А вот это сработало. Женщина тут же переменилась. – Почему вы сразу не сказали? – спросила она. Я забормотал, что не хотел шумихи. Женщина оказалась очень полезной: проводила меня до кладовой, извинилась за беспорядок и предложила чашку чая. Я отказался от чая и принялся осматривать ящики. Хотя комната была маленькой, на всех четырех стенах от пола до потолка стояли шкафы. Места было ровно столько, чтобы открыть дверцу. Насчет беспорядка она не ошиблась. Я вспомнил, что старик Брайтлинг никогда особо не занимался каталогизацией. Его преемник тоже особенно не утруждался. В одном только ящике я нашел коробку, полную наконечников стрел бронзового века, трое часов для охоты (у одних не было задней крышки корпуса и одной из стрелок), контейнер с антикоррозийным ударным порохом Джойса и еще несколько пакетов с горчичными зернами. Видимо, из Садовой Могилы в Иерусалиме. Через полчаса во рту у меня пересохло, и я пожалел, что отказался от чая. Но снова звать ту женщину было слишком поздно. Я сидел на корточках и рылся в одном из нижних ящиков, когда заметил кусок пурпурной ткани. Края рваные, нитки торчат. Я взял ткань в руки и понял, что в нее что-то сложено. Что-то тяжелое и цилиндрическое. Я развернул ткань, и вот оно. Я достал железку, которую нашел в Саттон-Ху, и сравнил их. Болт из ящика оказался меньше, но формы такой же. Это бы заметил любой дурак. Под железякой лежала этикетка с указанием даты и места находки: май 1870 года, Снейп. Я перевернул этикетку. На обороте от руки была написана идентификация. Или, по крайней мере, возможная идентификация. Ее автор поставил в конце вопросительный знак, чтобы перестраховаться. Несколько минут я глядел на эту надпись, пытаясь понять, что это значит и что меняет. – Спокойно, Бейзил, – сказал я себе. – Не спеши. Но все равно я слышал, как бьется мое сердце. Во рту страшно пересохло. Завернув кусок железа в пурпурную ткань, я положил его обратно в ящик. По пути к выходу я поблагодарил женщину за столом за ее помощь. – Вы нашли то, что искали? – спросила она. – Не уверен, – ответил я. – Очень надеюсь, что вы не приехали впустую, – сказала она. – Обязательно передавайте привет мистеру Риду-Моиру. – Конечно, – пообещал я. – Обязательно передам. Понятное дело, что чертов паром стоял на противоположном берегу, когда я вернулся в Слоуден. Пришлось стоять и ждать, пока он добрался до моего берега. На обратном пути снова начался дождь. Я с силой крутил педали и ехал как можно быстрее. Пыхтел как паровоз, пока проехал те восемь миль, что отделяли меня от Саттон-Ху. Джон и Уилл ждали в хижине. Мальчик миссис Претти, Роберт, тоже сидел там. Не могу сказать, что мне было приятно его видеть. В тот момент я не хотел отвлекаться. – Удачно съездил, Бейз? – спросил Уилл. – Пойдемте со мной, ребята, – сказал я. – И прихватите рулетку. Мы вышли на улицу. Перед тем как мы начали, я не забыл записать время – начало первого. Затем я опустился на колени там, где Джон нашел первый кусок металла. Я взял рулетку и отмерил шесть дюймов до второго участка розового песка. Затем, двигаясь по прямой, я поискал еще одно розовое пятно в шести дюймах от меня. Там ничего не было. Я раскидал песок, чтобы убедиться точно. Нет, там точно ничего нет. Что-то я не понимаю. – Он должен быть тут, – подумал я, – должен. И тут я понял, какой я дурак. Естественно, отмерять нужно не по прямой. По мере продвижения участки, конечно, должны как бы расходиться. Переместившись на полшага влево, я поискал там. На этот раз пришлось поковыряться немного глубже, но вскоре, как и до этого, передо мной начал просвечивать розоватый песок. За