— Его зовут Слайс, — сказал по общей связи Чирик, — Это его голос. Единственный выживший боец-енот из группы "Единица", друг альбиноса. Первая попытка штурма баррикад предсказуемо провалилась. Противник откатился обратно в лифтовую шахту и ненадолго затих. Спустя несколько минут они приволокли его. Из лифтовой шахты до засевших в обороне бойцов донесся первый истошный крик. Эти твари нашли недобитого ими бойца у входа на базу и принялись потрошить его прямо в лифтовой шахте. Судя по воплям енота из шахты, Слайса страшно и мучительно убивали. Не до конца, периодически подлечивая. Он кричал настолько жутко, что шевелилась шерсть на загривках самых опытных, многое повидавших в своих жизнях, бойцов отряда. Енот орал, плакал, звал маму, Чирика, поименно ребят из своего, уже погибшего отряда… И все время умолял или помочь, или добить. Потом он ненадолго замолкал, а спустя несколько секунд вновь принимался истошно вопить. — Противошоковое колют, суки! — Глым до хруста в пальцах сжал ручки тяжелого излучателя, — Не дают уйти за грань… — … всем на месте. Это провокация, они выманивают нас на открытое место. Мы ему уже ничем не поможем. Оставаться всем на месте. Это провокация… — Рататуй настойчивым шепотом шипел в амулет общей связи свою мантру, пытаясь переключить внимание бойцов на свой голос и немного отвлечь от ужаса, творящегося за лифтовыми створками. Моральное состояние отряда стремительно падало к нулевой отметке. Психологическая атака наемников Тенебриса определенно выполняла свою задачу. На передних рубежах бойцы уже начали проявлять нездоровую суету. Кто-то, уставившись взглядом в одну точку с отрешенным видом бессмысленно щелкал переключателем зарядов игломета, кто-то ежесекундно поправлял на себе оружие и снаряжение. И уже почти все синхронно вздрагивали при каждом новом вопле Слайса. Отряд был на грани. — Группа! К бою! — на одном из передних рубежей выросла громадная белая фигура и рванула через баррикаду в сторону лифтовых шахт. Следом вскочили с десяток бойцов поменьше и с довольным ревом бросились вслед за гориллой. — Чирик, назад! Назад, я сказал! Назад, мудилы, это приказ! Чирик, отставить! — Пошел ты на хрен, Глым! — в амулете связи отчетливо раздался хриплый рык Чирика, — Охраняйте сами себя! Мы со Слайсом на одной улице росли, меня его мать подкармливала втихушку, когда меня родители из дому выгоняли. Что я ей скажу, если увижу? Что бросил ее сына, дрожа за свою шкуру? Группа Чирика уже перелезла через завалы и под аккомпанемент тяжелого излучателя гориллы, выставив перед собой оставшиеся щиты, исчезла в проеме ворот грузовых лифтов. Судя по освещавшим темноту шахты вспышкам, излучатель Чирика, автоматы бойцов и редкие боевые заклинания лупили во все стороны без остановки. Но вскоре группа начала пятиться назад к баррикаде, огрызаясь редкими выстрелами на бешеный огонь противника. Горилла-альбинос, удерживая тяжелый излучатель в правой лапе, непрерывно поливал из него проем ворот, а левой тащил за рюкзак изрубленного в лохмотья енота. Чирик забросил излучатель за спину и бережно взяв Слайса обеими лапами начал протискиваться сквозь баррикаду. — Ты куда его тащишь, долбоеб бледный?!! Всем в укрытия!!! — вдруг заорал дурным голосом Рататуй. В голове Чумы успела промелькнуть мысль: "А разве у "Единиц" были с собой рюкзаки? Бляяя…" Чудовищной силы взрыв показался ей совершенно беззвучным. Будто кто-то резко выкрутил регулятор звука в ноль. В одно мгновенье горилла и полумертвый енот в его лапах просто испарились в облаке взрыва. А потом пол и потолок начали бешено меняться местами и зрение Чумы просто выключилось. ***** В себя Чума пришла, когда чья-то когтистая лапа, ухватившись за разгрузку, начала выдергивать ее тело из-под туши Глыма. Медленно проведя взглядом по этой лапе, Чума обнаружила на другом ее конце Рататуя. Сфокусировав наконец глаза на его морде, брави увидела вместо правого глаза котолака пустоту — то, что прежде было глазом, теперь было размазано по щеке студенистой массой. Рататуй, как в немом кино, разевал рот в беззвучном крике, тормошил Чуму и тыкал лапой куда-то ей за спину. Видимо устав от своей пантомимы, он извлек из кармашка на ее разгрузке тюбик с длинной иглой на конце и всадил его Чуме в шею. Из головы девушки мгновенно вымело всю вату, и нахлынула жуткая тошнота. Звуки стал понемногу прорываться к сознанию. — … пробита, Чума! Баррикада! Баррикады больше нет! — наконец в ее контуженой голове звуки сложились