– Это просто, если отработать, – подгонял он. – Думать в такие моменты некогда, потому автоматом включаем реакцию на правшей. Еще раз, перехватываем руку сверху, шаг вправо, уводим подбородок, голову вниз, залом сзади, как до этого тренировали. Если вы не с бывшей одноклассницей будете делить первую любовь, то не делайте ставку на силу. Вам перевес даст только скорость и неожиданность, потому не должно быть ни одного лишнего движения – на него нет времени. Пока медленно, Елизавета Андреевна. Я уже порядком устала и сильно запыхалась, но останавливаться намерена не была. Просто требовалось несколько секунд для передышки. – Ты хоть сейчас бы без Андреевны обошелся. – Хорошо, фря карамельная, – Коша вообще не удивил своим предложением. – Ничуть не короче! – раскритиковала я. – Человек, который уже десять раз схватил меня за горло, может называть меня Лизой. – Только при одном условии – если вы начнете называть меня Русланом Владимировичем. Все, кого я десять раз схватил за горло, так и называют. – Ладно, «Елизавета Андреевна» сойдет. Продолжаем. Еще несколько часов назад я думала, что подобное невозможно. Но теперь и сама понимала, что можно вырваться, если тебя неожиданно перехватили. Особенно когда какой-нибудь Хребет от утонченной цыпочки такого не ожидает. И Коша немного расслабился – он хватал меня уже резче и с силой, чтобы я полировала навык в условиях, близких к реальным. В очередной раз задохнулась и внесла идею: – Вот и аппетит проснулся! Предлагаю сделать перерыв на печенье и разбавленный спирт! – Можно. Я повернулась к кухне, в темноте по коридору шагать нужно осторожно. Но Коша перехватил сзади за шею. Отточенный шаг вправо, не забыла про подбородок, и вскрик, когда маневр не удался: – Как так? Ты другой рукой схватил! – Потому что я левша, – раздалось почти в ухо. – Для таких, как вы, недоучек, страшнее ничего не бывает. После перекуса будем тренировать левый захват. Спать я отправилась, когда уже рассвело и в комнате начало теплеть. Коша уместил только голову на матрас мне в ноги. Но куртку его я ему не предложила, я вообще ее сразу приватизировала, как самую бесценную здесь вещь. Усталость навалилась разом, приятная и избавляющая от тоски. В нашей отсидке найден смысл, так почему бы не радоваться – пусть и не до хлопков в ладоши? Глава 8 Второй день прошел намного веселее первого. Мы мешали тренировки с отдыхом, а гречку в чайнике варили вместе. Коша был принципиально против такого кулинарного подхода: – А чай будем в ложке заваривать? – В тарелке! – отрезала я. – И не отвлекай, я уже и забыла, как гречку варить… По крайней мере, поели мы почти прилично. И вновь принялись за отработку нового приема. Коша настаивал, что ногами мне лучше не бить – если перехватят, то позицию точно потеряю. Но в некоторых случаях пинок в лицо просто напрашивается. – Давайте еще раз, – командовал он. – И только в случае удачного захвата. Если есть капля сомнений, то лучше локтем сверху. А мне так хотелось хоть раз все-таки попасть ему по носу – не потому, что я большая любительница причинять кому-то боль, просто это означало бы мой прогресс. Сам Коша на похвалу скуп, потому мне и требовались другие подтверждения. Но он почему-то постоянно уворачивался ровно за полсекунды до столкновения и вновь призывал повторять. В очередной раз, когда после самого удачного захвата, колено опять прошило только воздух, я зарычала от бессилия. – А это что еще за звук? – Коша выпрямился и отступил. – Злюсь, – честно призналась я. – Злюсь, что три последних часа прошли даром – у меня не получается. – Получится на пятом или девятнадцатом часу, – он будто удивился. – Любая отработка требует времени, особенно если с нуля. Но злиться-то зачем? – Потому что я человек! – Развела руками. – А. Вот это еще один ваш недостаток, Елизавета Андреевна. – Быть человеком? – я рассмеялась от несуразицы. – Сделаем перерыв. Мы снова перекусили сухой гречкой, но на этот раз позволили себе по паре глотков алкоголя. У меня болело все – от сухожилий под коленями до кончиков ногтей. Хорошо еще, что я вырядилась в джинсы, в коктейльном платье сейчас и такое развлечение не было бы доступно. И уже снова вечерело, а я так или иначе освоила пятерку ходовых приемов – пусть не против Коши, но против какого-нибудь инвалида без рук и ног смогу выстоять. Передала ему единственную кружку и попросила: – Может, все-таки научишь меня стрелять? Ну, когда вернемся домой. – Я? Пусть телохранитель учит. Или инструктор, если Иван Алексеевич сочтет нужным. Я усмехнулась. – Минуты считаешь, когда сможешь вернуться к своим делам – мочить, избивать и пытать, а не со мной возиться? – не дождалась ответа и продолжила: – Но я так скажу – я вижу и плюсы в том, что оказалась здесь именно с тобой. Очень сомневаюсь, что дома Ваня кому-то позволит бить меня. – Я и не бил – вы сами рукой об меня ударились. Кстати, именно поэтому упражнения бессмысленны. Хороший блок не научишься ставить, пока не поймешь, как прилетает по роже при плохом блоке. Я кивнула, прекрасно понимая, о чем он говорит. Приняла кружку, а глотки делала микроскопические – только для того, чтобы энергия прибавлялась, но от опьянения не разморило. Мы сидели