— Почему? — поинтересовалась Люси. — Потому что мне, возможно, придется просидеть всю ночь в машине, наблюдая за чертовым портом. Знай она, что он здесь, всего лишь в нескольких милях от ее дома, было бы только хуже. Она бы захотела посидеть с ним. На это Люси заметила, что Бентон рехнулся. Ни при каких обстоятельствах Скарпетта не отправилась бы с ним в засаду. Как выразилась Люси, это не ее работа. Она не какой-то там секретный агент. Не любит оружие, хотя и знает, как им пользоваться, и предпочитает заботиться о жертвах, предоставляя Бентону и Люси заниматься всеми прочими. На самом деле Люси имела в виду, что наблюдение за портом — дело опасное и она не хочет впутывать в него Скарпетту. Странно, что Люси не упомянула Марино. Что он мог бы помочь. Бентон сидит в темном «субару». Запах здесь особенный, какой бывает только у новых машин. Запах кожи. За стеклом льет дождь. Бентон, всматриваясь в темноту, поглядывает и на экран лэптопа, проверяя, не подключился ли Сэндмен к беспроводной сети порта. Но где он может подключиться? Не со стоянки. И не с улицы, потому что не решится оставить машину на виду, пока будет отправлять свои мерзкие письма этой мерзкой гадине, доктору Селф, которая, наверное, уже вернулась в Нью-Йорк, в свои апартаменты на Сентрал-Парк-Уэст. Больше всего раздражает — нет, бесит! — именно это. Полнейшая несправедливость. Даже если в конце концов Сэндмена поймают, доктор Селф, по всей видимости, выйдет сухой из воды, а ведь она виновата не меньше Сэндмена, потому что утаивала информацию, никого к ней не подпускала и ей вообще на все наплевать. Бентон ненавидит ее. Понимает, что не должен, и все равно ненавидит. Так, как не ненавидел еще никого в жизни. Дождь колотит по крыше внедорожника, туман окутывает уличные фонари, и уже горизонт не отличить от неба, бухту от туч. В такую погоду не разглядеть ничего, пока глаз не отмечает какое-то движение. Бентон замирает, а сердце напоминает о себе толчком — темная фигура осторожно крадется вдоль забора по ту сторону улицы. — Есть активность, — сообщает он Люси. — Входа не наблюдаю. — Входа нет, — звучит в наушнике ее голос. Люси подтверждает, что Сэндмен не подключился к сети порта. — Какого рода активность? — У забора. На трех часах. Сейчас не движется. Держится на трех часах. — Я в десяти минутах. — Выхожу. — Бентон медленно открывает дверцу. Его обступает кромешная тьма. Шум дождя сильнее. Бентон достает из-под куртки пистолет и бесшумно прикрывает дверцу. Он знает, как это делается, и сам проделывал десятки раз. Темным, неслышным призраком скользит он во мраке — через лужи, через дождь. Останавливается, прислушивается. Бентон уверен — незнакомец на другой стороне улицы его не видит. Что он делает? Просто стоит у забора. Бентон подбирается ближе. За завесой дождя с трудом различимый силуэт. Ни звука, только дождь. — Все в порядке? — спрашивает Люси. Бентон не отвечает. Останавливается за телефонным столбом. Чувствует запах креозота. Фигура у забора смещается влево. Незнакомец идет через улицу. — Ты на десять-четыре? Бентон молчит. Незнакомец так близко, что он видит темное пятно лица, абрис шляпы, руки… Бентон выступает вперед и наставляет на него пистолет. — Не двигаться. — Он говорит негромко, тоном, требующим внимания. — У меня девятимиллиметровый. Нацелен тебе в голову, так что лучше не шевелись. Незнакомец (теперь Бентон уверен — это мужчина) замирает. И не издает ни звука. — Отступи с дороги, но не в мою сторону. Влево. Медленно. Теперь опустись на колени и положи руки на голову. — Обращаясь уже к Люси, он говорит: — Я его взял. Подходи. Как будто она совсем близко. — Держись. — Голос