полчаса я обнаружил пять мест с розовым песком. Все они находились на одинаковом расстоянии друг от друга, но расходились к краю траншеи. Каждый находился немного глубже, чем предыдущий. – Что это такое? – все время спрашивал мальчик. – Что это вы нашли, мистер Браун? Я не хотел отвечать. Не только ему, я никому не хотел рассказывать. Надо еще немного подождать. Как расскажу, пути назад не будет. Кроме того, сказал я себе, нужно найти еще один участок, чтобы точно во всем убедиться. Я снова отмерил шесть дюймов по той же траектории и начал скоблить. Тут же начало появляться еще одно пятно коричневато-розового песка. Под ним был еще один кусок металла. Однако на этот раз я не стал его доставать. Я посмотрел вверх. Все трое столпились вокруг и смотрели вниз. Я видел, что мальчик очень хочет задать очередной вопрос, и не успел он открыть рот, как я сказал: – Думаю, это корабль. Джон Джейкобс переспросил первым: – Корабль? В каком смысле корабль? – Корабль, который захоронили в кургане. Он начал смеяться. – Зачем кому-то понадобилось хоронить корабль? – Наверное, потому, что это могила. – Чья могила? – Пока не знаю. Но кого-то важного, думаю. Вряд ли из-за какой-то мелкой сошки пошли бы на такие хлопоты. Просто представьте, сколько сил потребовалось: сначала корабль надо было тащить от реки вверх по склону. Тот кусок металла, который ты нашел, Джон, – это заклепка. По розовым пятнам понятно, где искать другие заклепки. Видишь, они заржавели и окрасили почву. – Но, Бейз, если это корабль, что случилось с корпусом? – спросил Уилл. – Все сгнило, – сказал я. – Но посмотрите сюда. – И я указал туда, где гряда из твердого песка шла от одной заклепки к другой. – Видно, как шли доски. Они оставили эти отпечатки. Это все, что осталось. Это и заклепки. Все они хотели знать, сколько кораблю лет. Я сказал, что точно не знаю. Возможно, это ладья викингов. А может, что-то еще древнее. – Ну, я никому… – начал Уилл и остановился. Я посмотрел на него и усмехнулся: – Никому не скажешь. Я, конечно, собирался сообщить миссис Претти о том, что нашел. Но Роберт уже побежал в дом. Видимо, чтобы рассказать матери вперед меня. Он подпрыгивал, размахивал руками. Когда миссис Претти дошла до кургана, я показал ей заклепки и песчаные пятна. Затем рассказал о том, что видел такую же заклепку из Альдебурга, а также об этикетке, объясняющей, как она попала в корабельное захоронение в Снейпе. Она некоторое время осматривала заклепку. Затем, к моему удивлению, протянула руку. – Поздравляю, мистер Браун, – сказала она. Она сделала паузу, и уголки ее рта, казалось, поползли вверх. – Я же говорила, что там что-то есть. – Да, говорили, говорили… Потом она пожала руку Джону и Уиллу. Мы все какое-то время постояли, улыбаясь, как дураки. Было уже семь часов, и мы решили, что пора закругляться. Миссис Претти и Роберт пошли домой. Когда мы накрыли траншею брезентом и мешковиной, Джон и Уилл предложили пойти выпить по стаканчику, чтобы отпраздновать. Но я был слишком возбужден, чтобы проводить время в компании. Вместо этого я пошел вниз к устью реки. Лесной купырь доходил мне до плеч, а деревяшки, которые указывали, где проходит тропинка, терялись под кустарником. Пробившись к воде, я сел на берегу. Компанию мне составило несколько уток, между которыми разгоралась ссора. Здесь росла мохнатая крапива, а еще щавель, листья которого испещряли черные дырочки. Рыбацкая лодка с темно-красными парусами плыла вверх по реке, и слышался только треск стручков ракитника. Обернувшись, я увидел особняк Саттон-Ху, возвышавшийся на обрыве. В окнах горел свет, а позади на горизонте