Жандармы продвигались цепочкой, словно солдаты. От дозорных стали поступать сигналы, которые они посылали при помощи факелов и зеркал. Гонцы сменяли один другого, сообщая последние новости: — Они поднимаются, следуя ущельем Черного Утеса. — Выходят к Шакальей Реке. — Наши люди следуют за ними по пятам. — Они у Норы Гиены. — Идут по дроковому полю. — Свернули на нижнюю дорогу. — Они чуют ловушку. — Понимают, что край подошел. — Не знают, куда податься. — Направляются к Черной Реке, в сторону леса. Маленькая группа Бусетты надеялась укрыться в лесу. Никогда еще столько людей не шло по их следу. На рассвете часовой сообщил им о подозрительных передвижениях. Им пришлось покинуть свое пристанище и бежать. Вся надежда была на лес, где их ждали товарищи. Они пойдут все дальше, все глубже. Лес вставал перед ними, словно черная стена — непроходимый, дикий, густой. — На этот раз они охотятся только за нами, — сказал Бусетта. — Ничто другое их не интересует. Посмотрите, они окружают нас со всех сторон. Видно, хотят отрезать нам дорогу и раскинуть сети, чтобы взять нас, как стаю куропаток. Его бил такой сильный кашель, что ему трудно было бежать. Он сам был не свой, словно какой-то демон вселился в него. Смерти он не боялся. — В какую передрягу ты нас втянул, — сказал ему Бельхир. — Лучше бы уж мы остались в пещере. — Ступай, ступай! — ответил тот сердито. — Смерть за тобой придет, когда Аллаху будет угодно. Самый старый из них, Усач, ему было под пятьдесят, с белой как снег бородой, предложил принять бой: — Я никого живым не пропущу. — Марш, марш вперед! — приказал Бусетта. — Они только этого и ждут. У нас нет ни малейшего шанса. — А потом у нас разве будет шанс? — с мрачным видом возразил Кривой. — Нам так и так крышка. Может, лучше сдаться? Слово «сдаться» ударило их, как обухом по голове. Они остановились, с трудом переводя дух, и горестно посмотрели в глаза друг другу. Все они с неприязнью относились к Кривому из-за его мелочного и вздорного характера. Никто из них понять не мог, почему они согласились принять его в разбойничью семью. Может, из чувства локтя. Хотя он уже давно откололся от них. Вконец измученный удушливым кашлем, Бусетта пресек все споры, обрушившись на Кривого. — Сдавайся, если хочешь, ничтожество! — яростно бросил он и первым пошел вперед, за ним все остальные. Это напоминало охоту на шакала. Крики доносились со всех сторон. Видно, их окружили. — Тут, пожалуй, не только жандармы и наводчики. Похоже, есть и те, кто знает ремесло, — молвил старый Усач. — Посмотрите-ка, как они прочесывают ущелья, будто ищут похищенную дочь. — Уж не ты ли та самая дочь? — спросил Бусетта. Оба засмеялись. Лес был от них в двух шагах. Остановившись, Усач оглядел их всех, кивая головой. Жандармы, добравшиеся до хребта, стали стрелять в них, пока они не исчезли в лесу. Встревоженные выстрелами, Хасан с Мусой торопливо выскочили из хижины и, взобравшись на выжженный пригорок, огляделись вокруг, но ничего не увидели. Не находя себе места от беспокойства, они не знали, что следует предпринять. Снизу послышался шум. — Пошли поглядим, — предложил Хасан. — Может, это они? — Погоди немного, — ответил ему Муса. — Если это они, то должны подать сигнал. Раздался короткий, но громкий свист. — Это старый Усач, — сразу успокоившись, сказал Муса. Они бегом спустились с пригорка. Но мрачный вид товарищей и поспешность, с какой они двигались, испугали их. — Забирайте всю провизию и бегите! — приказал Бусетта. — Есть место, где можно пробиться сквозь заслон, опрокинуть жандармов, если те придут первыми. Спустимся