– Но ведь это дело мистера Брауна? Надо спросить его. – Мы с ним говорили, – сказал Мэйнард. Рид-Моир повернулся и не сводил с Мэйнарда глаз, пока у него не изменился цвет лица. Затем он вновь повернулся ко мне. – Мы коротко переговорили с ним, пока шли сюда, – сказал он. – И что он сказал? – Браун – человек простой, – начал Рид-Моир. – Ему все вокруг видится либо в черном, либо в белом цвете. И это, конечно, одно из его достоинств. Он считает, что раз жалованье ему платите вы, то и делает он так, как скажете вы. – А вы с этим не согласны, мистер Рид-Моир? – Я тоже человек простой, миссис Претти. По-своему. Меня заботит только процветание музея. Как я и сказал, раскопки в Стэнтоне очень для нас важны. И если они увенчаются успехом – а я склонен думать, что так оно и будет, – мы очень многое узнаем о жизни римлян в Саффолке. И в свете нынешних событий нам приходится делать выбор между Стэнтоном и, уж простите за искренность, менее значительным предприятием. Безусловно, раскопки в Саттон-Ху любопытны, тем не менее пока что ничего примечательного обнаружено не было. – Позвольте уточнить, мистер Рид-Моир, – сказала я. – Вы хотите сказать, что мистер Браун должен немедленно оставить работу, которую ему поручила я, и отправиться в Стэнтон, чтобы делать вашу работу? – Не мою, – ответил он, издав мягкий смешок, – а работу, порученную музеем. Все дело в музее. – Я прошу прощения. Он качнул головой, как бы извиняя меня. – Понимаю, что мои раскопки, наверное, кажутся вам делом глупым и смешным, – сказала я. Рид-Моир хотел что-то возразить, но, видимо, передумал. – Но, быть может, вы сочтете возможным потерпеть мои капризы еще немного. В конце концов, я долгое время оказывала музею поддержку. – Так и есть, миссис Претти. – А потому я рассчитываю на ваше расположение. Он сидел неподвижно, закинув ногу на ногу. – Сколько вам нужно времени, миссис Претти? – спросил он. Я глянула в окно – начался дождь. Капли стучали по листьям плюща, размывали по клумбам грязь. – Мне бы хотелось, чтобы мистер Браун занялся еще одним курганом. Как закончит – может ехать в Стэнтон. – Еще один курган? – Голос его зазвучал не так мягко. – То есть еще один – целиком? – Именно так. – Но может потребоваться – боже мой – чуть ли не три недели. А может, и больше, если погода не улучшится. Мне вовсе не хочется давить на вас, миссис Претти, но я должен сказать, что любая проволочка ставит потенциально важную находку под угрозу. Вполне вероятно, что в Стэнтоне мы обнаружим крупнейшую римскую виллу на севере от Филикстоу. Мы посмотрели друг на друга. – Возможно, я неясно выразилась. Я хочу, чтобы мистер Браун закончил с еще одним курганом. Рид-Моир продолжал на меня смотреть. Взгляд его был прямым, а сидел он все так же, аккуратно положив ногу на ногу. И хотя двери в гостиную были закрыты, я все равно слышала, как в коридоре тикают дедушкины часы. – Но мне не хочется быть чересчур категоричной, – продолжила я. – Если мистер Браун ничего не обнаружит к концу, скажем, следующей недели, я отправлю его к вам. На этот раз Рид-Моир отреагировал быстро: – К концу недели… Получается, к концу месяца. Хорошо. – Благодарю за ваше терпение, мистер Рид-Моир, – сказала я. – Возможно, вы хотели обсудить еще что-то? – К слову, да. Он протянул книгу, которую держал все это время: – Я подумал, что, возможно, вас заинтересует моя последняя книга. – Очень мило с вашей стороны. – Она про кремний. – Кремний? – повторила я голосом куда более удивленным, чем следовало бы. – Рассказываю о залежах в Кромере, Норфолк. – С удовольствием почитаю, – сказала я. Он поставил обе ноги на пол и затем встал. То же сделал и Мэйнард. Проводив их до входной двери, я попрощалась. Рид-Моир слегка прикрыл веки, а Мэйнард