— Так вот, пункт пять, в нашей игре — теперь ничья. Из-под повязки появились крупные, красиво выведенные буквы. Зачарованно впилась в них взглядом, хотела обвести пальцами, но знала, насколько болезненна сейчас кожа вокруг. — Ты сделал татуировку! — воскликнула я. — "Hada". Что это значит? — Читается, как "ада", в переводе с испанского — фея. Я быстро-быстро заморгала, прогоняя совершенно неуместные слезы. Потянулась к его губам и выдохнула: — Идиот, это же навсегда. — Как и ты. И вечер был идеален. Просто и-де-а-лен. Если бы не одна долбанная прядь. И вот последствия! — Агния, — ревёт мужчина с той стороны. А по имени он зовет меня только на работе и только, когда зол. То есть частенько, ага. Барабанит в дверь. Громко, сильно. Держись, дверь, держись, родненькая. — Завтра на работу выходить! Как ты себе это представляешь?! — Надень бандану, — сдавленно пищу я. — Бандану?! — натурально звереет Рижский. Так и вижу эту его пульсирующую венку на лбу. И глаза чернющие от злости. И слюни пузырями, как у бешеной собаки. Все, решено, я остаюсь жить в ванной. Вода есть, а вода — это жизнь! А еда… можно и шампунем попитаться, в конце концов, написано, что он из натуральных ингредиентов! Жесткий стук в дверь затихает. Слышится тяжёлый вздох, а затем глухой хлопок. Это он головой, узнаю звук! — Зачем ты это сделала, фея? — уже спокойнее спрашивает он. — Меня твоя прядь отросшая бесила! Я думала тихонечко ее подравнять, пока ты спишь. — Триммером?! — снова взлетает мужской голос. — Я ножниц не нашла. Вот и… Но я же старалась! Аккуратно прядь на бок уложила, думала раз и все, укорочу одним движением, а тут ты дернулся во сне! А я насадку не поставила… прости, прости, прости, — изливаю душу в узкую щель между откосом и дверным полотном. — Моя месть будет жестокой! — Хочешь, я себе что-нибудь тоже сбрею? Смотрю в зеркало, скептично оценивая, что там уже дальше некуда просто, но могу и лысой, если что, походить месяцок, мне не принципиально. Лишь бы задобрить моего вечного невротика. Даже включаю машинку и издаю громкий жалостливые вздох. — Не сметь! — снова ревёт за дверью Рижский. Фух, вовремя, а то ещё пару сантиметров и… Мы замолкаем секунд на десять. Слышится очередной протяжный выдох с той стороны. — Ты опять режешь мою душевую шторку? — Не твою, а нашу, я сама ее выбирала, и портить считаю кощунством! — возмущаюсь его домыслам. — Ладно, выходи, — милостиво разрешает Леша. — Убивать не будешь? — Не раньше, чем ты исправишь содеянное. — Я могу! — радостно открываю дверь. — Я подравняю сбоку. А потом со второго, немного уберу сверху, и будет класс! Взгляд Рижского мой энтузиазм немного поубавляет, но когда он хватает меня за руку и тянет к себе в объятия, я успокаиваюсь. Дарю ему просящий прощения поцелуй и веду на кухню. Осматриваю последствия своих кривых рук при дневном свете и тяжко вздыхаю. ‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍ — Боже, как ты меня терпишь. — Ты, конечно, на любителя, — иронично замечает он. — Но я как раз из них. Повезло тебе, да? Кривая улыбка пересекает лицо, взгляд приклеивается к моим губам. — Я люблю тебя, Рижский, — прочесываю пальцами пока ещё длинные кудри. — И я тебя, фея, — обхватывает мою талию руками и притягивает ближе к себе. — Закажем что-нибудь? Есть хочется после вчерашних подвигов. — Ага, — утыкаюсь носом ему в плечо. — Что ты хочешь? Пиццу, роллы? — Твою фамилию, — шепчу я. — Наконец-то, — выдыхает он. Конец