– Да, точно. А что же с ней случилось? – Пока Алексей воевал, она встретила другого человека и полюбила его. Мой брат освободил её от данного ему обещания и даже был шафером у них на свадьбе… но он очень сильно переживал этот разрыв. – Да, я слышала эту историю, – печально вздохнула Геся. – Дрянь! – негромко, но очень отчетливо сказала Стеша. – Что? – Я говорю, что эта ваша Софья – дрянь! – жестко повторила девушка. – Алексей Петрович очень хороший и добрый человек. И если она не сумела оценить это, то просто его недостойна. – Я тоже так думаю, – вздохнула Лиховцева. – Но Лёша запретил мне так говорить. Погрустневшая Гедвига хотела ещё что-то сказать по этому поводу, но тут за порогом раздались шаги, потом отворилась дверь и в проёме появились пропавшие мужчины. Причем Лиховцев выглядел немного смущенно, а вот Будищев, несмотря на выпитое, был собран и подтянут. – Не скучали тут без нас? – весело поинтересовался он. – Все глазоньки проплакали, – в тон ему отозвалась Стеша, и лицо её озарилось улыбкой. – Это вы зря! – усмехнулся Дмитрий и, обернувшись к жене, спросил: – Ты тоже рыдала? – Я, вообще-то, думала, что ты в соседней комнате, – с деланым спокойствием ответила та, подарив мужу один из самых выразительных своих взглядов. – О как! А у нас хорошие новости. Наш друг любезно согласился стать здешним управляющим. Завтра мы отправимся в Рыбинск, где оформим все необходимые бумаги, после чего можно спокойно возвращаться в Петербург! – Ура! – подпрыгнула Леночка и бросилась обнимать брата. Николай Иванович Путилов был уже далеко не молод и многое пережил в своей жизни. Он успел побывать моряком, чиновником, изобретателем, инженером и одним из самых известных в России предпринимателей. Именно ему удалось совершить невозможное – организовать во время несчастной Восточной войны[14] постройку нескольких десятков мелкосидящих канонерских лодок. И тем самым спасти Петербург от нападения англо-французской эскадры. И всё это за одну зиму. В общем, его недаром почитали за гения, причем как в промышленных, так и в правительственных кругах. Он привык быть в центре внимания, подавать идеи, инициировать проекты и принимать после их воплощения вполне заслуженные восторги, но сегодня и сам был впервые за много лет изумлен. Сидящие перед ним два молодых человека рисовали такие перспективы, от которых захватывало дух. К тому же весь его опыт говорил о том, что это не пустые прожекты, коих он повидал во множестве. Нет, воплотить в жизнь их замыслы было вполне возможно, он это знал, чувствовал! Одного из них он хорошо знал. Владимир Степанович Барановский был известным изобретателем и фабрикантом, а вот второй… Выше среднего роста, худощавый, с небольшими усами, придававшими ему немного фатоватый вид, усиливающийся хорошо сшитым костюмом, кричащими лаковыми туфлями с штиблетами и развязными манерами. Однако крепкие руки и широкие плечи, прямо указывающие на недюжинную физическую силу и умение работать, свидетельствовали скорее в его пользу. И взгляд… взгляд человека, многое повидавшего и при этом знающего себе цену. – Как вы сказали, вас зовут? – Дмитрий Будищев, – ещё раз представился тот, отчего-то снова пропустив отчество. – А по батюшке? – Дмитрий Николаевич, – поспешил поправить товарища Барановский. – Ах да, как же. Это ведь трелями от ваших звонков переполнен весь Петербург? – Совершенно верно. – Любопытно… – Что именно? – Видите ли, молодой человек. Я справлялся у специалистов по поводу вашей продукции и, надо признаться, получил весьма лестный отзыв. Вы, походя, внедрили несколько довольно оригинальных новинок, которые, будучи примененными в ином месте, могли бы принести немалые дивиденды. – Да, я такой, – пожал плечами Дмитрий. – А в чем дело? – Вы хоть и начинающий, но очень перспективный гальваник. Уверен, что Сименс предлагал вам прекрасные условия за переход к нему. Но вы отказались. Нет-нет, я не осуждаю, это делает вам честь! – Тогда что? – Почему