печально улыбнулся. Дождь шел весь день. Роберт сидел дома и играл со своими паровозиками в детской. Говорил, что ему и одному весело и что обойдется без компании. Я была внизу и оттуда слышала, как поезд туда-сюда бегает по железной дороге. День подходил к концу, и мы оба отправились спать раньше, чем обычно. На следующее утро погода лучше не стала. Но, несмотря на дождь, мистер Браун сказал, что нужно возвращаться к работе. Вместе с Джейкобсом и Спунером они выгребли землю, которая сошла на Брауна, положили доски вдоль траншеи, чтобы избежать повторных оползней, и продолжили раскопки. В восемь тридцать мистер Лайонс привез меня в Вудбридж, где я должна была сесть на поезд в Лондон. В дороге я открыла книгу Рида-Моира о кремнии. Читалось с трудом, и я отложила ее, одолев всего пару страниц. Мы доехали до Ливерпуль-стрит, и там я встала в очередь за такси. Мне нужно было добраться до выставочного центра «Эрлз Корт». Мы ехали по Стренду – одной из главных улиц Лондона, и я почувствовала необычную атмосферу веселья, взволнованности. Что-то такое витало в воздухе, чего до этого я не замечала. Люди прогуливались по тротуарам и, как всегда, глядели на витрины магазинов. Мужчины в рубашках, женщины – в блузках. И все же в их беспечности, казалось, было что-то преувеличенное, ненастоящее. Они шли, словно плохо связанные фигуры, которые в любой момент могли неподвижно замереть. Таксист рассказал, что накануне вечером недалеко от его дома в Баттерси проводили обучение: как вести себя при воздушном налете. Надзиратель ездил по улицам и выбрасывал из машины разноцветные теннисные мячики. Желтые и зеленые мячики – газ; красный цвет – фугас, а с красными полосками – бомбы. Обучение, сказал таксист, радостно смеясь, оказалось полным фиаско. Несмотря на уговоры надзирателя, люди сразу поднимали мячи и начинали бросаться друг в друга. В Гайд-парке вырыли окопы. От Уголка ораторов теперь расходились зигзагообразные линии. Чтобы вырыть окопы, пришлось вырубить очень много деревьев. Несколько пней все еще торчали из земли. Дерево выглядело мягким и белым, как куриное мясо. Дальше по Бэйсуотер-роуд, на западной стороне озера Серпентайн, я была удивлена, увидев огромный кратер, наверное, сорок футов глубиной и вдвое больше в диаметре. Земля в верхней части была темно-коричневой, а внизу – желтой. Неподалеку на дороге выстроилась очередь из машин. Некоторые из них были с прицепами. Хотя я не спрашивала, таксист откинулся на спинку своего сиденья и начал рассказывать, что в окрестностях Лондона обнаружили двадцать участков с залежами песка. Людям говорили, что надо набирать мешки и обставлять дома двери и окна. Однако пока что почти никто этого делать не начал. Таксист высадил меня на Неверн-сквер. Конечно, здесь не было мешков с песком или чего-то подобного. Все выглядело как всегда: те же террасы из оранжевого кирпича с длинными, недружелюбными окнами, те же цветочные горшки с жесткими и сморщенными цветами, те же матовые колокольчики над дверями. Я позвонила в квартиру мистера Суизина. Когда вышла из лифта, он уже ждал у входной двери. Я прошла по коридору в гостиную. Как обычно, он сел в конце стола, а я – слева. На обоях у него был узор из бесконечно повторяющейся бамбуковой решетки, смягчали которую только круглое зеркало над камином и четыре мелковых рисунка терьеров на стене напротив. Какое-то время мистер Суизин болтал о новостях и погоде. Казалось, будто так он извиняется за то, что отнимает у меня время повседневной болтовней. Наконец он сложил руки, оперся локтями о стол, подался вперед и поглядел в мир теней, по которому, словно поблекшие цвета, носятся осколки человеческих душ. Я знала, что особого внимания на прибывших первыми обращать не стоит. Как