— Да что вы, Геся, никто не знал, что я окажусь тут. К тому же он так занят в последнее время… производство в офицеры и все такое… — Вы знаете мое имя? — Я видел вас в Бердичеве. — Вот как, видели один раз и запомнили? — У меня фотографическая память… — Как это? — Это мое проклятие. Стоит мне что-либо увидеть, я запоминаю это в мельчайших подробностях. На вас было голубое платье с кружевным воротником, светлые перчатки и соломенная шляпка. — Да, верно. А вот я вас совсем не помню! — Нас там таких много было. — Но ведь вы вернетесь еще в свой полк? — Наверное. — Скажите ему… скажите, что я жду его. — Конечно. — Я буду вам очень признательна. Выйдя из госпиталя, Дмитрий быстро пошагал прочь, будто желая уйти как можно дальше от этого места. Неласковое зимнее солнце светило ему в спину, отчего перед ним на дороге так же размашисто шагала его тень. — Трус! — вдруг выпалил он, обращаясь к своему силуэту на снегу. — Тряпка! Не мог сказать девчонке, что ее «суженый» благополучно женился и ей надо… а фиг его знает, что ей теперь надо! Ох, Коля-Коля, и почему ты ее встретил? Хотя, наверное, потому что она искала своего пропавшего брата… Что же так погано-то на душе? Несчастная Крымская кампания, когда наша армия оказалась совершенно не готовой к боевым действиям и чрезвычайно плохо вооружена, оказала тем не менее благотворное действие в том смысле, что заставила военное руководство пойти на крайне необходимые перемены. В связи с этим, как только появлялись какие-либо новации в оружейном деле, с ними старались как можно быстрее ознакомиться и, при необходимости, принять на вооружение Русской армии. Не обходилось и без накладок, достаточно вспомнить «несчастную оружейную драму»[89], но все же в большинстве случаев командование находилось на высоте своего положения и действовало быстро и эффективно. Именно так и были приняты на вооружение картечницы Гатлинга, а также их переделки Горловым и Барановским. Впрочем, первые восторги быстро утихли, как пользоваться новым оружием, никто не знал, а потому их быстро отправили в крепости, в качестве противоштурмовых пушек. Когда же началась война, лишь несколько батарей попали в действующую армию. Удачное применение скорострельных орудий в Рущукском отряде вызвало известный ажиотаж среди сторонников и противников нового вида вооружения, так что командовавший в нем цесаревич Александр Александрович счел за благо созвать комиссию, с тем, дабы изучить полученный опыт, а также решить, как его использовать наилучшим образом. В середине декабря она была создана и приступила к работе. После изучения донесений, составленных генералами Дризеном, Арнольди и Тиньковым, а также полковником Буссе и капитаном Мешетичем, члены комиссии не пришли ни к какому выводу, а потому решили провести натурные испытания. Было довольно холодно, и господа генералы, кутаясь в шубы, без всякого удовольствия смотрели на стоящие перед ними картечницы и их посиневшие расчеты. Однако же дело было необходимо закончить, и их превосходительства приказали приступать. Забираться далеко от деревни не хотелось, а потому полигон устроили прямо за околицей. Благо, что в такую погоду люди предпочитались сидеть дома, так что от стрельбы вряд ли кто мог пострадать. Мишени были сделаны из разного хлама, палок, досок и кусков драной холстины, да еще, не иначе как шутки ради, были вылеплены несколько снежных баб, веселящих своим видом солдат и офицеров. Получив команду, изрядно продрогшие артиллеристы дали несколько залпов. Испытания оказались вполне наглядными. Пораженные пулями фигуры разлетались на куски, а те, кого свинец миновал, стояли невредимыми. В общем, ничего нового члены комиссии не узнали и хотели уже было возвращаться в жарко натопленные для них помещения, как вдруг единственный их статский товарищ, недавно прибывший из Петербурга, инженер Барановский, подошел к одной из митральез и стал пристально ее разглядывать. Надо сказать, что этот инженер был еще совсем молодой человек и имел в глазах заслуженных генералов и штаб-офицеров весьма мало веса, однако же поговаривали, будто он и его брат находятся в фаворе у великого князя Константина, а потому игнорировать его было нельзя. — Что вас так заинтересовало, Владимир Степанович? — любезным голосом осведомился председатель комиссии. — На этой картечнице отсутствуют механизмы наводки, — озабоченно заметил инженер. — Возможно, не вполне удачные результаты связаны именно с этим. Как вообще случилось, что их сняли? — В качестве