напряженный. — Держись. Я уже иду. Он знает, она далеко, так далеко, что ничем не сможет помочь, если вдруг возникнет проблема. Незнакомец поднимает руки, смыкает пальцы на макушке, опускается на мокрый потрескавшийся асфальт и говорит: — Пожалуйста, не стреляйте. — Кто ты? Скажи кто. — Не стреляйте. — Кто ты? — Бентон повышает голос, перекрывая шум дождя. — Что здесь делаешь? Кто ты? — Не стреляйте. — Черт возьми, кто ты? Что делаешь в порту? Больше спрашивать не буду! — Я знаю, кто вы. Я вас узнал. Я держу руки на голове, так что стрелять не нужно. — За шелестом струй Бентон различает акцент. — Как и вы, я здесь для того, чтобы поймать убийцу. Верно, Бентон Уэсли? Пожалуйста, уберите оружие. Это Отто Пома. Я здесь по той же причине, что и вы. Я капитан Отто Пома. Пожалуйста, опустите оружие. «Таверна По» в нескольких минутах езды от дома Пита Марино. Почему бы не пропустить пару пива? Дорога мокрая, черный асфальт блестит, и ветер несет запахи дождя, моря и болот. «Роудмастер» мчит его через темную сырую ночь. Марино понимает, что пить бы не надо, но как остановиться? Да и потом, кому какая разница? После того, что случилось, в душе его поселилась хворь, а вместе с ней пришло постоянное чувство ужаса. Пробравшийся в него монстр вылез наружу, явил себя, и то, чего он всегда боялся, теперь прямо перед ним. Питер Рокко Марино не вправе называться достойным человеком. Подобно многим пойманным им преступникам, он считал, что лишь немногое в жизни его вина, что вообще-то он смел, благороден и добропорядочен. На самом же деле все обстоит наоборот. Он эгоистичен, испорчен и злобен. Он плохой. Очень плохой. Именно поэтому от него ушла жена. Именно поэтому полетела под откос карьера. Именно поэтому его ненавидит Люси. И именно поэтому он поломал самое лучшее, что имел за всю жизнь. Его отношения со Скарпеттой загублены навсегда. Он сам все испортил. Осквернил их. Предал ее — и не раз! — из-за того, в чем она никак не виновата. Она никогда его не хотела, да и с какой стати? Ее никогда к нему не тянуло. А разве могло? И вот он наказал ее. Марино поддает газу. Скорость слишком велика, и дождь больно хлещет по лицу. Он спешит к Стрипу, как называет ночное заведение на Салливан-Айленд. Машины здесь паркуются как попало, каждый занимает любое свободное место. Мотоциклов нет — из-за погоды, — только автомобили. Он замерз, пальцы почти не разгибаются; ему больно, невыносимо больно и стыдно, и все это сдобрено немалой толикой горькой, ядовитой злости. Марино стаскивает с головы бесполезный шлем, вешает его на руль и защелкивает замок. Мокрая кожа поскрипывает. Он входит в ресторан — некрашеные стены, вентиляторы под потолком, постеры с вороном и афиши едва ли не всех снятых по Эдгару Аллану По фильмов. В баре не протолкнуться. Сердце тяжело бухает и трепещет, как испуганная птица, когда взгляд натыкается на Шэнди — она сидит между двумя мужчинами. У одного из них на голове косынка — это тот, которого Марино чуть не пристрелил накануне. Шэнди треплется с ним, жмется к нему, трется о его руку. Марино стоит у двери, роняя капли на истертый пол, оглядываясь, решая, что делать, а мёжду тем раны в его душе свербят, пухнут, и сердце колотится, как у лошади в галопе, где-то под шеей. Шэнди и парень в косынке пьют пиво и текилу и закусывают чипсами с острым соусом «чили кон куэсо». Марино всегда заказывал то же самое, когда приезжал сюда с Шэнди. Когда-то. В былые дни. Все. Кончено и забыто. Сегодня утром он не пользовался гормонным гелем. Выбросил, хотя и с неохотой, под насмешливо-злобный шепоток той твари, что сидит в потемках души. Надо же! Набраться наглости и прикатить сюда с другим! Да еще с