в понятные слова. Котолак отчаянно тормошил Чуму и тыкал лапой в сторону бывших грузовых лифтов. На том месте, где еще недавно находились баррикада и Чирик со своей группой, сейчас не было ничего. Вместе с ними исчезли и ближайшие к завалам огневые позиции. А тем временем, вошедшие под прикрытием щитов штурмовые группы Тенебриса уже входили в пролом, оставшийся вместо лифтовых створок. Оставшиеся на ногах лекари пытались быстро поставить на ноги контуженных, на раненых у них уже просто не хватало времени. Пришедшие в себя бойцы Чумы тут же попадали под кинжальный огонь надвигающегося противника. Отступники успели перегруппироваться и захватить солидный плацдарм на месте бывшей баррикады. Постоянно прибывающий поток наемников Тенебриса делился на группы по пять-семь бойцов, идущих следом за одним оборотнем-щитовиком. Эти группы моментально рассредоточивались по флангам, стараясь обойти рубежи защиты. Под непрерывным обстрелом отступники все же прорвались к первым рубежам защиты и сблизившись вплотную с бойцами Чумы, вступали в рукопашные схватки. Постоянно маневрируя, все новые и новые группы врага медленно, но верно продвигались к центру зала. — Надо уходить на административный уровень, они вот-вот нас сметут! — бросивший бесполезный пулемет с опустевшим магазином Рататуй подскочил к Чуме и Глыму, — Отступаем назад! — Всем, блять, стоять на месте! — проревел горилла, — Начнем перемещаться под огнем, и все тут поляжем на хрен! Тут хоть укрытия есть, а в коридорах административки они нас зажмут по углам как крыс и передушат по одному! С левого фланга в авангард наступающего противника через воздушный щит полетели ледяные копья и иглы. Это Серый с Харисом наконец доползли до своей огневой позиции. — Фрикаделька, прикрывай наших щитом! Все остальные — не давайте отступникам прорваться к Тузам на дистанцию броска гранаты! Чума по началу еще пыталась выцеливать щитовиков, сбивая им защиту мощными зарядами Плетки, тем самым подставляя под удар немногочисленных, оставшихся с боекомплектом, пулеметов. Продвижение противника наконец удалось если не остановить, то основательно замедлить. Узкие проходы между оборудованием технического этажа не давали наступающим полноценно реализовать численное превосходство. В результате часть противника просто скапливалась на площадке перед грузовыми лифтами. Но силы обороняющихся неумолимо таяли. Ответной стрельбы по противнику становилось все меньше, тут и там закипали скоротечные рукопашные сражения, а к противнику все подходили и подходили свежие подкрепления. — Справа! Они справа прорвались! — штурмующим наконец удалось смять оборону на правом фланге и группы пятерок начали окружать выживших защитников, собравшихся перед лестницей на административный этаж. Рататуй схватился за амулет связи и скомандовал своим бойцам: — Всем включить "скрыты"! За мной! Рататуй на бегу выхватил из-за пояса, прошитого гранатными осколками Хариса, саперную лопатку и не став уходить под "скрыт", рванул в сторону прорыва. Котолаки серыми тенями заскользили вдоль линии последнего укрепления обороняющихся и уходя в "скрыт", материализовались уже внутри построений врага. Оставшиеся немногочисленные силы под прикрытием двух последних пулеметов стали отступать по лестнице на верхний этаж. Прорвавшимся внутрь вражеских рядов "морячкам" удалось застигнуть противника в врасплох. В условии, где преимущество в огневой мощи реализовать невозможно, котолаки оказались в выигрыше, попав в родную стихию — рукопашный бой. Рататуй вертелся как заведенный, нанося саперной лопаткой удары во все стороны. Стараясь не столько убивать, сколько калечить противника, и пользуясь своей низкой стойкой, он целил по коленям и в пах. Один раненый — это обуза для двух здоровых. Его учили, что таким образом, враг будет иметь трех небоеспособных. Стараясь заходить сбоку и резать в основном неповоротливых оборотней, несущих тяжеленные штурмовые щиты, Рататуй видел, как один за другим, окружаются врагами и гибнут в неравной схватке его бойцы. Отступники быстро опомнились от внезапной атаки и начали принимать контрмеры. Котолаков старались загнать между щитов, где по ним можно было без опаски стрелять, не рискуя зацепить своих. Вытекший правый глаз все-таки сыграл в пользу противника. Из-за ограниченной видимости Рататуй пропустил укол ножом справа, в грудину. В ответ он рубанул напавшего лопаткой по голове, но тут же получил еще два удара в спину. Котолак рванулся