Затем я пошла в гостиную. Там Грейтли закрыл шторы от солнечного света. В одиннадцать часов к задней двери подошел Спунер. У нас с Фрэнком была годовщина свадьбы, и я попросила принести букет цветов. Спунер стоял на ступеньке и держал в руках жалкий букетик георгинов и розовых гвоздик, начинавших вянуть. Я не успела ничего сказать, как Спунер начал извиняться и говорить, что ничего лучше найти ему не удалось. Позже, когда жара немного спала, Лайонс отвез меня на церковный двор. Он ждал снаружи, а я подняла засов и прошла внутрь. Никого больше там не было. Под ногами хрустели сухие стебли. Все вокруг было бледным, блеклым. Даже камни выглядели так, будто их отбелили. На могиле Фрэнка ничего нет, кроме деревянного креста. Я не стала устанавливать надгробие, потому что мы должны быть похоронены вместе. Положив букет к кресту, я постояла несколько минут, прося у него наставлений на будущее. Солнце, словно разгоряченная рука, давило мне на спину. Я видела свою тень, она закрывала собой всю могилу. Когда я вернулась, Лайонс сидел в машине. Он расстегнул куртку и обмахивался кепкой. Следующим утром я позвонила в колокольчик, подзывая Эллен, но она не приходила. Я позвонила снова, но ее так и не было. В конце концов в дверь моей спальни постучал Грейтли. Он выглядел довольно взволнованным и сказал, что не видел Эллен с прошлого вечера. – Думаете, ей нездоровится? – Не знаю, мэм. – Очень на нее не похоже. Она бы сообщила. Грейтли согласился, что на нее это не похоже, и добавил, что разберется. Одевшись, я спустилась к завтраку. Я сидела одна, все еще размышляя, что же приключилось с Эллен, и тут снова вошел Грейтли. На этот раз он принес конверт на вытянутых руках, как будто тот мог в любой момент взорваться. На внешней стороне большими буквами было написано мое имя. Почерк я не узнала. Внутри лежал листок бумаги. Миссис Претти, пожалуйста, простите меня. Боюсь, что по личным причинам я вынуждена немедленно вас оставить. Мне очень жаль, что уезжаю вот так. Однако обстоятельства не позволяют мне отработать свой срок. Надеюсь только, что вы не подумаете обо мне плохо. Искренне ваша Эллен Спенс Я сложила письмо и положила его обратно в конверт. Грейтли все еще в ожидании стоял у буфета. – Спасибо, Грейтли, – сказала я. – Ты свободен. По дороге в Саттон-Ху мы проехали мимо мистера Брауна. Я предлагала его подвезти, но он уверял, что прекрасно доедет на велосипеде. Он сидел на сиденье прямо, между зубами держал трубку. Лайонс дал гудок, когда мы проезжали мимо. Мистер Браун снял одну руку с руля и поднял ее в знак приветствия. У нас возникли некоторые разногласия по поводу места проведения слушания. Несколько человек – среди них мистер Рид-Моир – утверждали, что его нужно проводить в ратуше в Вудбридже. Однако коронер, мистер Вуиллами, решил, что зал заседаний в Саттоне ближе, и не важно, что он меньше. Все еще больше осложнилось, когда, к моему ужасу, люди из Би-би-си сказали, что некоторые отрывки заседания они собираются транслировать. Но к тому времени что-то менять было уже слишком поздно. Рядом с залом заседаний, на свекольном поле, соорудили автостоянку. Когда мы приехали, на улице уже собирались люди. Как я и ожидала, там же были и фотографы. К счастью, меня в лицо никто не знал, а вот когда приехал бедный мистер Вуиллами, его тут же ослепили сотни вспышек. Только когда я увидела, как он удивленно отступил назад, поняла, насколько сильно боялась слушания – и из-за огласки, которую оно принесет, и из-за его возможного результата. В зале на бильярдный стол постелили клеенку, а на нее поставили теннисный стол. Таким образом, получилась подходящая, хотя и не слишком устойчивая конструкция, за которой сидели коронер и главный констебль. Присяжные из четырнадцати местных жителей были назначены заранее. В их состав вошли мистер Эбботт, кузнец из деревни Саттон, и его сын Перси, хозяин гостиницы «Плуг»; три фермера; два отставных офицера; Джон Манн, бакалейщик из Мелтона; мистер Пикок, земельный агент; мистер Бетт, секретарь гольф-клуба Вудбриджа; директор школы деревни Саттон; мистер Хоучелл, подрядчик по перевозке грузов; майор Каррутерс, управляющий Мидландским банком в Вудбридже; и генерал Чарльз Таннер. Мистер Вуиллами занял свое место