возвышалось несколько корявых сосен. Все это напомнило мне иллюстрацию в одной из книг «Сообщества чтения Библии», которую я читал еще в школе. Мне захотелось, чтобы рядом со мной оказалась Мэй. Тогда бы я рассказал ей, что произошло. Да, я был бы рад поделиться с ней. Но все, что мне оставалось, – это представить, что она рядом. Знаю, она была бы очень довольна, но без фанатизма. Она не такая. Но она всегда верила, что в конечном счете чего-нибудь я все-таки добьюсь. На берегу я просидел, пока более-менее не успокоился. Затем я направился домой к Лайонсам, где мы с Билли и его женой Верой поужинали холодной бараниной с брокколи. А перед тем, как отправиться спать, я написал письмо Мэй и еще одно – более обстоятельное, со всеми подробностями – Мэйнарду. Еще я написал преподобному Харрису из Торндена. Подумал, он будет в восторге от нашей находки. Ставя подпись, я уже почти засыпал. К счастью, дожди прекратились и земля вскоре высохла. Пока мои помощники разгребали и просеивали землю, я переходил от одного участка розового песка к другому. Вместо того чтобы продолжать рыть траншею в центре насыпи, я решил идти по заклепкам, спускаясь к каждой из них сверху. Таким образом я окажусь внутри корабля, а не буду прорывать тоннель в его середине. Зачерпывая землю, я надеялся сохранить песчаную корку корпуса нетронутой. Таков был расчет. Не то чтобы у меня не было сомнений на этот счет, но, к моему облегчению, ребра корабля хорошо проглядывались, отпечатанные на песке. Все, что мне оставалось, – это разгребать песок, пока не дойду до твердой корки, а затем следовать по линиям от одного ребра к другому. По ходу дела кое-что прояснялось. Начнем с того, что ладья лежит под наклоном. Один конец направлен вниз. Возможно, ее так поставили или с годами она просела. Трудно сказать. Судя по тому, как распределяются заклепки – они расположены линиями примерно по семь на каждые три фута, – мы, видимо, вплотную вышли на один конец корабля. Я до сих пор не понимаю, корма это или нос. Не могу сказать, почему именно, но у меня есть предчувствие, что корма. Чем глубже я погружаюсь, тем шире становится корабль. Ясное дело, что никто и не предполагал, что мы найдем что-то подобное. В ответ на мое письмо Мэйнард прислал мне несколько полезных подробностей о захоронении корабля в Снейпе. Тот корабль был сорок шесть футов в длину, девять футов девять дюймов в ширину и четыре фута в глубину. Судя по ширине, этот корабль, возможно, такого же размера. Может, даже больше. Однако об этом я молчал. Я не сказал даже миссис Претти. Мне кажется, нет смысла кого-то особенно обнадеживать. По крайней мере, не сейчас. Я начинал работать в пять утра – как только появлялось достаточно света. Сначала выкуривал трубку, проходился по кругу, обдумывая, что делать дальше, и только затем спускался по лестнице на дно траншеи. Благодаря росе расслоения в почве видны хорошо. Да и потом, так хорошо начинать рано, когда весь день еще впереди. В восемь часов приезжают Джон и Уилл. Затем в зависимости от погоды миссис Претти и Роберт приходят понаблюдать за нашими успехами. По ходу дела я указываю на заклепки и сообщаю обо всем, что обнаружил. Пока что я нашел пять маленьких кусочков бирюзово-голубого стекла и одну глазурованную керамическую бусину, тоже голубую. Немного, знаю. Я ожидал большего, даже на этой стадии. Но нельзя исключать возможность, что курган все-таки разграбили. Хотя грабители могли копать не в том месте или поменяли направление раскопок. Тем не менее пока нет никаких признаков того, что расположение заклепок как-то менялось. И это явно доброе предзнаменование. Когда