«По крайней мере, большинство из них». Хотел бы я схватить свой собственный пистолет, но она увидит, если я это сделаю. – Кто и – что гораздо важнее, сколько – Серебряных охотников твоего отца преследуют тебя? Наконец она колеблется, хотя бы на мгновение. Ее взгляд опускается на палубу, затем возвращается к моему. – Мой отец мертв. Уголок моего рта приподнимается в холодной усмешке. – Твой отец – правящий принц Пьемонта, страны, которая в настоящее время воюет с Разломами. Мы, Речники, не так глупы, как ты думаешь. – Бракен – мой дядя, брат моей матери, – огрызается она. Ее глаза сужаются, и я задаюсь вопросом, какие у нее способностями. Сколькими способами она может убить меня и мою команду. Как у кого-то кроме нее могла возникнуть необходимость спуститься вниз по реке – и почему. – Мой отец мертв уже шесть лет. Я не солгала тебе, и твое предположение меня оскорбляет, Красный. Несмотря на цвет ее крови и ее врожденную склонность лгать нам и оскорблять нас, по ее глазам или голосу я не могу сказать, что она лжет. Она не вздрагивает под моим пристальным взглядом. – Сколько преследователей? – снова спрашиваю я, наклоняясь к ней, хотя все мои инстинкты Красного кричат в знак протеста. Лириса не двигается, не отступает и не отвечает на мой вызов. – Ни одного. Я ехала на север в Озёрный край под конвоем, когда на нас напали повстанцы. – Она тычет большим пальцем через плечо в сторону отмели. Легкий ветерок шевелит ее волосы, и блестящая черная завеса приспускается с одного ее плеча. – Выжила только я. Вот оно что. Понимаю. – Ты хочешь, чтобы твой дядя думал, что ты погибла вместе с остальными? Она кивает, ее лицо не выражает никаких эмоций. – Да. «Серебряная принцесса, которая покинула свое королевство. Все, кто ее знал, считают, что ее нет в живых. И она хочет, чтобы так оставалось и впредь». Я заинтригован – как минимум. Возможно, не все крысиные дни одинаковы. Я уже принял решение. Предлагаемое золото, в десять раз превышающее обычную цену, уйдет далеко по реке и будет разделено между членами моей команды. Не могу говорить за остальных, но большая часть моей доли отправится на хранение к моей матери. Я отхожу от принцессы, позволяя ей пройти в глубь лодки, и провожу рукой, указывая на неглубокие скамейки, стоящие у заполненного грузового отсека. – Найди себе место и не мешайся, – говорю я ей, переключая свое внимание обратно на моего беглеца, все еще находящегося в реке. – Иан, семья в синих плащах. Узнай, что они предлагают. Лириса не двигается, ее манеры спокойны. Она привыкла получать то, о чем просит. Или чего требует. – Капитан, я плачу вам за то, чтобы вы переправили по реке меня – и только меня. Мне важно двигаться быстро. – Очень хорошо, Серебряная, – отвечаю я, поворачиваясь, чтобы перегнуться через борт лодки. Подо мной Иан держит одну руку на веревочной лестнице, готовый подняться обратно на борт. Я машу ему, когда Лириса садится, скрестив руки на груди. И говорю громче, чем следует. – Иан, семья в синих плащах. На борту моей лодки есть только один капитан. Глава 2 Эш Она бросает свое мерзкое пальто в реку, как только мы отплываем – и даже не смотрит, как оно плывет по течению и запутывается в корнях у берега. Пока оно плывет, оно окрашивает воду, от него расходятся волны грязи или чего-то еще хуже. Полагаю, что это может быть кровь или экскременты – или и то, и другое. Не то чтобы я утруждал себя расспросами. Я и раньше перевозил Серебряных, и река течет легко, когда мы держимся от них на расстоянии. Семья Красных, которых мы взяли на борт, тоже это знает. Две матери, одна темнокожая, а вторая – светлокожая, делают все, чтобы двое их детей не приближались к принцессе Пьемонта. Все они старались не попадаться ей на глаза. Она, кажется, не возражает и облокачивается на локти, наслаждаясь просторным пространством, которое доступно ей ввиду их отсутствия. Джилл бросает на нее свирепый взгляд со своего места сбоку, с длинным шестом в руке. Он методично отталкивается ото дна, обходя скалы и отмели. У него больше причин ненавидеть Серебряных, чем у большинства, но он держит себя в руках. Я прохожу мимо него по пути к носу лодки и сжимаю его плечо. – Только до Ворот, – бормочу я, напоминая ему о нашей цели. Всего две недели, если нам повезет с течением и патрулями. Я добирался до Ворот и за меньшее время, но предпочел бы не давить на киль и команду. Кроме того, это, похоже, легкая река. Нет смысла усложнять вещи больше, чем это необходимо. – До Ворот, – эхом отзывается он. Нетрудно услышать невысказанные слова: «И ни секундой дольше». Я киваю ему. Скоро принцессы Пьемонта здесь не будет. Мы знаем путь к Воротам, как свои пять пальцев, как палубу нашей лодки. Вниз по Огайюсу до слияния – худший участок. Справа от нас, к северу, находится берег озера, граница Земель королей, протянувшаяся прямо к кромке воды. Слева, на юг, простираются