‒ Вся левая сторона лица была... месивом. Правая сторона идеальна, нетронута. А левая... ее просто не было. Я привез самого умелого и знаменитого ринопластического хирурга в мире, и заплатил ему довольно большую сумму денег, чтобы восстановить твою былую красоту. Два с половиной миллиона, которые я упомянул, это лишь взятка за имплантацию чипа, помни. Я заплатил ему больше, чем четырежды по столько, чтобы он бросил всех клиентов и приехал в Нью-Йорк заниматься тобой. Полагаю, я должна быть впечатлена, сколько тебе пришлось потратить на мое восстановление. ‒ Ты говоришь, что мне вставили... чип ‒ что это значит? ‒ Мне становится сложно говорить, сложно дышать. Секунду ты не отвечаешь. ‒ Шрам у тебя на бедре... он всегда там был, со дня аварии то есть. Когда доктор Френкель клал тебя на восстановление лица, он разрезал этот шрам, вставил маленький компьютерный чип и закрыл разрез, как будто его никто не трогал. Микрочип позволяет мне определить твое местоположение с точностью до метра, ‒ ты показываешь свой телефон. Я не знаю, что думать о твоем признании. Так что меняю тему. ‒ Хочешь послушать, какую историю рассказал мне Логан? ‒ Если хочешь рассказать, я послушаю, ‒ безразлично, равнодушно. Недоверчиво. Может быть, даже слишком. ‒ Была автомобильная катастрофа, ‒ говорю я. ‒ Мои родители погибли, а я ‒ нет. Мы иммигранты. Полиция не опознала меня, но расследование закрыли, потому что я была в коме, из которой могла не очнуться, и меня признали Джейн Доу. ‒ Вот как. ‒ Вот как? ‒ Я смотрю на тебя. ‒ И что значит это твое «вот как»? ‒ Это значит, что в его истории не все гладко, ‒ говоришь ты. ‒ Почему тебя не опознали? Твои родители иммигрировали незаконно, и у них не было паспортов? И даже если допустить, что какая-то невероятная череда событий привела к тому, что вас с родителями невозможно опознать, то почему расследование просто закрыли? Они бы не сдались... просто так. Если Логан смог выяснить, кто ты, то почему не смогли полицейские? ‒ Я... ‒ в горле пересохло, душа замерла, разум в смятении. ‒ Шесть лет, Икс. Я потратил шесть лет своей жизни на заботу о тебе. Ты думаешь, я бы не поделился с тобой такой информацией, раз ее так просто найти? ‒ Откуда мне знать? Не знаю. Ты продолжаешь говорить. ‒ Мы знакомы шесть лет, а этого мужчину ты знаешь чуть больше... чего? Я даже не знаю? Сколько ты провела с ним? Несколько часов максимум? И ты готова поверить всему, что он скажет, ‒ от тебя исходит отвращение. У меня нет ответа на твои доводы. ‒ Но мое лицо, Калеб. Ты только что сказал, оно обгорело. Как это смогло случиться при ограблении? ‒ Я не сказал, что оно сгорело, Икс. Я сказал, его собирали по кусочкам. Тебя избили, жестоко и грубо. Врачи думают, тебя пинали, когда ты пыталась ползти, понимаешь? Руки за голову? Повреждения были настолько сильными, что лицо уже было бы не твоим. Я не хотел, чтобы ты жила с этим, так что его привели в порядок. Я не говорил, что оно было обожжено. Вот так быстро моя новая личность испарилась. Я ненавижу тебя. ‒ Ты ‒ мадам Икс... ‒ говоришь ты. И я отчаянно хочу уцепиться за это. Но не могу. А твои слова, когда-то знакомые и успокаивающие, теперь кажутся пустыми. ‒ А я Калеб... ‒ Прекрати, Калеб, ‒ говорю я, едва способная шептать. ‒ Просто... прекрати. ‒ Если хочешь выбрать другое имя... ‒ С чего это ты решаешь, что мне можно? ‒ спрашиваю я. ‒ Почему вся моя жизнь зависит от тебя? Почему все мое существование зависит от тебя? Ты вздыхаешь. Вздох полный давнего страдания. ‒ Останови машину, Лен, ‒ произносишь ты. Машина сворачивает на обочину Пятой авеню за несколько домов от твоего небоскреба, справа от нас проносится утренний поток машин. Ты указываешь на дверь, окно, мир за ними. ‒ Тогда иди. Ищи свой путь. ‒ Калеб... Ты открываешь дверь, смотришь на машины, затем назад за машину. Распахиваешь мою дверь. Хватаешь за запястье. Вытаскиваешь меня. Закрываешь дверь и возвращаешься к двери за шофером. ‒ Ты зависишь от меня, не потому что я настаиваю, чтобы держать тебя в заточении. Просто так сложилось. Если хочешь свободы так сильно, ‒ каждое слово отдает сарказмом, ‒ так вперед. Ты садишься в машину. Дверь закрывается с мягким хлопком. Мотор мягко рычит, и «Майбах» уезжает, оставляя меня одну. Ты доказал свое. Куда мне идти? Что делать?