– Слушаюсь! – И не кричите так. Не в Петербурге. Можете идти. – С ним там ещё какой-то фрукт, – все так же вяло вставил вахтенный начальник. – С багажом. – Не понял? – Это мой слуга, – поспешил объяснить Будищев. – Вот как? – изумился капитан первого ранга, очевидно, не часто видевший у кондукторов вольнонаемных слуг. – Ну да. Когда надо – камердинер, когда надо – конюх. Федей звать. – Да мне по хрену, как его звать! – рыкнул Гусев и добавил ещё пару мудреных фраз, выдававших крайнюю степень недоумения. Пока он ругался, Будищев стоял перед ним навытяжку и преданно ел глазами, имея вид лихой и придурковатый. Очевидно, это сыграло свою роль, потому что командир вскоре смягчился и посмотрел на новоприбывшего ещё более внимательно. – Надо же, какие сановные люди служат в Минном отряде! – Никак нет, ваше высокоблагородие! – Ладно. Море покажет, кто вы есть на самом деле. А теперь отправляйтесь к старшему офицеру. – Есть! – отдал честь юнкер и, развернувшись, вышел прочь, думая про себя «к чифу так к чифу»[76]. «Старшой» оказался круглолицым толстяком с суетливыми повадками и капитан-лейтенантскими эполетами. Возможно, он ещё не потерял надежду ухватить птицу удачи за хвост, и потому старался содержать корабль в образцовом состоянии, щедро вставляя фитили нерадивым подчиненным, а при случае не скупясь и на зуботычины для матросов. Фамилия его была Маслов. – Весьма рад, – коротко ответил он на приветствие и, быстро вникнув в суть дела, распорядился: – Жить будете с Майером. Это наш гардемарин. Столоваться с ним же. Слуга может разместиться вместе с матросами. Внесете за него положенное ревизору. – Благодарю. – И прошу запомнить. Беспорядка я не потерплю! – Слушаюсь. На этом церемония представления была окончена. Первый же матрос, попавшийся на глаза зоркому старшему офицеру, был послан проводить господина кондуктора в отведенную ему каюту, а сам толстяк покатился в противоположном направлении, выискивать нарушения и немедленно наказывать виновных. – Вот тут господин гардемарин обитают, – почтительно указал на дверь провожатый. – Спасибо, братец, – поблагодарил моряка Будищев и постучал в дверь, но так и не дождался ответа. – Так они «собаку»[77] отстоямши и теперь спят, – усмехнувшись, пояснил матрос. – Так что проходите, наш барчук не из гонористых. Дмитрий в ответ только пожал плечами и дернул на себя легко открывшуюся дверь. Внутри каюта оказалась неожиданно просторной. Очевидно, она предназначалась для большего числа людей. Несмотря на раздраенный иллюминатор, в ней было довольно душно. Из мебели только полка на стене, прикрученный к палубе стол да две табуретки, традиционно именуемые на флоте банками. Спать обитателям полагалось на подвесных, как у матросов, койках, набитых пробковой крошкой. В данный момент к потолку была подвешена только одна, и в ней, невзирая на духоту, сладким сном почивал будущий офицер Российского флота. «Ну, хоть не храпит», – хмыкнул про себя кондуктор и с интересом огляделся в поисках места для своего багажа. – Сюда, что ли? – спросил слегка обескураженный от обилия новых впечатлений Федор и грохнул чемоданы на пол. – Тише ты, – шикнул на него Дмитрий. – Не видишь, человек спит? – А… что? – дернулся разбуженный гардемарин и едва не выпал из своего кокона, но все же сумел сохранить равновесие. – Простите великодушно, – извинился Будищев. – Мы не хотели вам мешать… – Ничего-ничего, – отозвался тот, и, легко вскочив, первым из всех новых знакомых Дмитрия протянул ему руку. – Гардемарин Майер. Александр Александрович. Юноша был шатеном чуть выше среднего роста, худощавого телосложения с правильными чертами лица. Румяных как у девушки щек ещё не касалась бритва, а большие карие глаза взирали на нового соседа открыто и даже немного беззащитно. – Минный кондуктор Будищев. Дмитрий Николаевич. – Весьма рад, – радостно улыбнулся молодой человек, и, не удержавшись от зевка, с любопытством уставился на соседа, пытаясь сообразить, кто он такой? Формально их чины и положение были равны, но гардемарин после сдачи экзамена станет мичманом флота, а кондуктор за выслугу