Я вдруг осёкся, заметив большую дорожную сумку в глубине комнаты у него за спиной. — А это… что такое? — медленно спросил я, указывая пальцем на сумку. — Где? — Он обернулся, увидел, куда я показываю (был идеальный момент, чтобы ему врезать, но я сдержался), а потом вздохнул: — А, это… На следующий день после того, как я подписал бумаги, мне на почту пришло предложение… из Кремниевой долины. После всего, что случилось… я решил уехать. Я не смогу больше смотреть в глаза Соне. Поэтому… лучше уж я не буду смотреть ей в глаза вообще. Тем более, — позволил он себе горькую, полную отчаяния усмешку, — она всё равно, как выяснилось, любила другого. Я не удержался и съездил ему по морде. Костя отступил в комнату, держась за скулу, но не издал ни звука. Я застыл на пороге, шумно дыша и изо всех сил пробуя сморгнуть слёзы. Что бы я ни делал сейчас — я ничего уже не мог изменить. И от этого было ещё больнее. Костя подошёл к сумке и закинул её лямку себе на плечо. Повернулся ко мне: — Я отписал свою долю Соне. Пусть ликвидирует фирму или подаёт на банкротство — не знаю, я в этом не разбираюсь… А я ухожу. Мне здесь больше нечего делать. Он прошёл мимо меня и вышел в подъезд. Я, не в силах сказать ни слова, направился следом. Мы спустились и вышли на улицу. Солнце светило нам сквозь лёгкую, рваную пелену облаков, и это казалось мне форменным издевательством. — Не думал… — произнёс я внезапно охрипшим голосом и прочистил горло. — Не думал, что всё закончится вот так.