Джон и Уилл расходятся по домам, я еще пару часов работаю в одиночку. Из-за того, как падает свет, нежелтый песок особенно хорошо виден на закате. Поэтому я стою у входа в траншею и вижу, как розовые линии пробегают передо мной, а затем исчезают в глубине насыпи. Всякий раз, когда миссис Претти остается дома или едет в Вудбридж, к нам приходит ее сын. Роберт – весьма милый ребенок, он любит играть и, как я подозреваю, рад нашему обществу. Они с Уиллом Спунером придумали игру, в которую играют во время перерывов на чай. У Уилла под кожей осколки шрапнели. Он получил их во Франции, когда солдат, стоявший рядом с ним, подорвался на гранате. Видимо, смысла их вытаскивать нет. Они видны на запястье и на тыльной стороне правой руки – темно-синие очертания, похожие на раздавленных мух. Эти кусочки металла под кожей перемещаются – Уилл уверен, что происходит это, когда в воздухе повышенная влажность. И иногда они опускаются к костяшкам пальцев. Их игра с Робертом заключается в том, что мальчик закрывает глаза и показывает, где, по его мнению, находится один из кусочков. Затем они проверяют, прав ли он. Играть так они могут целую вечность. Чтобы как-то занять мальчишку, я показал ему, как счищать землю с заклепок. Сказал – и это правда, – что ему доверили очень большое дело, а еще что крайне важно перестать чистить, когда земля изменит цвет с желтого на розовый. Сначала он так переживал, что едва удерживал щетку. Но уже через несколько дней стал справляться довольно ловко. В качестве награды я выделил ему отдельную лопатку. Он повесил ее на колышек в хижине рядом с нашими лопатками. Чтобы никто случайно не забрел на наше место раскопок, миссис Претти предложила оцепить участок. Она посоветовалась со мной, и я решил, что идея хорошая. Как-то вечером Билли Лайонс принес колья, веревки и кувалду. Когда мы закончили, Билли повесил на веревку табличку, на которой большими белыми буквами значилось: «Опасно! Заминировано!» – Вот так, – сказал он. – Теперь никто сюда не сунется. Все это время я ждал, когда же расстояние между противоположными заклепками достигнет максимума, а затем снова начнет сужаться. Но они продолжают расширяться. Сейчас я нахожусь в двадцати пяти футах от первых заклепок и на девять футов глубже первоначального уровня земли. Нам пришлось расширить траншею, чтобы у нас имелось достаточно места. Теперь в ширину траншея сорок футов от одного края до другого. И совершенно ясно, что эта ладья больше, чем та, что была в Снейпе. Намного больше. Единственная ладья, о которой я знаю и которая может сравниться с нашей, – это найденная в норвежском Осеберге в 1906 году. Ее длина составляла более семидесяти футов. Мне не хочется загадывать, но наш корабль вполне может оказаться таким же большим. Что, конечно, сделает его самым крупным корабельным захоронением, когда-либо найденным на английской земле. Всякий раз, когда я позволяю себе об этом задуматься, меня кидает то в жар, то в холод. С жаром все понятно – это просто волнение. Но почему-то я не могу избавиться от страха, что все пойдет не так. Кроме того, вчера посреди дня пришло письмо от Мэйнарда, и все разом переменилось. «Я провел небольшое исследование предметов, найденных в захоронении в Снейпе, – писал он. – Как ты знаешь, Бейзил, саму камеру разграбили, но в одном из углов обнаружили массу волос цвета пурпура. Считается, что они с какого-то церемониального плаща. В дополнение к этому были найдены фрагменты зеленого стеклянного кубка. Позже было установлено, что этот кубок относится к раннему англосаксонскому стилю». Он выделил слова «ранний англосаксонский».