или отличие может быть произведен только в подпоручики по адмиралтейству. Большая разница! А если кондуктор из выслужившихся нижних чинов, то это звание может так и остаться для него предельным. Кресты и медали, украшавшие сюртук Дмитрия, неопровержимо указывали на то, что он как раз из последних. Но молодость и пестрый кант на погонах намекали, что перед ним юнкер флота, и это было необычно. – Где мне расположиться? – с легкой усмешкой Будищев. – Да где угодно, – спохватился Майер. – Я здесь некоторым образом один… Тут до него дошло, что он стоит перед новыми знакомыми в одних кальсонах и тельняшке, и это немного неприлично. – Прошу прощения за мой внешний вид. Я отдал вещи в стирку одному матросу. Вестовых нам, сами знаете, не полагается, так что я… – Не тушуйтесь. Быть голым на такой жаре – это же вполне естественно! – Вы думаете? – Безусловно, – улыбнулся Дмитрий и, обернувшись к Шматову, сказал: – Федя, не смущай молодого человека, а лучше дуй на жилую палубу, пока наш провожатый никуда не сбежал. – Куда он денется с парохода, – буркнул тот, но спорить не стал, а бочком-бочком выскользнул из каюты, не забыв поклониться на прощание гардемарину. – А кто это? – удивленно спросил Майер. – Мой слуга. – Слуга? – Именно. А что вас удивляет? – Ничего. – Тогда, если не возражаете, я продолжу. С этими словами Будищев распихал по углам свою поклажу, особое внимание уделив футляру с винтовкой, затем отстегнул кортик и хотел было положить его на полку, но обнаружил там россыпь каких-то фотокарточек или картинок. – Это мое, – густо покраснев, заявил Майер и кинулся их убирать. Как и следовало ожидать, взволнованный гардемарин половину из них рассыпал, и внимательный взор его нового соседа зацепился за довольно-таки фривольные изображения женщин в нижнем белье. Вообще-то, с точки зрения Дмитрия, ничего такого в этих карточках не было. Ну, подумаешь, довольно упитанные фемины в панталонах и корсетах, занимают позы, кажущиеся им соблазнительными. У некоторых, правда, слегка оголялась грудь, да иной раз ноги виднелись несколько выше колен, но это и все. Однако молодой человек был явно смущен, и это не осталось незамеченным. – Интересуетесь? – хмыкнул кондуктор. – Видите ли, – ещё больше смутился Майер. – В дальнем плавании, вдали от портов и цивилизации, иногда… – Хочется разрядки. – Увы. – Понятно. За неимением кухарки сойдет и дворник. – Как вам не стыдно! – вспыхнул раздосадованный гардемарин. Почему он должен оправдываться?! – В конце концов, многие офицеры, находясь в плавании, увлекаются коллекционированием подобных картинок. Да что там офицеры, если сам адмирал Краббе был неравнодушен к искусству такого рода. – Последние слова он, сам того не заметив, произнес вслух, и это ещё больше заинтересовало его собеседника. – Да, я слышал об этом, – задумчиво произнес он, и тут его осенило. – Погодите, юноша, адмирал что, тоже вот такие картинки собирает? В чем у Будищева никогда не было недостатка, так это в воображении. И вот теперь оно послушно нарисовало картину снятого на пару дней борделя, несколько фотографов и моделей обоих полов и… уж он-то покажет всем, что такое настоящая порноиндустрия! – Собирал, – робко прервал полет фантазии гардемарин. – Николай Карлович умер шесть лет назад. – Досадно, – хмыкнул странный кондуктор. – Бизнес-план откладывается! – Что, простите? – Не обращайте внимания. Я только что, в очередной раз понял, что занимаюсь ерундой. – А чем вы занимаетесь? – В основном гальваническими приборами. – Погодите, – изумился Майер. – Так вы тот самый знаменитый изобретатель Будищев? Боже мой, как же я сразу не догадался! Взволнованный юноша снова кинулся к Дмитрию и принялся в порыве чувств трясти ему руку, радуясь новому знакомству со столь известным человеком. – Я должен немедленно представить вас остальным офицерам! Пойдемте, прошу вас… – Александр Александрович, – мягко улыбнулся кондуктор. – Я немного старше вас и опытней. Вы позволите дать вам добрый совет? – Да, разумеется, а в чем дело? – Да как вам сказать… я думаю, будет гораздо лучше, если вы наденете штаны!