Он задержал на мне взгляд, а потом сказал: – Очень любопытная. – Для меня это очень много значит. Я надеюсь, что смогу оправдать ваше доверие. – Не сомневаюсь, что сможете. – Просто я не так уж много работала в полевых условиях. Он нетерпеливо покачал головой. – Я бы не хотела, чтобы вы думали, что у меня больше опыта, чем на самом деле. – У вас есть все необходимые качества, – сказал он. – Вот что важно. – Да? Видимо, я медленно соображаю, но что вы имеете в виду, мистер Филлипс? – Все очень просто. Посмотрите на меня. Что вы видите? – Мужчину, – неуверенно сказала я. – Да, конечно, мужчину. Определенного размера. У нас в семье у всех широкая кость. У Стюарта кости поменьше, хотя и он, наверное, весит порядка двенадцати стоунов. Вы же, в силу своего пола, намного меньше и легче. А ладья в очень хрупком состоянии. Можно сказать, что ее вообще в сущности нет – за исключением заклепок. Все остальное – просто твердый песок. Если нагрузка будет слишком высокой, она рассыплется. Поэтому логично, если я стану руководить работами снаружи траншеи, а вы, собственно, займетесь раскопками. Ну как, – спросил он, – поняли? – То есть вы пригласили меня сюда только из-за моего роста, мистер Филлипс? За очками его глаза были совсем маленькими и яркими. – Именно так, – сказал он. На следующее утро мы отправились на раскопки. Это всего в паре миль от Вудбриджа, на другой стороне устья реки. Дорога проходила через туннель из буковых деревьев. Солнечный свет мерцал между листьями, рисуя узоры на гравии. Сам особняк представлял собой большое белое здание в эдвардианском стиле, которое располагалось на обрыве над рекой. На его территории была площадка для сквоша и гаражи. И хотя я пыталась заранее все себе представить, все равно меня поразило то, что я увидела. В размахе и масштабах корабля было что-то величественное, превосходящее все ожидания. А еще было что-то очень трогательное в его упорной борьбе за выживание, в том, как он сопротивлялся, неумолимо превращаясь из дерева в песок. Гигантский призрак, лежащий перед нами. Я посмотрела на Стюарта: он был так же поражен. Три человека выстроились по одной стороне траншеи, очевидно, ожидая нашего прихода. Филлипс их представил: мистер Спунер и мистер Джейкобс, а это мистер Браун, который проделал бо́льшую часть работы. Мистер Браун – человек невысокий, с лицом, напоминающим морду хорька. На нем был старомодный твидовый пиджак и твидовая кепка в тон. Все пожали друг другу руки, и мы со Стюартом начали делить центр корабля на отдельные участки. Затем положили планировочную раму и отметили эти участки с помощью бечевки. Тем временем мужчины начали сдвигать отвалы – Филлипс решил, что они находятся слишком близко к ладье и лучше бы их перенести подальше. Работа у нас со Стюартом спорилась, и, разметив квадраты, мы начали разгребать южную сторону захоронения. Тем же утром посмотреть, как у нас идут дела, пришли миссис Претти и ее сын Роберт. Филлипс представил нас и им. Миссис Претти показалась мне довольно старой, чтобы быть матерью такого маленького сына. Роберт застенчиво отвернулся, когда его представляли, а потом, как только Филлипс закончил, убежал в сторону отвалов. После обеда Стюарт начал составлять карту участка – по всем правилам, а я продолжила работать. В семь часов мы закончили и поехали обратно в «Булл». Я была вся в земле, поэтому отправилась в ванную. Из крана лилась горячая вода, и ванная наполнялась паром. Стоя на пробковом коврике, я проверила воду ногой. Она оказалась горячее, чем я думала, – настолько горячая, что пальцы на ногах инстинктивно сжались, – но в целом терпимо. Сначала я опустила в воду одну ногу, затем другую. Ванна была удивительно большой, в ней без труда поместились бы два человека. Опустившись, я почувствовала, как по моему телу, от икр до бедер, проходит граница между