за импровизированным столом, слева от него сидел главный констебль. Присяжные сидели прямо перед ним, а представители общественности втиснулись в свободное пространство позади. Те из нас, кого вызывали для дачи показаний, сидели сбоку. Для меня было зарезервировано место между мистером Филлипсом и мистером Рид-Моиром. Британский музей прислал фургон с несколькими ключевыми находками, включая золотые украшения, скипетр, оленя из бронзы и большое серебряное блюдо. Их выставили в стеклянной витрине, предоставленной мистером Мэйнардом. Охрану витрины осуществляли констебль Линг и констебль Гримси. Рядом стояло несколько незнакомых мужчин. Мистер Рид-Моир сказал, что это сотрудники полиции в штатском, которым поручено следить за подозрительными личностями. Когда я спросила, откуда он знает, он ответил, что вычислил их по покрою костюмов. Солнце сильно нагрело помещение, запахло креозотом. Мистер Вуиллами начал с краткого рассказа о раскопках и находках, которые они принесли. Затем присяжным было предложено осмотреть витрину, что они и сделали, проявив – в большинстве случаев – значительный интерес к содержимому. Мистеру Вуиллами потребовалось несколько раз попросить их сесть, чтобы все снова заняли свои места. Он объяснил, что вопрос заключается в следующем: намеревался ли владелец сокровищ вернуться, чтобы забрать их в какой-то момент? Если да, то сокровища по праву принадлежали бы короне. Или же предполагалось, что сокровища будут сопровождать владельца в его путешествии из этого одного мира в другой? В таком случае все найденное принадлежит тому, кто владел землей. Меня вызвали первой. Отвечая на первый вопрос мистера Вуиллами, я рассказала о своем разговоре с историком из Саффолка Винсентом Редстоуном на выставке цветов в Вудбридже и упомянула о своем интересе к раскопкам курганов. Он написал от моего имени мистеру Риду-Моиру из Ипсвичского музея. Мистер Рид-Моир ответил, порекомендовав мистера Бейзила Брауна. – Были ли у вас основания полагать, что в курганах могут находиться сокровища, миссис Претти? Я рассказала о мифах и легендах, ходивших о курганах. Затем добавила, что всегда подозревала, что что-то там может быть. – Вы можете объяснить, что послужило причиной такого подозрения? – Ничего конкретного, – сказала я. – Всего лишь догадка. – Догадка, – повторил мистер Вуиллами и записал это в протокол. Далее рассказ продолжил мистер Браун. Он давал показания четким, сильным голосом, всегда оставляя промежуток в несколько секунд между окончанием вопроса мистера Вуиллами и началом своего ответа, чтобы убедиться, что он все правильно понял, а только затем начинал говорить. Он пояснил, что числится внештатным археологом и неоднократно выполнял работы для Ипсвичского музея. В частности, на римской вилле в Стэнтоне. Далее он рассказал, как я наняла его для раскопок курганов и как 11 мая Джон Джейкобс обнаружил первую из корабельных заклепок. Посещение музея в Альдебурге подтвердило его подозрение о том, что найденная заклепка похожа на те, что обнаружили в англосаксонском корабельном захоронении в Снейпе. В первые дни раскопок ему помогал советами мистер Мэйнард, хранитель Ипсвичского музея. Однако по мере того, как раскопки продолжались, а размеры ладьи превосходили все ожидания, возникла необходимость в привлечении сторонней помощи. После очередной паузы, во время которой мистер Вуиллами советовался с главным констеблем, мистеру Брауну сказали, что он может вернуться на свое место. За ним последовал сам мистер Филлипс, которого попросили продолжить рассказ с самого начала его участия. Он так и сделал, хотя несколько раз мистеру Вуиллами приходилось просить его изъясняться «попроще», чтобы присутствующим, которые не обладали его специальными знаниями в археологии, было проще разобраться, что к чему. Затем мистер Вуиллами спросил, почему в могиле так и не нашли тело. По словам мистера Филлипса, ответить на этот вопрос нелегко. Было несколько возможных объяснений, из них два – основные. Первое заключается в том, что это мемориал – кенотаф – в честь смерти того, кто умер в другом месте. Или же тело могло быть просто уничтожено из-за кислотности почвы. Почва Саффолка, сказал он, кивнув в сторону мистера Брауна, имеет необычайно