в ущелье, потом снова поднимемся. Они по очереди бросились следом за ним в ущелье. Вода хлюпала у них под ногами. У каждого было охотничье ружье, заряженное дробью. Только у Хасана не было, он никогда в жизни не держал в руках оружие. Увидев его, Бусетта спросил: — Ты умеешь стрелять, малыш? — и протянул ему свой револьвер. — Лучше ружье, — сказал Хасан. Тот отдал ему ружье. Схватив его, Хасан преисполнился гордости. Подумать только, настоящее ружье! Он запрыгал от радости, позабыв о подстерегавшей их опасности. Но выстрелы, застрекотавшие со всех сторон, вернули его к действительности. Пули сыпались сверху, дно ущелья оказалось ловушкой. Сущей мышеловкой. Огонь был очень сильный и бил по одной точке, так что первые трое были убиты сразу наповал, не успев сделать ни единого выстрела. Лужи в ущелье окрасились кровью. Остальные, опомнившись, стали стрелять, но огонь не давал им распрямиться, пули сыпались градом. — Сюда, — крикнул Усач, — ближе к скалам! Там мы сумеем продержаться. — Это конец, — сказал один. — Остается дорого продать свою шкуру, — вторил ему другой. Пули сыпались не переставая. Среди скал каждый нашел себе укрытие. Бусетту бил кашель, и казалось, вместе с кашлем выходят его легкие. Ударяясь о скалы, пули поднимали легкую белую пыль. — Не давайся живым, малыш, — сказал Хасану старик. — Речь идет о твоей чести. — Не стреляйте. Дайте им подойти поближе, потом откроем огонь все разом, — приказал Бусетта. Приступ кашля закончился, голос его звучал ясно и громко. Жандармы подходили все ближе, стреляя во все стороны, так что ветки трещали. Птицы в ужасе улетели. — Ой, мамочка! — вскрикнул кто-то. Оказалось, Бельхир. Он упал плашмя, кровь фонтаном хлынула у него из горла. — Конец им, — сказал один жандарм. — У них нет никакой надежды. Каид ликовал, отдавая приказ: — Вперед, вперед! Его зычный голос слышно было издалека. — Эх, если бы он пришел сюда! — вздохнул старик. — Он будет мой, дядя, — сказал Хасан. — А ты молодец, не пал духом. Из тебя выйдет толк, — заметил старик. Снова загремели выстрелы. — Они совсем близко, — сказал Бусетта. — Вы готовы? И в эту самую минуту пуля угодила ему в ногу. Он скорчился от боли. Лицо его исказилось. И тут выскочили жандармы. Он подал сигнал, и начался сущий ад. Среди скал, там, где засели мятежники, в самом центре пальбы все утопало в белой пыли, похожей на туман. Когда немного прояснилось, Хасан вдруг увидел управляющего. Он шел впереди. Старик взял его на мушку, но не успел выстрелить: Хасан отвел его ружье. — Он мой, дядя, оставь его мне. Старик улыбнулся: — Твой, твой, давай стреляй. Хасан целился управляющему в грудь. Грянул выстрел. Ружье немного подскочило, и управляющий упал с размаху, хватаясь руками за лицо. — Место в раю тебе обеспечено, — сказал старик Хасану. — Спасибо, дядя, спасибо. Пальба усилилась. От пуль свистело в ушах, они разрывались у их ног, оставляя отметины на камне. Мятежники сражались, как львы. Никому не удалось подойти к ним живым. Нападающие, ошеломленные, отступили. Настала минута передышки. Вдруг одновременно прозвучали два выстрела. Тут же раздался душеразрывающий вопль Кривого: «Ой, мама!» — Пошли поглядим, — сказал старик Хасану. Они стали пробираться ползком. Хасан показал старику на безжизненно свисавшую из-за скалы ногу. — Это Кривой. Душа его уже в аду. Ну, пошли. Они обогнули, каждый со своей стороны, выступ скалы и увидели Бусетту, лежавшего в крови. Вслед за ними подползли Махмуд с Омаром. Бусетта улыбался, на губах у него выступала кровь. — Негодяй, хотел ко мне сзади подойти, — молвил он.