этим! Смысл послания прост и предельно ясен. Она настраивала против Скарпетты. Она использовала его, чтобы угрожать ей. Как ни плоха Шэнди, как ни плох парень в косынке, как ни плохи они все — Марино хуже. То, что пытались сделать они, не идет в сравнение с тем, что сделал он. Не глядя в ту сторону, притворяясь, что не замечает, Марино подходит к бару. Странно, почему-то он не заметил на стоянке «БМВ» Шэнди. Наверное, припарковалась на боковой улочке — всегда беспокоилась, что кто-нибудь поцарапает дверцу. А где же тогда оставил свой чоппер парень в косынке? На память приходят слова Люси. Насчет того, что ездить на таком небезопасно. Она что-то устроила. А в следующий раз может устроить что-то и его мотоциклу. — Что будешь? И где это тебя носило? Барменше на вид лет пятнадцать — впрочем, в последнее время ему все молоденькие кажутся подростками. То ли от огорчения, то ли по рассеянности он никак не может вспомнить ее имя. Вроде бы Шелли. А может быть, и Келли. — «Бад-лайт». — Он наклоняется поближе. — Тот парень с Шэнди? — Ну да, они и раньше здесь вместе бывали. — С каких пор? — спрашивает Марино. Барменша ставит кружку бочкового пива, а он кладет на стойку пятерку. — Два по цене одного. Еще одно за мной, дорогуша. Да они тут постоянно обретаются. Думаю, с прошлого года. Мне так оба не нравятся, но это между нами. А как его зовут, не спрашивай — не знаю. Она не только с ним приходит. По-моему, замужем. — Черта с два. — Надеюсь, ты с ней порвал. Навсегда. — Завязал, — говорит Марино, потягивая пиво. — Ничего и не было. — Ничего, кроме неприятностей, так? — усмехается Шелли или Келли. Он чувствует на себе взгляд Шэнди. Та отвернулась от парня в косынке, и теперь Марино раздумывает, не спала ли она и с ним все это время. Может, папаша оставил ее на мели и пришлось обчистить его дом. Мыслей много, и остается только пожалеть, что он не задумывался об этом раньше. Марино поднимает запотевшую кружку, пьет — она все смотрит. Глаза горят, как у полоумной. Может, подойти? Нет, не стоит. Он знает, что ничего от них не добьется. Его только поднимут на смех. Шэнди толкает приятеля локтем в бок. Тот смотрит на Марино и ухмыляется — знает, что она никогда не была его женщиной. И с кем, черт возьми, она еще спит? Марино срывает с цепочки серебряный доллар и бросает в кружку — монета плюхается и опускается на дно. Толкает кружку по стойке, она скользит и останавливается возле них. Он встает и выходит с надеждой, что кто-то выйдет следом. Дождь прекратился, в свете фонарей от асфальта поднимается пар, и Марино сидит на мокром сиденье и ждет, ждет. Может, они подерутся. Может, на этом все и закончится. Только бы не колотилось так сердце да не сдавливало грудь. Он смотрит на дверь «Таверны По», ждет и надеется. Может, у него случится сердечный приступ. Может, сердце не выдержит. Он смотрит на дверь, смотрит на людей по ту сторону освещенных окон — все довольны и счастливы, кроме него. Он ждет. Закуривает сигарету, сидит на мокром мотоцикле в мокрой куртке. Курит и ждет. Какое же он ничтожество! На него уже даже не злятся. Никто не хочет с ним драться. Ничтожество. Он сидит в сырой темноте, курит и смотрит на дверь, заклиная, чтобы Шэнди, или парень в косынке, или они оба вышли и дали ему почувствовать, что в нем еще осталось что-то стоящее. Но дверь не открывается. Никому нет до него никакого дела. Они не боятся. Они считают его шутом. Он ждет и курит. Потом снимает замок и заводит мотор. Дает газу. Пищит резина. Он уезжает. Ставит мотоцикл под навес и оставляет ключ в замке — мотоцикл ему больше не нужен. Там, куда он отправляется, на мотоциклах не ездят. Идет быстро, но сердце все