эксперимента, — пояснил капитан Мешетич. — А этот, даже не знаю, как назвать, приклад, что ли? — Весьма странный эксперимент, — поддержал инженера председатель комиссии, генерал Вановский. — Совершенно очевидно, что без механизма наводки прицельную стрельбу обеспечить не удастся! Вы что же, все так переделали? — Никак нет, ваше превосходительство, — только два орудия из взвода подпоручика Самойловича! — Странно, судя по донесениям, именно у них наилучшие результаты. Но как это возможно? — Разрешите обратиться, ваше превосходительство? — неожиданно вмешался в разговор довольно рослый унтер, служивший наводчиком у модернизированной митральезы. — Ты кто такой? — выпучил глаза генерал. — Сто тридцать восьмого Болховского полка старший унтер-офицер Будищев! Фамилия эта была генералу знакома, поэтому он хоть и нелюбезно, но все же снизошел до ответа. — Ну, обратись, коли нужду имеешь. — Механизмы эти, ваше превосходительство, нужны бывают только при стрельбе на дальние дистанции, а в обычном бою от них вреда больше, чем пользы. — Как это? — Да так! В настоящем бою нужно как можно быстрее переносить огонь с одной цели на другую, а с этими винтами одна морока. А мишени остались целыми оттого, что картечницы поставлены неправильно. Стояли бы по флангам, ни одна бы не уцелела. — Черт знает что! — скрипнул зубами один из присутствующих офицеров. — Нижние чины совсем уже распустились! — Глупости ты говоришь, братец! — решительно заявил генерал. — Без прицельных механизмов точная наводка невозможна, а потому стрельба приведет лишь к бесцельному расходу огнеприпасов! Члены комиссии согласно закивали, выражая полное согласие со своим председателем, однако реакция унтера оказалась еще более удивительной. Недолго думая, он развернул свое орудие в сторону ближайшего сарая и начал вращать рукоять. Раздавшийся грохот заставил всех присутствующих закрыть уши, а Будищев, по всей вероятности сошедший с ума, все крутил и крутил, одновременно меняя направление блока стволов. Когда же шум прекратился, изумленные господа уставились на стену сарая, украшенную большой буквой «А» и двумя черточками поменьше. — Вот сукин сын, — крутнул головой Мешетич. — Императорский вензель изобразил! — С механизмами наводки так не получится, — коротко пояснил свои действия унтер-офицер и, вытянувшись по стойке смирно, принялся есть глазами начальство. Крыть это было нечем, да и изрядно продрогшие господа генералы и офицеры не имели желания вести дискуссию с нижним чином, так что все быстро отправились восвояси, и только Барановский задержался возле удивительного унтера. — А я-то понять не мог, зачем блок стволов так высоко подняли, — почти весело заявил он странному унтеру. — Иначе патронные ящики и колеса углы обстрела ограничивают, — пожал плечами Будищев. — Это ты сам придумал? — Вроде того. — А еще мысли какие есть? — Эх, господин хороший, у меня этих мыслей — вагон и маленькая тележка! — Вот даже как! И какие, если не секрет, вот что бы ты предложил еще улучшить на этой картечнице? — Ее улучшать — только портить! Лучше сразу разобрать и сделать, но уже руками и головой перед тем подумать. — То есть те, кто ее создавали, по-твоему, головой не думали? — Ох, барин, вопросы вы задаете не по окладу… ну вот смотрите, зачем эта рукоять? — Чтобы осуществлять перезарядку, — удивленно ответил Барановский, не понявший вопроса. — Это как раз понятно, только зачем рукоятью? Тут от стрельбы такая отдача, если ее в работу запрячь, то можно черта в бараний рог скрутить. — Как это? — Ну не знаю, кто из нас инженер, вы или я? Можно пружину поставить на затвор, чтобы он от выстрела в одну сторону, а пружиной назад. Можно газы пороховые отвести, чтобы они в поршень упирались да затвор дергали. Хотя так не получится, уж больно золы много после выстрела. Думать, короче, надо. Главное, чтобы стрелять один человек мог, а для этого вес уменьшить! — Это верно, — согласился инженер, — я на своей картечнице всего шесть стволов оставил. — Зашибись! А один нельзя было? — Тогда стрелять долго нельзя — перегреется! — А вот чтобы этого не случилось, на нем можно оребрение сделать, как на радиаторе. Ну, или в кожух с водой поместить… — Хм, любопытные у тебя, братец, мысли в голове бродят! Скажи, ты после службы чем заняться думаешь? Если что, приходи к нам на Обуховский завод, там такие светлые головы нужны! — Эх, ваше благородие господин инженер, станьте сперва в очередь. — И что, много куда зовут? — Да просто на части рвут! — И куда же?