горячим и холодным. Кровь моя начала нагреваться. Я полностью погрузилась, и, когда вода начала смыкаться над моей грудью, задышала чуть сильнее. От моего дыхания пар расступался, и я чувствовала жар. Он давил на мои глазные яблоки, опускался вниз по горлу. Окутанная паром и блестящая от мыла, я раскинула руки и позволила им свободно болтаться в воде. Мысли мои начали светлеть и плыть. Я вспомнила квартиру на Грейт-Ормонд-стрит, куда въехала в начале второго года обучения в университете. Кроме георгианских окон и камина из черного мрамора, в ней не было ничего особенного. Трубы гудели, когда я включала воду, а со стен слезали обои, напоминая платаны, сбрасывающие кору. Вся мебель – кресла, сосновый стол, комод из красного дерева – пребывали в творческом беспорядке, а по ночам под половицами бегали мыши. И все же это было первое место, где я почувствовал себя по-настоящему дома, где могла быть самой собой. В магазине подержанных вещей на Тобальдс-роуд я купила старый граммофон с медной трубой и коробку с иглами. Еще за пять шиллингов мне продали ящик пластинок. Некоторые из них оказались безнадежно исцарапанными, на других не было наклеек. Однако несколько пластинок были в отличном состоянии. На одной из них был Концерт для скрипки № 1 Макса Бруха. Раньше я его не слышала, но стоило его включить, как меня охватило какое-то экстатическое чувство узнавания. Музыка, казалось, проникала глубоко внутрь, трогала и преображала. Я начала танцевать по квартире, хотя на мне было только нижнее белье. Понятия не имела, что делаю, импровизировала как могла, поднимая ноги и запрокидывая голову. Я ловила взгляд своего отражения в длинном зеркале, когда проносилась мимо. Тело больше не казалось громоздким и неуклюжим. Наоборот – оно стало ловким и грациозным. Лежа в ванне, я начала плавно покачиваться в такт музыке, звучащей в моей голове. Сначала вода грозила перелиться через бортик, но, балансируя на краю ванны, она как будто стала неожиданно вязкой и заскользила обратно по фарфору. Я сомкнула ладони, подняла их над собой и позволила воде струйками стекать по голове и плечам. В этот момент дверь ванной открылась. Затем приглушенный голос сказал: – Прошу прощения. Дверь закрылась. Мне потребовалось несколько мгновений, чтобы понять, что это был Стюарт. Когда я вернулась в спальню, он сидел в кресле с раскрытой книгой на коленях и ничего мне не сказал. А потом, пока я расчесывала волосы, он все же тихо проговорил: – К тебе мог ворваться кто угодно… – Да, неудобно получилось. – Ты забыла запереть дверь. – Знаю… Я не подумала. – Ничего страшного, что зашел я. Но ведь это мог быть и не я. В этом-то и дело. Будь впредь внимательнее, ладно? – Обещаю тебе, такого больше не повторится, – сказала я. Он улыбнулся мне поверх очков, а затем вернулся к своей книге. Когда мы выходили из отеля на следующее утро, портье передал нам записку от Чарльза Филлипса. В ней говорилось, что он уехал в Кембридж и вернется только во второй половине дня. Мы со Стюартом вернулись к работе: он продолжал составлять карту участка, а я – разглаживать и просеивать песок в южном углу погребальной камеры. Облака вскоре разошлись, и, когда миссис Претти и Роберт вышли на улицу, солнце палило так яростно, как еще ни разу тем летом. В одиннадцать часов дворецкий миссис Претти принес поднос с двумя кувшинами лимонной ячменной воды и стаканы. Мы все сделали перерыв и начали пить. Никто ничего не говорил. Знаю, что мне свойственно неправильно понимать настроение людей, но мне показалось, что повисшее молчание было нетерпеливым, ожидающим. Как будто мы все что-то предвкушали, но никто не хотел говорить об этом вслух. Освежившись, я снова принялась за работу. Земляная корка под ногами казалась достаточно прочной. Отовсюду летела пыль, покрывая мои руки и волосы. Обычно, когда сосредотачиваешься