высокую степень кислотности, особенно в этом районе. – Хотите сказать, что тело могло попросту исчезнуть? – спросил мистер Вуиллами. – Да, верно. Хотя такие случаи, конечно, редки. Почти всегда что-то да остается, пусть даже совсем немного. Обычно зубы. Они, как правило, гниют в последнюю очередь. После того как кости превращаются в порошок, зубы остаются в земле, твердые, как оливковые косточки. – Сколько времени нужно, чтобы сгнили зубы? – спросил мистер Вуиллами. – Не могу ответить на этот вопрос, – сказал мистер Филлипс. – Все полностью зависит от состава почвы. – Но могли бы вы сделать обоснованное предположение для данного случая? Мистер Филлипс сказал, что это невозможно, и выразил сожаление. По его словам, это была бы спекуляция, не имеющая отношения к его профессиональной деятельности. – Я понимаю… У вас есть предположения, чья это могила или мемориал? Мистер Филлипс ответил, что да, предположения у него есть. Вероятнее всего, это был Редвальд, король Восточной Англии с 599 года до своей смерти в 625 году. Согласно «Церковной истории англов» Беды Достопочтенного, Редвальд властвовал над всеми территориями к югу от реки Хамбер. – Был ли король Редвальд христианином? – спросили его. Мистер Филлипс ответил, что об этом судить тоже трудно. – Судя по найденным сокровищам, он исповедовал как христианство, так и язычество. Есть серебряные ложки и чаши с крестами. Однако есть и изделия из металла с языческими символами, например украшения из золота и граната с переплетенными птицами и зверями. – Значит, можно сказать, что у короля на всякий случай был запасной аэродром? – спросил мистер Вуиллами под взрыв хохота. – Можно сказать и так, – согласился мистер Филлипс. – И, кстати говоря, среди обнаруженных предметов есть и официальные, и личные. – Не могли бы вы объяснить это более подробно, пожалуйста? Мистер Филлипс оглядел ряды внимательных лиц и вздохнул. – Под официальными предметами я подразумеваю, что умерший должен был сражаться от имени своего народа в следующем мире. Там есть щит и скипетр, остатки шлема. Что касается личных вещей, возможно помещенных туда близким человеком, то это таз для мытья, обувь и различные сувениры, а также ножи для подстригания ногтей и бороды. В этот момент дверь открылась, вошли двое опоздавших – мистер и миссис Пигготт. Я коротко взглянула на миссис Пигготт. Она, кажется, похудела или, возможно, просто выглядела уставшей после дороги. Не успели они расположиться, как вызвали мистера Пигготта. Его также спросили об отсутствии тела, и он подтвердил, что это неслыханное дело, когда тело полностью исчезает. Но он лично сталкивался с несколькими случаями, когда такое происходило. – Ни зубов, ничего? – спросил мистер Вуиллами. – Даже зубов нет, – извиняющимся тоном подтвердил мистер Пигготт. Из-за времени – почти час дня – и температуры мистер Вуиллами предложил прерваться на обед. Люди расселись среди свеклы, разговаривали и перекусывали. Мистер Пигготт стоял под деревом и разговаривал с мистером Брауном, а миссис Пигготт пошла погладить лошадь, свесившую голову через забор. Я пошла передохнуть в машину. Все эти разговоры о разложении, омертвении, о том, что любой человеческий отпечаток теряется во времени, отбили у меня всякое желание общаться. Конечно, можно верить в то, что выживает дух, а не плоть. Как часто напоминал мне мистер Свитин, здесь действуют другие правила. В этот момент, однако, правила эти казались хрупкими и непостоянными. Ничего не существует вечно, ничего. Не было ни голосов, жаждущих быть услышанными, ни сообщений, приходящих из какого-то невообразимого потустороннего мира. Это, несомненно, была правда. Все остальное иллюзия. Люди с любопытством заглядывали в открытое окно. Закрыв глаза, я прислонилась спиной к горячей коже сиденья и попросила их уйти. Через час всех позвали обратно в зал, где мистер Вуиллами подытожил все, что было заслушано. После этого он сказал присяжным, что, насколько он понимает, нет никаких доказательств, что владелец клада намеревался вернуться и забрать его. Хотя, естественно, трудно приписывать мотивы давно умершим людям, он привел в качестве юридического прецедента дело Саут-Стаффордширской водной компании против Шермана (1896 г.). В этом деле законным