перекатом влево, стараясь уйти от насевших противников, но тут же наткнулся на удар прикладом автомата в голову, и нелепо растянулся на полу. Удары и тычки ножами посыпались со всех сторон как град, быстро превращая тело котолака в сплошное месиво. Когда Рататую с трудом удалось разлепить единственный глаз, он обнаружил себя лежащим навзничь в плотном кольце обступивших его врагов. Они что-то орали ему, и наверное, били. Тела он уже не чувствовал. Возле его головы стоял огромный медведь со щитом в лапах и пялился на Рататуя мутным и тупым взглядом. "Так вон оно что, они же обдолбанные все…" — Ну, что ты на меня пялишься, мудак сутулый? Не видишь, я отдыхаю? Медведь без труда поднял двухсоткилограммовый щит над собой и обрушил его нижний срез на голову Рататуя. ***** Когда после нескольких безуспешных попыток обстрела, от древнего дредноута отделилась спасательная шлюпка, и на всех парах помчалась прочь от корабля в "закат" — капитан сухогруза заподозрил неладное. Он тут же приказал запустить двигатели и прорываться через пробку. А когда дредноут развернулся носом к сухогрузу и начал набирать полный ход, его догадка подтвердилась и перешла в твердую уверенность. В отличии от идиотов, которые сейчас рубятся на базе с бойцами Чумы, он и его экипаж точно знали, какой артефакт сейчас установлен на борту его судна и каков принцип его действия. Именно поэтому он всеми правдами и неправдами, где угрожая, а где требуя или клянча, буквально зубами выгрыз для защиты сухогруза редчайшую на Фелисе установку "Оберег". Но тотальная защита судна от любого высокоэнергетического снаряда, тем не менее, совершенно игнорировала медленно двигающиеся предметы. К примеру такие, как прущий на них со всей дури дредноут. Тяжелый сухогруз медленно расталкивал корпусом утлые суденышки со смешным водоизмещением, образовавшие затор на выходе из бухты. Корабельные машины надрывались, пытаясь выдать максимальную мощность, а винты позади судна поднимали белые буруны пены. Кого расталкивая корпусом, а кого и просто топя на своем пути, сухогруз начал выбираться из затора, но скорости все равно не хватало. Дредноут неумолимо приближался, и капитана балкера начала охватывать паника. — К черту питание "Оберега", всю мощность на машины!!! Выводи, выводи нас отсюда, идиот!!! — капитан со злостью пнул рулевого. Сухогрузу все же удалось прорваться сквозь скопление мелких суденышек, и он вывалился на морской простор с ободранными и погнутыми бортами. Но с капитанского мостика уже без приборов можно было разглядеть оскаленные морды двух волколаков, находящихся на дредноуте. Паника охватила весь экипаж балкера, и рулевой попытался заложить уже совершенно бесполезный маневр уклонения. Спустя минуту дредноут на полном ходу ткнулся бронированным носом в борт сухогруза и на месте, где только что столкнулись два корабля, вспыхнуло второе солнце. ***** Восемнадцать оставшихся в живых бойцов, из которых шестеро жили исключительно благодаря постоянной подпитке от Фрикадельки, прятались за сваленной в конце коридора мебелью. Все, что они успели сделать, пока не замолчали прикрывающие их пулеметы на втором ярусе — это вытащить из нескольких кабинетов офисную мебель и свалить ее в кучу в узком проходе. Укрытие из говна и палок — оно не удержит выстрел даже из армейского игломета… Скорее просто для затруднения прицеливания. Глым занимался дележкой последних трех магазинов с патронами на двенадцать стволов. Привалившись спиной к стене, сидел совершенно оглохший Серый, из ушей которого медленно сочилась кровь. Он бережно держал на коленях голову Хариса и пытался непослушными, переломанными пальцами попасть шприц-тюбиком в артерию напарника. Рядом сидела Чума и прижимала мокрые от крови перевязочные пакеты к груди енота. Харис выглядел отвратительно, дышал мелко и с громким бульканьем, а в уголках пасти уже начала пузырится кровавая пена. Вместо левой лапы у него болтался, туго перетянутый автоматным ремнем, обрубок. В сознание он не приходил с момента, когда их точку забросали гранатами и Серому пришлось тащить его через завалы баррикады под прикрытием постоянного огня из Пряни. В окружении раненых бойцов пластом лежал Фрикаделька. Поддержка сразу шестерых тяжелораненых давалась ему ценой невероятных усилий и концентрации. Сначала он просто перестал реагировать на любые внешние раздражители, но по мере ухудшения состояния подопечных, ягуар и вовсе ушел в некое подобие транса. Так это выглядело со стороны. На