— Да вон, щеки румяные… Оклемаешься. Не прыгай так впредь. Мало ли что… — Нормально, — поддержал приятеля Лелек, — только нос ты ему зря задел. Из правой ноздри нищего текла струйка крови. — За что? — тихо произнес нищий. — Я ведь… — Было б за что, вообще бы… — усмехнулся Болек. — Ладно, извини, брат… — Не подходи так близко, — сказал Лелек. Внезапно достал белый чистый платок, протянул его нищему. — Оставь себе. — Работа такая, — беззлобно пояснил Болек. — Идемте, Вика. Нечего народ собирать. — Я ведь… — нищий поднялся на ноги, — только с праздничком хотел поздравить. — На его глаза вот-вот могли навернуться слезы. — Цветы вот вашей девушке… Просто цветы. Я ведь ничего… Ну, может, на бутылочку бы попросил. — Постойте. — Она смотрела на нищего: наверное, совсем еще молодой парень. Правая часть лица чуть одутловата, но кожа чистая — никаких язв или порезов. Цвет вот только, но ведь парень не на курорте… Старенькие очки с диоптриями — как их только не разбили? — одной дужки нет. Чуть выше одутловатости — марлевая повязка. Не очень свежая. Рабочая мешковатая роба, старая, стираная-перестираная. Чистая. Но парень вроде бы крепкий… Только она вдруг обнаружила, что правая рука парня спрятана в кожаной перчатке. «Черт, — мгновенно закралось в ее голову, — ведь ты точно такой же, как и я. Ты просто пытаешься выжить». Вслух она произнесла: — Извините, сейчас. — Она порылась в сумочке. Болек с Лелеком терпеливо ждали. Она нашла пятисотрублевую банкноту. Болек негромко присвистнул. — У меня есть помельче. — Он чуть склонился к ней и проговорил это тихо, косясь на нищего. — У меня тоже, — сказала она, извлекая деньги. — Дело ваше. — Болек пожал плечами. Нищий все еще смотрел на них с испугом, потом, видимо, решился: — Подали бы хоть на сто грамм, после такого б хоть голову поправить. Болек потер лысину, усмехнулся: — Слышь, Лень, может, ты мне тоже саданешь? Может, хоть денег подыму? Мы люди не местные… — Вика, — негромко произнес Лелек, — они ж профессионалы. Этот, который бедолага, на сто грамм, получает больше меня. Уверяю вас… — Сами же говорите — работа такая. — Теперь и она усмехнулась. С еле заметной жесткостью. Потом обратилась к нищему: — Не болит голова? — Нет. Заживет до свадьбы. А если еще на опохмел дадите. Ой… А я… тебя знаю. Знаю! Ты — Вика. Да? Она чуть заметно вздрогнула: — Откуда… — В горле запершило, но быстро все прошло, и она улыбнулась. — Откуда ты меня знаешь? — Ну знаю… Что ж я, валенок, что ли?! Она, продолжая улыбаться, пожала плечами, не настаивая на подобных формулировках. Лелек с Болеком мгновенно превратились во внимание. — И в газете про тебя написано было. — Он качнул своей правой рукой в перчатке. — Про «Континент» там… про аварию. Только никогда бы не подумал, что вот так вот тебя увижу. Издалека мне тебя показывали. — А потом, чуть помявшись, он доверительно сообщил: — Ты красивая. — Идемте, Вика, — произнес Лелек. — Да. Сейчас. — Она снова посмотрела на нищего. — Спасибо… А… как тебя зовут? — Алекса… — Он вдруг смутился. — Саней, короче. — Александр, значит… Саня? — В честь деда. Отличное имя. Да у тебя тоже хорошее, — успокоил он. — Давно здесь стоишь, — она усмехнулась, — обратила внимание. Хитер ты, братец. — А я никому не мешаю! — выпалил он, потом испуганно покосился на Болека с Лелеком. Но те, казалось, стали совершенно равнодушны к их