собственником был признан владелец земли, а не рабочие, обнаружившие клад древних монет. Присяжных попросили удалиться для принятия решения. К сожалению, единственной другой комнатой в сельском зале был мужской туалет. Они прошли через дверь в одну шеренгу, сопровождаемые смехом. Из-за нехватки места в туалете председатель присяжных спросил, можно ли оставить дверь открытой. Мистер Вуиллами, однако, решил, что не может допустить, если кто-нибудь подслушает их обсуждения. В то же время он приказал, чтобы окно тоже закрыли. Все сидели молча или переговаривались шепотом, пока присяжные заседатели совещались. Я воспользовалась этой возможностью, чтобы спросить мистера Брауна, мистера Мэйнарда, мистера Рида-Моира, мистера Филлипса и Пигготтов, не хотят ли они заехать в Саттон-Ху, чтобы выпить чаю после заседания. Через двадцать пять минут присяжные вернулись в зал. Многие сняли пиджаки и остались в одних рубашках, некоторые вытирали лоб носовыми платками. Лист бумаги был передан мистеру Вуиллами. Он прочитал, что там было написано, и еще раз посоветовался с главным констеблем. Затем постучал по микрофону. Присяжные единогласно решили, что найденные предметы не являются сокровищами. В результате миссис Эдит Мэй Претти, хозяйка особняка Саттон-Ху, стала законной владелицей всего, что было найдено. Решение присяжных вряд ли кого-то удивило. После того что сказал мистер Вуиллами, трудно было ожидать чего-то другого. Тем не менее все повернулись и уставились прямо на меня почти что пожирающими глазами. Я хотела уйти, но возникла невероятная давка. Толпа напирала со всех сторон, и меня чуть не свалили с ног. Мистер Рид-Моир встал по одну сторону от меня, мистер Браун – по другую, и так они довели меня обратно к машине. Лайонс уже ждал меня с открытой дверью. Мы выехали со свекольного поля и оказались на дороге. Конечно, я должна была быть в восторге. Все думали, что я буду в восторге. Но восторг – явно не то, что я чувствовала. Никакой особенной радости, наоборот – чего-то как будто не хватало. По дороге домой я заставила себя сосредоточиться на виде за окном: узкая полоска асфальта, исчезающая за горизонтом, поля созревшего ячменя по обе стороны, будто без цели расступающееся море. Мистер Рид-Моир, мистер Мэйнард, мистер Филлипс и Пигготты прибыли в дом через несколько минут после меня. Мистер Браун на своем велосипеде приехал следом. Все говорили, как они за меня рады. Хотя слова мистера Филлипса и мистера Рида-Моира звучали чуть менее убедительно. Но затем всеобщая радость, пускай и хрупкая, все же взяла верх. Рид-Моир говорил, как важно, чтобы находки не покидали «родных краев», что их нужно выставить на всеобщее обозрение там, где для людей они представляют особенную ценность. Правда, никто с этой мыслью не согласился, и он замолчал. Мистер Браун держался спокойнее, чем все остальные. Возможно, потому, что личной заинтересованности в находках у него не было. Он пил чай с явным удовольствием, а когда ему предложили второй кусок торта, укоризненно погрозил Грейтли пальцем, как будто тот пытался его соблазнить. Когда душевный подъем иссяк, беседу поддержал мистер Пигготт, рассказав, как в лондонских парках безработных мужчин заставляют копать траншеи. Мистер Филлипс рассказал историю, как торговец, у которого он берет вино, посоветовал ему запастись лишними ящиками рейнского вина, пока оно еще есть. Мистер Рид-Моир, очевидно, тоже намеревался внести свою лепту, но не успел и рта раскрыть, как мистер Мэйнард неожиданно начал рассказывать запутанную историю, как немецкие солдаты забрались по девичьему винограду на его дом. Потом, правда, выяснилось, что это всего лишь кошмар, который постоянно мучает его дочь. Только когда мы проговорили еще несколько минут, я заметила, что миссис Пигготт вышла из комнаты. Я немного подождала, когда она вернется, но она все не приходила, и я пошла посмотреть, все ли в порядке. Она была одна в столовой. Шторы полузакрыты. На стол, на котором я разложила некоторые фотографии с раскопок, сделанные моим племянником, падала широкая полоса света. Я заговорила, чтобы заявить о своем присутствии, поскольку не была уверена, что она обратила внимание на мое появление. – Вот вы где, моя дорогая. Она вздрогнула.