— Понимаю, — подмигивает она мне. — Дело такое. И только я хочу открыть рот, чтобы спустить на землю всех участников этого нелепого фарса, как свой свисток открывает Света. — Елена Валентиновна вынесите пока мусор из кабинета директора. Габаритная женщина кивает и скрывается в кабинете Рижского. Я с яростью смотрю на блондинку, которая явно заявилась не просто так. — Специально ее сюда привела? — Услышала шум, поняла, что без уборки не обойтись. Что же ты так с женишком? — Он мне не женишок, — рявкаю в ответ. — Пока, — хмыкает сзади Стас. — Заткнись, Григорьев. Просто заткнись себе во благо. Отхожу к столу, сметаю со стола опавшие с гербер лепестки прямо на только что подметенный участок. Мелкая мстя языкастому паршивцу. Света тихо ретируется. Пронырливая жучка, точно знает, когда лучше валить. Григорьев тем временем заметает авангардное искусство в виде павших цветов в совок и спускает их в мусорную корзину. Сверху летит измятая шляпная коробка, в которой так красиво были упакованы герберы. — Прости, — звучит тихое и… черт, у меня слуховые галлюцинации? Или я и правда слышу искренность. — За что именно ты просишь прощения? — выдыхаю я, поднимая взгляд на бывшего лучшего друга. Он стоит с другого края стола, сжимая метлу, и выглядит почти комично. Почти. — За время. Настенные часы тикают в моей голове, отмеряя каждую не сказанную им букву. — За время… — тихо повторяю я. — Которое я потерял. Я же знал, что ты та самая. Всегда знал, — большим пальцем он прочесывает правую бровь и продолжает. — Но из-за собственной глупости, эгоизма, максимализма… Так тупо просрал. Стас находит мою руку на столе и мягко не сжимает. — Можно я… Агги, пожалуйста, давай поговорим. — У нас новый уборщик? А где тетя Лена? — врывается в наши интимные переглядки надменный фотограф, тот самый, что назвал меня "не фонтан". Я судорожно вырываю руку из лап бывшего и прячу ее под столом. Кажется, кожа на ладони горит от не прошеного прикосновения, распространяя жар тревоги и неправильности по телу. Что за яд на его коже, что от одного прикосновения мне чуть не отшибло память и разум? — Она в кабинете Алексея Викторовича, — отчего-то охрипшим голосом отвечаю я. — Убирает. — Без своего главного орудия? — насмешливо изгибает брови фотограф и снова косится на Стаса с метлой в руках. Дверь кабинета открывается, и оттуда выкатывается Елена Валентиновна с черным мешком в одной руке и тряпкой в другой. — Ой, Шурик, только тебя вспоминала, крестилась, не дай боже ты сегодня заявишься! Я твою чёртову конуру драить не буду, так и знай! И вообще, конец рабочего дня уже. — Теть Лен, ну, — как мальчишка, надувается фотограф. — Не бузи на меня, Шурик. Мамке твоей позвоню, расскажу, какую ты порнографию тут снимаешь. — Это каталоги! У меня сроки, а в хаосе я работать не могу. "Порядок освобождает мысль"! — так Кант говорил, слышала? — хватает ее под локоток и разворачивает к выходу. — Ну, раз говорил, так пусть сам у тебя и убирает. Я блёстки гремучие в прошлый раз из ушей своих доставала. — Там только упаковочная бумага сегодня. — Ай, сейчас приду. Девиц своих только выгони, чтоб я нормально убралась, а то будут каблучищами своими стучать. — Я уже, уже. Шурик, он же, насколько я помню, Санчо, растворяется также незаметно, как появился. Уборщица, она же, по-видимому, член семьи, ставит мусорный пакет на пол, прячет тряпку для пыли в карман формы и забирает свой рабочий инструмент из рук Стаса. — Хороший мальчик, — цокает она языком. — И пара вы красивая. — Мы не… — Спасибо! — перебивает меня Григорьев. — Мусор оставьте, я сам вынесу. — Спасибо, красавчик. Работаешь здесь? Не видела тебя раньше. — Ага, сегодня первый день. — И девушка твоя рядом. Ох, ну что за романтика! Елена Валентиновна разворачивается и скрывается в одном из длинных коридоров. Я, напряженная, как гитарная струна, наконец, позволяю себе сесть. Тело складывается пополам, лицо ложится на столешницу, руки повисают вдоль тела. Сдавленно мычу. — Ну что ты за человек такой, Стас? Почему не можешь просто исчезнуть и не усложнять, а? К чему все это представление, мы же оба знаем, чем все закончится, — устало говорю я. Он от стола не отходит, опускает ладонь мне на голову, проходится ей взад-вперед, мягко поглаживая. Я прикрываю глаза. От усталости, естественно, от усталости. — Я просто хочу поговорить, Агги. — Хорошо, — соглашаюсь я, не открывая глаз. — Твоя взяла, поговорим. Только заканчивай этот фарс. Скажи, что работа тебе не подходит и уходи, пожалуйста. Я тебе напишу. ‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍ — Не напишешь, — спокойно констатирует Стас, не прекращая меня гладить. — Ладно, поговорим сегодня, после работы. — Хорошая девочка, — щелкает меня по носу и отходит к своему рабочему столу. До конца дня мы больше не разговариваем. Я отлепляю себя от стола, заставляя собраться, несмотря на внутреннюю опустошенность, и неспешно заканчиваю дела, назначенные шефом. Рижский так и не появляется. Я снова звоню ему, но он не отвечает. Набираю смс "все в порядке?". Но и она остаётся без ответа. Что там могло такого произойти на производстве, что он не может ответить? Выключаю компьютер, закрываю кабинет директора, везде выключаю свет. Стас молчаливо ждет, поглядывая на мои неспешные действия. Мы вместе выходим из здания, вместе спускаемся в метро, вместе, не сговариваясь, встаём на моей станции и выходим. Уже подходя к подъезду, мне приходит мысль, что лучше было поговорить на нейтральной территории, но разворачиваться сейчас и менять направление кажется глупым. К тому же, это просто разговор. Что может случиться? * * * Глава 36. Лучший день из худших Агния "Время пострелять, между нами война. Па-па-попадаешь в сердце, остаешься там…" Зараза! Я спотыкаюсь о бордюр и чуть не лечу в гигантскую лужу под ногами. Чемодан-таки выскальзывает из рук и с громким шлепаньем приземляется в грязь. Гордость моя летит примерно туда же, когда я понимаю, что на меня смотрят. — Давай помогу, — я и отблагодарить не успеваю, как мой чемодан взмывает вверх и отряхивается мужской рукой. — Это все вещи или нужно за остальными будет съездить? — Нет, только чемодан и белка. И чувство вины.