диалогу. Она смерила его взглядом: — Что ж ты работать не идешь, Александр? Нищий недобро усмехнулся, в его серых и скорее всего пьяноватых глазах сверкнула какая-то темная искра. Правую руку он выставил перед собой, и она подумала, что если б в его руке был микрофон, у окружающих сложилось бы впечатление, что он берет у нее интервью. Только вот тема вышла не из приятных. — Я инвалид второй группы, — произнес нищий с неожиданной злобой в голосе, словно в этом была и ее вина. — Могу книжку показать. У меня в голове дыра с пятак. — Его левая рука быстро прошлась по одутловатости на лице и коснулась правой руки, а потом большой палец сомкнулся с указательным, демонстрируя диаметр означенного пятака. — Куда мне с этим? Правой рукой стакан ко рту не поднесу! — Пойдемте, Вика. — Болек неожиданно включился в беседу. — Вот, видите? — Правая рука нищего медленно, с дрожью и по ломаной траектории, словно она не совсем подчинялась командам, поступающим из мозга, пошла вниз. — Возьмете такого на работу?! А? Возьмете? За ваши стеклянные дверки? — Ты полегче, — невозмутимо и даже со скукой в голосе произнес Болек, а потом незаметно качнулся в сторону нищего. Тот сразу же испуганно отступил назад. — Прекратите, — произнесла она. И протянула нищему деньги. — Вот, возьми. Он уставился на пятисотрублевую банкноту. — Издеваетесь, — произнес с неожиданной догадкой. — Нет. Бери, Сань, бери. — Она шагнула в его сторону, взялась за его здоровую руку и вложила деньги в ладонь. — И выпей сегодня, если… если станет легче. Болек склонился к уху Лелека и еле слышно прошептал: — В принцессу Диану играет, мать ее… Тот еле заметно кивнул. А потом усмехнулся, вспомнив, что принцессы Дианы уже нет на этом свете. Она быстро пожала нищему руку, который, казалось, все еще не верил выпавшей на его долю удаче, повернулась и направилась к ожидающей ее машине. Это все, что она могла для него сделать. Не так мало в ее положении. Ей подобных даров волхвов ждать было неоткуда. И уж ей-то легче явно не станет. — Постой, — позвал нищий. — А цветы? Самое главное-то, цветы! Забыла? Болек устало выдохнул: вряд ли нищий врал насчет дыры с пятак, парень явно слаб на голову. Она обернулась. Вдруг радостно улыбнулась. Нищий протягивал ей трогательный букетик незабудок. Она взяла цветы. — Спасибо, Саня. Кстати, какой праздник-то? «С ума сойти, какая сказка», — вспомнил Болек свою старую присказку. Конечно, не вслух. — Чего, думаешь, не знаю?! — Нищий усмехнулся с хитроватым прищуром. — Думаешь, скажу, что и без всяких праздников… да? — Ничего не думаю. — Шестилетие вашей компании. — Что?! Однако… — Она покачала головой. — А ты, Саня, информирован. Вот тут-то его губы расплылись в горделивой улыбке, и он, словно смакуя каждое слово, произнес: — Ра-бота та-кая. Нищий весь сиял. Болек неожиданно подмигнул ему. Лелек, указав на карман, куда нищий убрал деньги, добродушно заметил: — Неплохо поднялся, а? За разбитый нос-то? Может, купишь мой платок? Улыбка тут же сползла с лица нищего. — Шутка, — успокоил его Лелек, взглянул на Болека, и они весело хлопнули друг друга по рукам. …Сегодня нищий стоял на своем рабочем месте, наблюдая, как они усаживались в лимузин. — По-моему, этого пассажира надо отсюда убрать, — изрек Болек. — Картину портит. — Ладно, он же увечный, к тому же на голову болен. Пусть живет, — откликнулся Лелек.