пушки? – Не только. – Ах, да. Эти ваши митральезы. Но это все равно. Итак, почему? – Всё просто. Что бы ни придумали ученые и изобретатели, это всё равно станет оружием. Так уж люди устроены. Вот без чего мы не можем обойтись? Правильно, без хлеба. Но чем пашут землю наши крестьяне? Сохой, как при царе Горохе! Даже плуги редкость, что уж тут о паровых молотилках толковать или ещё каких машинах. А вот оружие, это да. Когда придумали первую соху, воевали ещё дубинами, а сейчас посмотрите: пушки, броненосцы, мины, винтовки, митральезы, и они с каждым годом все мощнее и скорострельнее, а в деревне всё по-прежнему! – Да уж, – усмехнулся Путилов, – в этом вы правы! – А если пушки скорострельнее и мощнее, стало быть, снарядов к ним нужно будет всё больше и стоить они будут дороже. – Но пушка конструкции Владимира Степановича, насколько мне известно, не снискала симпатий у военного ведомства? – Всё так, – нервно кивнул Барановский. – Но, видите ли… – Во-первых, она немного опоздала, – грубовато перебил своего компаньона Будищев. – Во-вторых, она слабовата! – И что же вы предлагаете? – Линейку орудий, основанных на единой конструкции, на любой вкус. Пушки калибром вместо имеющихся двух с половиной дюймов, в семьдесят шесть, восемьдесят пять, сто пять и так до ста двадцати двух или даже ста пятидесяти двух миллиметров. Вдобавок к ним легкие и не очень гаубицы, на таких же станках. – Это позволит сэкономить, – сразу же ухватил суть Путилов. – Вот-вот, генералы это любят! – А вы воевали? – Немножко. – И в каких же чинах обретаетесь? – О, тут всё круто. Цельный унтер сто тридцать восьмого Болховского полка в отставке с правом ношения мундира, но без пенсии! – Дмитрий Николаевич, – поспешил вмешаться Барановский, – кавалер четырех знаков отличия военного ордена! – Бантист, значит, – протянул Николай Иванович. – А не тот ли вы солдат, что вместе с Ниловым на «Шутке» турецкий пароход взорвали? – Было дело. – Однако! А что же вам, остаться на службе не предлагали? – Предлагали. – Отказались? – Отказался. – Занятно. А теперь, значит, митральезу собственной конструкции изобрели? – Да. – И с ней, как и с пушкой Владимира Степановича, пришли ко мне. Кстати, а почему ко мне? – Ваше превосходительство[15], – начал было Барановский, – в надежде на благосклонное внимание… – Погодите, любезный, – прервал его Путилов. – Мне интересно, как это сформулирует ваш компаньон. – Ну, а к кому ещё? – простодушно усмехнулся Будищев. – Вы и к великому князю вхожи, и государь вас ценит. Пока мы будем в передней ожидать, вы в любой кабинет ногой дверь откроете! – Ха-ха-ха, – искренне рассмеялся предприниматель. – А вы прямолинейны, хотя при этом не лишены логики и известного шарма! Но ведь и в деньгах потеряете. Не боитесь? – Треть от миллиона, – не задумываясь, отвечал Дмитрий, – это триста тридцать три тысячи, а сто процентов от нихрена – это нихрена! – Согласен. И всё же, боюсь, без удачного военного опыта вашу митральезу будет трудно протолкнуть на вооружение. – А я предлагал Владимиру Степановичу подарить Скобелеву пару наших пулеметов. – Подарить?! – Конечно! Он бы их все равно с собой в Среднюю Азию потащил. Ему помощь – нам реклама! – А вы весьма оригинально мыслите, – похвалил Путилов и обернулся к Барановскому: – И что же вы отказались? – Не всё так просто, ваше превосходительство, – смутился тот. – Эпопея с моими пушками со всей ясностью показала, что для успешных войсковых испытаний необходимы хорошо обученные расчеты, в совершенстве знающие вверенную им технику и вместе с тем хорошо представляющие себе, в чем новизна тактики применения оружия. Без этого, по меткому выражению, Дмитрия Николаевича, они будут «как обезьяна с гранатой»! – Как вы сказали? – расхохотался Николай Иванович. – Нет, ей-богу, вы мне положительно нравитесь! Но за чем же дело стало? – Так ведь единственный человек, досконально знающий и то и другое, это сам господин Будищев. А его в армию калачом не заманишь!