же обгоняет. Поднимается по ступенькам на причал. В первый раз, когда он привез Шэнди сюда, она посмеялась над этим причалом, длинным, шатким, кривым. Они занимались любовью всю ночь. Десять дней назад. Вот и все. Надо подумать. Она подставила его, и, наверно, это не совпадение, что она подкатила к нему в тот самый вечер того самого дня, когда на болоте нашли тело мальчика. Может, хотела выудить у него какую-то информацию. И он поддался. А все из-за кольца. Док вернулась с кольцом, и у него снесло крышу. Тяжелые ботинки глухо стучат по дощатому настилу, и старое дерево прогибается под его весом. Мокрецы роятся вокруг. В конце причала он останавливается, тяжело дыша, пожираемый заживо миллионами невидимых острых зубов, и слезы подступают к глазам, и грудь дрожит в череде судорожных вдохов-выдохов, как у человека, которому сделали смертельную инъекцию и который вот сейчас посинеет и испустит дух. Небо и вода сливаются воедино, и кранцы глухо стучат внизу, и волны тихо плещутся о сваи. Он кричит что-то, что исходит как будто не из него, и изо всех сил швыряет в море сотовый и наушник. Швыряет так далеко, что даже не слышит, как они падают. ГЛАВА 19 Комплекс Агентства национальной безопасности Y-12. Скарпетта останавливается у контрольно-пропускного пункта, заключенного в оправу из бетонных блоков и металлического ограждения с натянутой поверху колючей проволокой. Она во второй раз за последние пять минут опускает стекло и подает идентификационный значок. Часовой возвращается в будку, чтобы позвонить, второй тем временем проверяет багажник красного «додж-стратуса», поджидавшего Скарпетту в пункте проката «Херц» в Ноксвилле, куда она прилетела час назад. Вообще-то она просила предоставить внедорожник. И уж никак не красный. Скарпетта даже не носит красное. В отличие от прошлого раза часовые несут службу бдительно, как будто одно появление машины требует от них внимания и осторожности. В комплексе Y-12 крупнейшие в стране запасы обогащенного урана. Охрана здесь строгая, и Скарпетта никогда прежде не досаждала просьбами местным специалистам, пока нужда, как она выражается, не достигает критической массы. На заднем сиденье лежат завернутое в плотную бумагу окно из прачечной Лидии Уэбстер и небольшой контейнер с золотой монетой, сохранившей отпечаток пальца убитого и до сих пор не опознанного мальчика. В глубине комплекса стоит здание красного кирпича, похожее на все остальные, но вмещающее в себя лабораторию с самым мощным на планете сканирующим электронным микроскопом. — Подъезжайте туда. — Часовой показывает куда. — Он сейчас будет. А потом следуйте за ним. Скарпетта проезжает, паркуется и ждет черный «тахо» доктора Франца, директора лаборатории материаловедения. Она всегда его ждет и всегда едет за ним, хотя и бывала здесь десятки раз. Искать дорогу самостоятельно не стоит и пытаться — заблудиться на территории комплекса, где производят ядерное оружие, вариант не самый лучший. Через несколько минут «тахо» подкатывает, разворачивается, и доктор Франц машет из окна, приказывая следовать за ним. Они проезжают мимо невзрачных строений с незапоминающимися названиями, минуют рощицу, пересекают открытое поле и наконец прибывают к одноэтажному зданию лаборатории, известной как «Текнолоджи-2020». Декорации обманчиво буколические. Они выходят из машин, и Скарпетта достает упакованное в оберточную бумагу окно, проделавшее весь путь на заднем сиденье, где оно было надежно пристегнуто ремнями безопасности. — Какие чудные вещицы вы нам привозите, — говорит доктор Франц. — В прошлый раз была целая дверь. — И мы нашли на ней отпечаток ботинка, хотя никто и не думал, что там что-то есть.