на таком небольшом участке работы, дело не просто поглощает, но еще и успокаивает. Весь мир сжимается до нескольких квадратных дюймов, и больше ничего не имеет значения. Но сейчас что-то меня сбивало. Я думала все свалить на жару, хотя прекрасно понимала, что дело вовсе не в этом. Руки продолжали работать, но разум был занят другим. Мысли продолжали блуждать, все время возвращаясь к одному и тому же. Как я ни старалась, один образ отогнать у меня никак не выходило. Он плавал в моей голове всю ночь, возникая перед глазами, когда я пыталась убедить себя, что уже почти заснула. Все это время я вспоминала лицо Стюарта, заглянувшего в ванную. Только теперь пар рассеялся, и я видела его совершенно отчетливо. Он был удивлен, но не просто удивлен, а что-то еще. Я сказала себе, что, должно быть, ошибаюсь и переживаю из-за пустяков. Но и это не помогло. Чем больше я говорила себе не переживать, тем менее убедительно это звучало. Стюарт – прекрасный человек, мудрый, добрый и уравновешенный. Мне так повезло, по-настоящему повезло, что я его нашла. Еще нас связывают общие интересы. А это, я уверена, и есть залог прочных отношений. И все же я знаю, что что-то, видимо, делаю не так. И страшным образом разочаровываю Стюарта. Не могу понять, в чем дело – то ли в моем беспокойном характере, то ли во внешности. Мне так хочется быть для него привлекательной, но выходит наоборот. Я его отталкиваю. Понятия не имею, как все исправить и к кому обратиться за советом. Руки продолжали работать, а перед глазами возникло что-то вроде дымки. Со злостью я вытерла влагу. Только тогда заметила, что передо мной лежит. Первой мыслью было, что я, должно быть, что-то уронила. Или кто-то уронил. Я протянула руку, и мои пальцы коснулись маленького, твердого предмета. И тут я услышала свой же голос: «Ого!» Я взяла его в руки. На моей ладони оказалась золотая пирамидка. Сверху приплюснутая и украшенная крошечными кусочками граната и лазурита. В центре приплюснутой вершины находился квадрат, состоящий из еще более мелких синих и белых стеклышек. – Стюарт, – сказала я. Голос звучал слабо и как будто принадлежал не мне. Он сидел наверху траншеи и составлял карту. Я увидела, как он поднял голову: – Что такое, дорогая? – Подойдешь? Я положила пирамидку на ладонь Стюарта, и меня поразило, насколько меньше она казалась в его руке, чем в моей. Он долго смотрел на нее, а потом спросил: – Где ты ее нашла? Я не ответила, а просто ткнула пальцем в землю. И тут он расплылся в улыбке, такой широкой, что, казалось, она охватила все его лицо. – Ты умница, – сказал он, а затем шагнул вперед и обнял меня. Я уткнулась лбом в его плечо. Мне не хотелось, чтобы он заметил, что я плакала. К тому же я с трудом могла вспомнить, из-за чего я так расстроилась. Затем гораздо более громким голосом он сказал: – Прошу внимания. Пегги, моя жена, нашла кое-что, что, уверен, всех заинтересует. По площадке пробежал ропот. Все напряглись, глядя на ладью. Мы подошли к лестнице. Я поднялась первой. Миссис Претти и ее сын ждали наверху. – Что такое? – закричал Роберт. – Что вы нашли? – Похоже, это украшение, – сказала я ему. – Золото? – О, это точно золото, – сказал Стюарт, подходя сзади. – Золото с изысканной перегородчатой росписью. Вряд ли для Роберта это представляло большую ценность, но энтузиазма у него не убавилось. Пока я передавала пирамидку миссис Претти, он все время подпрыгивал рядом: – Можно посмотреть, мама? Пожалуйста, можно посмотреть? Вместо того чтобы передать пирамидку ему, миссис Претти держала ее между большим и указательным пальцами. Он приблизил к ней свое лицо, наморщил лоб и прищурился, рассматривая ее под разными углами. После этого она дала посмотреть остальным – они тоже собрались вокруг и проявляли живой интерес. – Это вы нашли, миссис Пигготт? – спросила миссис Претти.