самом деле Фрик скрыл ото всех, что его личный запас магической энергии истощился еще тогда, когда пробили его щит и уничтожили огневую точку енотов. Последние крохи резерва он потратил, чтобы запустить остановившееся сердце Хариса. Для поддержки тяжелораненых ему пришлось переключить каналы энергии с магического резерва на собственные жизненные силы. Чтобы хоть как-то их экономить и выгадать лишнее время он полностью перекрыл расход своей энергии для опорно-двигательной системы, остановив свои пищеварительные процессы и ограничив секрецию организма. Себе Фрикаделька оставил, по сути, только разум, дыхание и кровообращение. Он понимал, что не смотря на столь радикальные меры экономии, удерживая на грани смерти сразу шесть существ, он умрет от полного истощения не позднее, чем через пару часов. Хотя, судя по хлопкам гранат на лестничной площадке, два часа — это даже перебор. Взрывы от залетевших в коридорчик гранат отразились от стен глухим эхом. Но, в отличии от обычного, это эхо и не собиралось затихать, а наоборот, усиливалось и становилось громче. За секунду оно переросло в полноценный грохот, который пронесся над укрывшимися за баррикадой бойцами. А следом за ним пришла взрывная волна. Чудовищной силы землетрясение обрушилось на базу Тенебриса. Бетон пола вздыбился, своды потолка пошли трещинами, а стены начали местами обваливаться. Отряд пережил землетрясение более-менее нормально, их обсыпало бетонным крошевом с потолка. Толстый потолок над их головами буквально разорвало широченной продольной трещиной, сквозь которую стали видны части оборудования третьего технического уровня. Только каким-то чудом отвалившиеся куски перекрытия никого не прибили. Где-то с шумом лилась вода и пол яруса начало заметно подтапливать. — Это что за… а, похрену, я уже ничему не удивлюсь… — Чума поднялась и покачиваясь пошла проверять состояние отряда, — Эй, все живы? Отзывайтесь. В отряде началась короткая перекличка. Промолчали только Серый с Харисом, Фрикаделька и бойцы, лежащие без сознания. Судя по вздымающимся бокам ягуара, он явно был жив, а коматозники и до обвала особых признаков жизни не подавали. — Чума! Смотри! Смотри!!! — Глым покачиваясь поднялся со своего места, протягивая к командиру лапу, на которой сверкал ровными линиями стабильный рисунок плетения, — Кажется… Щит перестал работать… — Отряд!!! Все уходим по базам! Быстро! — выжившие бойцы с опаской, но все же потянулись за своим оружием. Один из наемников бережно достал из кармашка футлярчик, достал оттуда стеклянную колбочку, сунул ее себе в пасть и хрустнул зубами, после чего шумно втянул воздух ртом и забился в предсмертных конвульсиях. Остальные кинулись к нему, стараясь тщательно обнюхать труп. Не почувствовав запаха озона, оставшиеся наемники повеселели и начали быстро хрустеть своими ампулками. — Все, уходи, Чума. Я раненых приберу, — подал голос Глым. — Я сама. Иди. — Слушай, хватит с тебя. Иди уже… — горилла осекся на полуслове, увидев тяжелый взгляд Чумы. Немного помолчав и потоптавшись на месте, он все же поднял свой игломет, упер его стволом себе в подбородок и улыбнувшись, ушел в путешествие. Подождав, пока труп Глыма завалится на пол, Чума подобрала его игломет и пошла обходить товарищей. Первыми по пути попались Серый и Харис. Прислушавшись к едва различимому хриплому дыханию, она заулыбалась и расстреляла обоих одиночными выстрелами в головы. "Я же обещала вам, засранцы полосатые, что прибью… А вы не верили." Далее настала очередь пятерых раненых из команды гориллы. Она извлекла из их кармашков ампулы, и положив каждому в пасть стеклянный "билет на тот свет", несильно хлопала ладонью по нижней челюсти, отправляя их на точку выхода. Последним был Фрикаделька. Он так и лежал, ни на что не реагируя, только глубоко и ровно дышал. Чума вставила ствол игломета ему в ухо и нажала скобу спуска. Оружие не сильно ткнулось в руку, а ягуар, сделав резкий выдох, затих на бетонном полу. — Ну, вот и все… закончилось… — Чума села, прислонившись спиной к стене, приставила еще теплый ствол игломета себе к подбородку и выжала спуск. Оружие отчетливо лязгнуло металлом о метал, — Ну твою же мать! И в тот момент, когда она раздраженно отшвырнула от себя пустой игломет, в ее бедро воткнулась игла. Не успев опустить глаза к источнику внезапной боли, она получила еще две парализующие стрелки в плечо и локоть. А за ними еще и еще, пока ее сознание не померкло окончательно. Эпилог Мир Миранта. Серф.