Свободные земли. Так далеко на северо-востоке – лес и поля, в основном заросшие. Если патруль Озёрного края решит напасть на нас здесь, единственным путем спасения для нас будет суша. У меня быстрая лодка, но не быстрее водного транспорта. И от нее будет мало пользы, если нимфа решит обратить против нас речные волны. Я видел, как отступает река, только один раз, и этого с меня хватило. Я больше не собираюсь сталкиваться с чем-то подобным. Я смотрю, где плывут другие лодки. Старая Тоби уже скрылась из виду, оставшись позади. Груз, который ей доверила Алая гвардия, должно быть, требует плыть медленно – или часто останавливаться у берега. Не завидую я такой работе. И у меня нет никакого желания связывать свою судьбу с этими мятежниками, как бы сладко ни звучали их речи. С ними не будет легкой работы и легкой реки. Хэллоу плывет примерно в ста ярдах впереди. Он, вероятно, останется в поле зрения, пока мы не достигнем места слияния Огайюса и Великой реки. Затем день или около того он будет разгружать лодку, а потом отправится по реке на север. В следующий раз мы встретимся только на воротах. С носа лодки открывается хороший вид на Озёрный край. Его берега сразу выделяются четко очерченными полями пшеницы и кукурузы. Размером в половину человеческого роста. Приближается лето, а к осени эти поля выкосят, готовясь к зиме. Каждый год я проплываю мимо тех, кто работает на полях, и смотрю, как Красные трудятся в поте лица для своих далеких господ. Иногда они бегут к реке, умоляя, чтобы мы взяли их на борт. Мы никогда этого не делаем. Совсем недалеко отсюда есть патрули, а у фермеров слишком мало денег. Однако некоторые из них совершают путешествие самостоятельно, за лето собирая лодки на берегу. И при возможности мы помогаем им скрыться от Серебряных. Меня вытягивает из моих мыслей звук быстрых, легких шагов по палубе. Ко мне подбегает девочка-пассажирка с вьющимися каштановыми волосами. Ее глаза широко раскрыты. Она выглядит испуганной. Я ухмыляюсь ей, хотя бы для того, чтобы успокоить ребенка. Еще мне не хватало, чтобы она начала кричать. Она тут же усмехается, указывая на мой рот, затем на свой собственный зуб. – Тебе нравится? – бормочу я, проводя языком по своему золотому резцу. Он заменил зуб, выбитый в драке в Мемфисе. Драке, которую я выиграл. – У тебя зуб блестит, – легкомысленно восклицает она. Ей не может быть больше восьми лет. Я оглядываюсь на ее матерей, тесно прижавшихся друг к другу на скамейке. Они смотрят на нас с опаской. Интересно, эту девочку удочерили или она родная дочка одной из этих женщин. Наверное, последнее. У нее такие же глаза, как и у той, у которой светлая кожа, и та же искорка в глазах. Я мягко подталкиваю девочку обратно к ее родным. Каким бы милым ни был этот ребенок, я не хочу общаться с ней больше необходимого. Так будет проще. – Лучше иди сядь. У меня тут много работы. Но она не уходит, все еще не сводя с меня глаз. – Ты капитан, – настойчиво говорит она. Я моргаю. Несмотря на то, что экипажи килевых лодок не имеют никаких знаков различия или других опознавательных признаков, по которым можно отличить офицеров, очевидно, что я стою на палубе своего корабля. – Да. – А как тебя зовут, капитан? Я киваю и снова подталкиваю ее локтем, на этот раз двигаясь вместе с ребенком. Ей приходится последовать за мной. – Меня зовут Эш, – говорю я, хотя бы для того, чтобы заставить ее двигаться. – Я Мелли, – говорит она. А потом начинает шептать, внезапно сжав мою руку: – На лодке есть Серебряная. – О, мне это известно, – бормочу я, вырывая свои пальцы из ее ручки. Я вижу, что принцесса Пьемонта сидит на скамейке и с ленивым видом наблюдает за происходящим. Она смотрит на нас из-под ресниц, притворяясь, что ей совершенно плевать, что здесь происходит. Хорошая тактика. Очень умно. – Почему ты пустил ее на корабль? – продолжает маленькая девочка, не беспокоясь о том, что нас могут услышать остальные присутствующие на палубе – или подслушать кто-то другой. Риетт усмехается мне со своего места на палубе, продолжая работать с шестом. Я морщусь в ответ. Почему-то крысиные дети всегда тянутся ко мне, и почему-то я продолжаю им это позволять. – По той же причине, по которой я пустил тебя, – я отвечаю коротко и грубо. «Просто не мешай мне работать, малышка». – Они опасны, – шепчет она в ответ. – Они мне не нравятся. Я даже не стараюсь говорить тише. Пусть Серебряная принцесса меня слышит. – Мне тоже. Одна из Красных матерей, побледнев, благодарно тянется к дочери, когда я толкаю к ней девочку. У нее коротко остриженные волосы пшеничного цвета. – Прошу прощения за Мелли, сэр, – говорит она, прижимая ребенка к себе. Не из страха, а из уважения. – Сиди спокойно. Я коротко киваю. Не в моих правилах ругать пассажиров – в особенности тех, кто спасается от гражданской войны. – Просто не путайтесь под ногами и не залезайте в трюм.