и в жизни, первыми приходили те, кто очень хотел, чтобы их услышали, но сказать им особенно нечего. И только когда они наговорятся, их место занимали другие, менее легкомысленные и более скромные. Когда я представляю загробную жизнь, то вижу нервную, бездействующую толпу. Очереди бесцветных людей, которые бесконечно стоят и ждут, когда попадут в таксофон. А там операционистки, сражаясь с неработающей техникой и почти не знающие языка, пытаются соединить подошедшего из очереди с кем-то, кто хочет с ним поговорить. Картина невеселая, как бы я ни старалась придать ей подходящее янтарное свечение. Но где-то там – Фрэнк, слишком хорошо воспитанный, чтобы суетиться и лезть вперед. В этом я не сомневаюсь. Но пробраться ко мне он должен. Надо просто подождать и особенно ни на что не надеяться. А пока есть обрывки фразы и случайные проблески, которые меня поддерживают. Капля щемящей нежности. Знакомый пробор на голове. Да и ничего больше. Только бесформенное одеяло из утешений – все то же непонятное болеутоляющее. Но сегодня, кажется, все шло хорошо. Мистер Суизин показал молодого человека с красивыми руками и с подтеком портвейна у рта. – Он что-то бормочет, – сказал он. – Я хорошо вижу его лицо. – Я его не знаю. Суизин быстро переключился на другого. – Пожилая дама с большой грудью, которая всегда особенно внимательно относилась к своей внешности? – спросил мистер Суизин с печальным видом мясника, который знает, что все его самые серьезные порезы уже сделаны. Я покачала головой. – Вы уверены? – спросил он. – Часто требуется время наладить связь. – Совершенно уверена. Мы продолжили сидеть. Мистер Суизин с надеждой гнул пальцы, а терьеры смотрели на нас со стены. Так прошли еще двадцать минут. В конце концов мистер Суизин сказал: – Боюсь, сегодня нам не повезло. Все как будто в тумане. Он задвинул свое кресло и проводил меня в коридор. Я заглянула на кухню, когда мы проходили мимо. На столе лежали два сэндвича со свининой. У двери мистер Суизин вздохнул и остановился. Я достала из сумочки две полкроны. Проворно спрятав их в кармане, мистер Суизин поинтересовался, приду ли я в это же время на следующей неделе. Я ответила, что, возможно, мне будет неудобно. Я все никак не могла понять, захочу ли я снова испытать разочарование. Мистера Суизина мой краткий ответ явно расстроил. Неспроста же он называет себя экстрасенсом – человек он и впрямь чувствительный. Смягчив тон, я сказала: – Давайте я позвоню вам, когда будет ясно. – Конечно. Отойдя в сторону, он придержал для меня дверь за верхний угол, так что мне пришлось пройти под его рукой. В лифте я села на банкетку. Доехав до первого этажа, я обнаружила, что мне с трудом хватает сил открыть решетку. Медленно я спустилась по ступеням и вышла на тротуар. Оказавшись на улице, я ухватилась за перила и тут же поняла, что отпустить его я не рискну. Все вокруг меня кружилось и вертелось, а мимо проходили люди. Кто-то даже, кажется, на секунду задерживал на мне взгляд, но ничего необычного не замечал. Прошло несколько минут, а голова все так же продолжала кружиться. Я стала думать, что же мне делать дальше. В голову пришла мысль, что это такое наказание за то, что я не верю, как следует. Ведь так всегда бывает с теми, кто не верит или верит недостаточно сильно. Они остаются одни, брошенные, вынужденные заботиться о себе сами. Светило солнце, но перила оставались холодными. Настолько холодными, что, казалось, мои пальцы онемели. Я взялась другой рукой, и в этот момент с Эрлз-корт-роуд выехало такси и свернуло на площадь. На мгновение во мне возникла надежда, но она тут же угасла, стоило мне заметить, что знак «Свободен» не горит. Правда, когда машина подъехала ближе, я заметила, что на заднем сиденье никого нет.