на матрасе, вытянув ноги вперед, и наблюдали за опостылевшим фонарем, который еще через некоторое время станет выглядеть ярче. Это поможет скоротать ночь, а спать уляжемся снова на рассвете. – А что про злость, Кош? – вспомнила я. – И как же здоровая агрессия в драке? Он ответил после длинной паузы: – Хватит здорового понимания, что и зачем делаешь. А вот из себя выходить нельзя – это увеличивает количество ошибок. Возьмите за установку, что если вышли из себя, то проиграли. – Вообще никогда? – Только в присутствии самых близких людей, которым на сто процентов доверяете. Или когда трахаетесь, – он, кажется, не насмехался надо мной, а действительно погрузился в объяснение. – Во всех остальных случаях эмоции должны быть выверенными. Уж особенно в драке. И особенно в вашем случае, когда нет ни одной секунды на лишний маневр. Я перевела взгляд на его профиль – хотелось убедиться, что действительно не смеется. – Такое ощущение, Коша, что ты вовсе не о драках говоришь, а вообще обо всем. Намекаешь на две мои истерики? – Зачем же намекать? Прямо говорю. Ну поорали вы, поплакали – много этим добились? Я всерьез заинтересовалась, потому даже немного подалась к нему: – Немного. Но разве и Ваня враг мне? Почему с ним-то надо сдерживаться? – Так вы сами объявили ему войну, Елизавета Андреевна, – обескуражил Коша окончательно. – Начали требовать того, чем он никогда не являлся. Он, соответственно, этому обрадоваться не мог. А действовать следовало наоборот – обозначаете, чего хотите, и ждете, когда он создаст для этого условия. Как с курсами. Но малейшее осуждение – и он уже обрубает очередного судью, а не создает условия. Нет ничего проще, чем быть с ним заодно – Иван Алексеевич таранит мир за себя и за все окружение, но нет ничего хуже, чем оказаться с ним по разные стороны. Вот и ваша ошибка. – Надо же, как ты хорошо его изучил! – Это и причина, и следствие моего положения. – Допустим. И как же этому научиться – не выходить из себя по любому поводу? – Так же, как ставить блок, многократными повторениями. Вот как люди реагируют на проблему? Задирают руки и пищат «А-а!», если все маты вырезать. А надо иначе. Собираешься и говоришь: «Ща все решим». В любой ситуации, даже если вокруг полная жопа, даже если стены уже рушатся, а в тебя по гланды запихнули кусок арматуры – первая автоматическая реакция: «Ща все решим». Никаких других эмоций, отключка любых дополнительных рефлексов. Попсиховать можно потом – кстати, психовать тоже надо уметь, благополучно переживать психоз, когда вокруг не полная жопа, или когда кому-то надо показать, что ты на грани. Я расхохоталась от собственных выводов: – Теперь понятно, почему Иван так к тебе относится! Ты изучил его до такой степени, что можешь безнаказанно манипулировать, а в сложных ситуациях научился не психовать! Коша слабо поморщился: – Видимо, не так уж хорошо он ко мне относится, раз я сижу здесь, а братва вся там. И если до выяснения обстоятельств это было еще чем-то оправдано, то теперь… Коша не договорил, в который раз задумавшись. Он, конечно, из себя не выходил, но легко догадаться, что эта тема ему неприятна, – еще никогда ему не приходилось быть настолько в стороне от общей движухи. И сама ситуация могла означать, что доверие Вани к нему не так незыблемо, как раньше казалось. Или не во всех вопросах. – Может, он просто не хочет рисковать твоей жизнью, – выдвинула я самое очевидное предположение. – Ладно, разобрались, почему Иван тебя приблизил. Но почему ты сам-то захотел приблизиться? Коша плеснул еще в кружку мутной жидкости из бутылки. Возможно, и на него слабо действует опьянение. Хотя неудивительно – мы здесь не голодаем, но и особой сытости не испытываем. И это может быть единственной причиной его разговорчивости: – Скорее всего, по той же причине, что и вы вышли за него замуж. Рядом с такими людьми выживать проще всего. – Поразительно! – выдохнула я. – Ты только что назвал меня приспособленкой. И себя заодно. – М-да, Елизавета Андреевна, как же вы любите дать всему какое-нибудь гнусное определение, а потом сокрушаться, как гнусно оно звучит. – Ага, я уже поняла твой подход к жизни – не париться. Но это не значит, что нельзя называть вещи своими именами! – Да называйте как хотите, – он лениво отмахнулся. – А кто не приспособленец, того с нами больше нет. Отдохнули? Тогда идем дальше тренироваться – почему бы не приспосабливаться к жизни самым оптимальным способом? Я была не против продолжать занятие, но хорошо понимала, что такого настроения больше не поймаю, потому перехватила его за локоть и посадила обратно. – Подожди, Кош, еще вопрос – и он тоже может быть вопросом моего выживания. Что там с Алаевым? Страшный человек? – Не страшнее Ивана Алексеевича, – Коша почти улыбнулся. – Но всю свою диаспору сюда перетащил. Дошло до того, что почти в кого ни плюнь – или наш, или алаевский. Раньше мы зверски рамсовали, но лет пять как уладили. Выгоднее ведь поделить зоны влияния и выжимать из них все, чем продолжать бойню, терять людей и ресурсы. Они даже сферы обговорили: Иван Алексеевич – в политику, Алаев – в крупный бизнес, чтобы друг с другом лишний раз не пересекаться и не проверять мир на прочность.