– Прискорбно. Но учеников везде бьют. На то он и мастер. – Но не до полусмерти же! – Что, мальчик серьезно пострадал? – Я его в больницу отвез. Он все время без памяти был, я уж боялся, что Богу душу отдаст. – В какую больницу? – В Петропавловскую. – На Архиерейской?[38] – Да. – Как вез? – На извозчике. – Сколько отдал? – Полтинник. – А теперь скажи мне, отставной унтер-офицер, откуда у тебя – простого мастерового – деньги на лихача? – А я не простой мастеровой, ваше благородие. Я гальванер, причем – очень хороший. Таких, как я, можно сказать, во всем Питере больше нету! – Да ты от скромности не помрешь. – Если турки не убили, так зачем от скромности помирать? – Тоже верно. Ну, хорошо, положим, ты сказал мне правду и Перфильев действительно избил мальчишку. Допустим, ты его не сильно помял и увечий ему не нанес. – Так и было! – А хлебом ты его зачем насильно кормил? – Калачом. – Что? – Калачом, говорю. Я Семку в лавку послал за съестным к обеду, а он, видать, когда возвращался, попал на глаза мастеру, а тот давно на нас с ним взъелся. Вот и отыгрался на мальчишке, пока меня рядом нет. А я как этот окровавленный калач увидал… думал, придавлю гниду! – Ты видел, как он его бил? – Нет, конечно, иначе не позволил бы! – А вот представь теперь, любезный, что пострадавший на суде скажет: знать не знаю, ведать не ведаю! Никого не бил и не калечил… – Хреново. – Вот именно, братец! – И что теперь делать? – Сакраментальный вопрос у нас в России, – вздохнул офицер. – Кто виноват и что делать? Ладно, ступай покуда в камеру, у дознавателя дел много, еще когда до тебя очередь дойдет. Обратно в камеру Будищева вел старый знакомый – городовой, назвавшийся Ефимом. – Ну чего? – озабоченно спросил тот, едва они остались одни. – Да так, – неопределенно пожал плечами Дмитрий. – Ничего хорошего! – Понятно. Максим Евграфович – старый служака и все как надо оформил, дело теперь так просто не замнешь. Я за тебя, конечно, словечко замолвил, только плетью обуха не перешибешь. – Все равно – спасибо. – Да не за что. Вот кабы за тебя хозяин фабрики вступился – другое дело. Ты у него в чести? – Да кто его знает, что у него на уме. Хотя я его брату двоюродному жизнь недавно спас. – От разбойников отбил? – Нет. На полигоне пушку разорвало, а я его и одного офицерика на землю столкнул и собой накрыл. – А что за офицер? – заинтересовался полицейский. – Да немчик какой-то. Штирлиц или Штиглиц… как-то так. – Барон Штиглиц? – изумился Ефим и даже схватил Дмитрия за плечо. – Да вроде бы. А ты что – всех баронов в столице знаешь? – Всех не всех, а баронов Штиглицев в России всего двое! – И что? – Гы, – сдавленно хохотнул городовой. – Ну ты даешь! Ладно, твое счастье, что на меня напал. Считай, дело сделано. – Да? Слушай, есть еще графиня одна знакомая… – Ты мне одно скажи, Будищев, – испытующе и даже с легким сочувствием взглянул на него новый товарищ, – какая нелегкая тебя на завод понесла, с такими знакомыми? – В полицию никто не позвал! – Так это недолго исправить, если, конечно, под суд не попадешь. Мастер Перфильев стоял перед хозяевами и горько жаловался на судьбу. – Сколько годов служу верой и правдой, а такого позора не было. И ведь ни за что ни про что… ну скажите, Петр Викторович, ну разве же можно так, над пожилым, почтенным человеком? Да надо мной теперь все рабочие втихомолку смеяться будут. Вон, мол, битый идет… – Это понятно, Егор Никодимыч, – сочувственно отозвался Барановский-старший. – Однако зря ты до полиции дело довел. Лучше бы мы эту проблему келейно разрешили. – Вот вам крест, господа, – размашисто перекрестился мастер, – нету моей вины в том! Случайно получилось – свояк мой, тот, что в полиции служит, мимо по какой-то своей надобности проходил, да и узнал как-то. Вот и вышел такой конфуз. А так нешто я без понимания, что такие дела лучше тишком решать. – Ладно, что сделано, то сделано. Вот только теперь это дело надо прекратить. – Это как же? – Видишь ли, Никодимыч, – вступил в разговор Барановский-младший. – Будищев, конечно, совершил недостойный поступок, но он нам сейчас нужен. Будь покоен, мы его накажем и заставим перед тобой извиниться… – Господь с вами, Владимир Степанович, – преданно глядя в глаза, пустил слезу мастер. – Коли будет на то ваша воля, так я и заявление в полиции заберу, и бумагу подпишу, что никаких претензий не имею к этому паскуднику, да только на кой мне его извинения? Он же меня – старика, можно сказать, – смертным боем… – Ну, полно-полно, – поспешили успокоить его хозяева. – Будь уверен, что Будищев в твою сторону теперь даже не глянет лишний раз. Мы об этом позаботимся. – Покорнейше благодарю, господа. Только на вашу защиту и уповаю, раз уж через закон нельзя… – Да отчего же нельзя! Просто он нам сейчас нужен, а наказать мы его и сами сможем. – Как прикажете-с. – Ну вот и хорошо. Скоро прибудет наш поверенный, вы с ним съездите в участок, и он все уладит. А теперь ступай, голубчик, в цех. – Сию секунду, – поклонился мастер и собрался было выйти, но его остановил вопрос Владимира Барановского: – Скажи, пожалуйста, Никодимыч, а что это за история с пострадавшим учеником? – С Семкой-то? – Да, с ним. – Так нет никакой истории, – развел руками мастер. – Известное дело – молодые совсем еще, вот и бегают как оглашенные. Видать, несся болезный как на пожар, отчего споткнулся на ровном месте, да и ушибся. – Однако его, кажется, увезли в больницу? – Так ведь – железо кругом, немудрено расшибиться.