– Дай Бог, не по последней, – отвечал Дмитрий и тут же подлил ему снова. Полицейский, впрочем, не стал терять фасон, а, степенно закусив, отодвинул водку в сторону и пытливо спросил: – Что случилось? – Беда, – коротко ответил гальванер и рассказал приятелю о произошедшем со Стешей несчастье. – Под экипаж, говоришь, угодила? – задумался тот. – Вроде так. Может, слышал чего? – Ты думаешь, я про все несчастные случаи в Петербурге знаю? Они каждый божий день случаются. – Этот где-то близко произошел. Раз в нашу больничку доставили. – Хм. Говоришь, девчонку совсем еще сбили? – Ну да. Шестнадцати нет. – Слышал я про такое. Туда их благородие господин штабс-капитан сам выезжал. Ругался потом еще сильно. – Деревянко? – Он самый. – О как! И отчего ругался? – А он мне не докладывает! – Это правильно, – криво усмехнулся Будищев. – Ну что, вздрогнем? – Давай! – А теперь давай за тех, кто с войны не вернулся, – снова наполнил рюмки Дмитрий. – Святое дело, – согласился Ефим. – Царство небесное солдатам, живота не пожалевшим за освобождение христиан! Приятели, не чокаясь, выпили и на минуту задумались, вспоминая о боевых товарищах, навсегда оставшихся на далеких Балканах. Но долго грустить у них не получилось. Они были молоды, полны сил и надежд на лучшее будущее, пусть и представляли его себе по-разному. Ложкарев, заглотив еще пару рюмок, размяк и, пьяно улыбаясь, стал выговаривать Будищеву: – Теперь я вижу, отчего ты в полицию не пошел! Вот и одет как барин, видать в дела в гору пошли? – Не жалуюсь. В баре, может, и не выйду, а в третью гильдию, пожалуй, что уже пора! – Молодец, Митька! Или тебя уже Дмитрием Николаевичем называть прикажешь? – Брось, Ефим! Мы с тобой – фронтовики. И хотя Берлин нам с тобой брать не довелось, а Стамбул совсем рядышком был – только руку протяни! – Это верно. Спужались генералы дальше идтить. Сказывают, один Скобелев хотел дальше драться, да не дали ему! – Я его, кстати, видел недавно. – Кого? – Так Скобелева. – Иди ты! Белого генерала вот так запросто? – Ну а что, генерал как генерал. На Руси-матушке их много… – Митька! – строго выпучил глаза городовой. – Не моги так говорить! Генералов у нас и впрямь, прости Господи, как собак нерезаных, а Михаил Дмитрич только один! – Ладно, не буду. – То-то! А то я не погляжу, что ты теперя купец и барин. – Да брось, чего ты. Лучше расскажи, как служится-то? Деревянко не лютует? – Нет, он охвицер справедливый, с таким служить можна. Язык Ложкарева все больше заплетался, и Будищев решил, что тот выпил уже достаточно. – А что он ругался давеча? – безразличным тоном спросил он. – Что, не отстанешь? – вдруг совершенно трезвым голосом переспросил полицейский и пытливо взглянул ему в глаза. – Нет, – хмуро покачал головой Дмитрий. – Ладно. Все одно прознаешь ведь. В коляске, что твою девку сбила, генерал какой-то с мамзелью сидел. Бродяга один его видел. – Что за генерал? – Тут уж извиняй, я сам не видал, а бродяга в мундирах не разбирается. Да и сам посуди, это же – Петербург, будь он неладен! Тут чего бы доброго, а генералов страсть как много. – А что за мамзель с ним была? – А их еще больше, чем генералов! – Но, может, он коляску запомнил? – Да какое там… – Ладно. Нет так нет. – Митька! – Что? – Не дури. Не добьешься ты правды – плетью обуха не перешибешь. – Не бойся, Ефим. И в мыслях такого не было. – Ну, вот и хорошо, вот и ладно. – Выпьем? – Наливай, чего уж там! Дома Дмитрия встретили три пары встревоженных глаз, смотрящих с такой надеждой, что ему поневоле стало стыдно за задержку. В конце концов, ничего конкретного он в полиции не узнал, а Степаныч с Семкой и Анна беспокоились, места себе не находили. – Ну что? – чуть не вскрикнул Филиппов, увидев Будищева. – В больнице она на Архиерейской, где Семен лежал, – устало отвечал тот. – Несчастный случай. Живая. Доктор говорит, что жизнь вне опасности. – Я же говорил, что Митька найдет! – радостно завопил мальчишка. – Слава Богу! – истово перекрестился старик и подскочил, будто собираясь бежать, но бывший квартирант остановил его. – Куда ты? На ночь глядя туда все одно не пустят. – Ничто! Буду под окнами сидеть, только бы знать, что кровиночка моя рядом. – Ну, как знаешь. Только все равно – лучше с утра. Однако Степаныч не стал его слушать и засобирался. Дмитрий не стал его отговаривать и, опустившись на лавку, с наслаждением вытянул ноги. Хотелось еще разуться, но при Анне было неудобно. – Хотите есть? – спросила она. – Я приготовила. Только господин Филиппов отказался. – Спасибо, я перекусил в городе. Лучше моего оглоеда покормите. – Чего это я – оглоед? – возмутился Семка, но портниха мягко прервала его. – Я покормила мальчика, – улыбнулась она, положив руку на вихрастый затылок юного гальванера. – У него очень хороший аппетит. – Во-во, – хмыкнул в ответ Будищев. – Он любит пожрать, пожрать любит его. Они созданы друг для друга и всегда будут вместе.