— Что это у нас тут такое! — строгим голосом прервал их беседу подошедший Гиршовский. — Ну, конечно, Будищев, кто же еще. — Здравия желаю вашему высокоблагородию! — вытянулся в ответ Дмитрий. — Здравствуй, братец. Пришел товарища проведать? — Так точно! — Похвально. Но тебе пора уходить. — Слушаю, ваше высокоблагородие! — Хотя погоди, ступай за мной, есть одно дело… Выйдя вместе с доктором наружу, они направились к большой палатке, игравшей роль операционной. Оставшись наедине с ним, врач вопросительно взглянул на Будищева. — Иван Иванович вчера показывал мне прелюбопытный ятаган, — неопределенно сказал Гиршовский. — С албанца одного сняли, — с готовностью пояснил Дмитрий. — Помят немного, но сразу видать, что древний! На лице врача было написано крупными буквами: «много ты понимаешь», но вслух он ничего не ответил, продолжая испытующе смотреть на унтер-офицера. — Вот к нему в пару, — вытащил тот из-за голенища кривой кинжал, обильно украшенный серебряной насечкой. — И впрямь пара, — задумчиво заметил доктор, внимательно разглядывая оружие. — И состояние весьма недурное. Сколько хочешь? — Да господь с вами, ваше высокоблагородие, какие уж тут деньги, только бы вам удовольствие доставить, в надежде на благосклонность… — Э нет, дружок, называй цену, а то чую, «благосклонность» мне дорого может выйти. Но учти, за ятаган я дал Линдфорсу двенадцать рублей ассигнациями. — Великодушный вы человек, Мирон Яковлевич. — Хочешь сказать, переплатил? — Это как считать, — дипломатично вывернулся Будищев. — Ну, так что? — Спросить я хотел, ваше высокоблагородие… — Ну, спрашивай? — Нет ли такой болезни, при которой из армии комиссуют? — Да болезни разные бывают, а тебе зачем? — Да как вам сказать, господин доктор, я ведь всего год как служу… а вдруг у меня такая болезнь, а я и не знаю. — Не хочешь служить? — Да что вы такое говорите, Мирон Яковлевич! Я только и живу службой его императорскому величеству. И денно и нощно благословляю тот час, когда присягу царю-батюшке принял! — Понятно, — ухмыльнулся врач. — Только до конца ли ты понимаешь, о чем спрашиваешь? Нет, ты погоди, я тебе все попробую объяснить. Ты, действительно, служишь всего год, но уже хорошо себя проявил. У тебя два креста, и мне наверняка известно, что ты представлен к третьему. К тому же ты грамотен, что совсем не часто случается среди солдат. Право же, ты можешь сделать совершенно блистательную для своего положения карьеру! Я очень удивлюсь, если к концу службы ты не станешь подпрапорщиком, а это прямой путь в офицеры… человеком станешь! — Спасибо вам, ваше высокоблагородие, — прочувствованно отвечал ему Дмитрий. — Все как есть обсказали, ничего не утаили… Я же всю жизнь хотел перед взводом горло драть! — Невероятно, — изумленно распахнул глаза Гиршовский. — ты полагаешь, что быть крестьянином Ярославской губернии лучше, чем офицером? — Ну, во-первых, не просто крестьянином, а георгиевским кавалером. Я тут разузнал, можно, оказывается, наплевать на свою общину и жить в любом городе, записавшись в мещанское сословие. — Гхм, резонно, и в чем-то ты прав, однако, получив чин, тоже можно выйти в отставку, после чего заняться чем хочешь… — Лет через десять? Да у меня мозги к тому времени высохнут. Посмотрите на наших офицеров, им же всем фуражки так голову надавили, что извилины выпрямились! — Ха-ха-ха, — не выдержал врач, — какая безжалостная характеристика! А у тебя злой язык. Но как бы то ни было, у офицера все равно больше возможностей. — Я еще не стал офицером! — Ну, хорошо, я подумаю, но… ты ведь понимаешь, что… — Понимаю, ваше высокоблагородие. — Ни черта ты не понимаешь! В таком деле я один ничего не решаю, потребуется как минимум заключение трех врачей и… — Далеко не все коллекционируют холодное оружие? — Пошел вон с глаз моих! — Слушаю! Выйдя от доктора, Будищев направился в расположение, будучи в хорошем расположении духа. Этот разговор Дмитрий планировал давно и был рад, что он состоялся. По крайней мере, Гиршовский не отказал сразу, а значит, возможность договориться есть. Военная карьера действительно совсем не прельщала его, к тому же он не сильно верил в ее возможность. Нижний чин для большинства офицеров был предметом неодушевленным, и своим ему в этой компании никогда не стать. Да и стоило ли стараться? Выслужившие из рядовых офицеры были не такой уж редкостью, однако мало кому из них удавалось перескочить через капитанский рубеж. Да и этого чина достигали уже к такой старости, что из «благородий» песок сыпался. И что дальше? Пенсион в половину жалованья да возможность отдать детей в юнкера на казенный кошт? Нет уж — спасибо! Подходя к сараю, служившему его взводу казармой, Дмитрий, к своему удивлению, наткнулся на что-то высматривающую девушку. Лица ее он пока не разглядел, но вид с тыла обнадеживал настолько, что Будищев тут же и думать забыл о своих планах, принявшись подкрадываться к ней. — Что ищешь, красавица? — громко спросил он, подойдя совсем близко. — Если судьбу, то я вот он! Болгарка испуганно дернулась, однако не закричала, а лишь, закусив губу, пытливо уставилась на него. Надо сказать, что вид спереди нисколько не разочаровал предприимчивого унтера, так же с интересом разглядывающего незнакомку. — Человека ищу, — запинаясь, проговорила она. — Какое совпадение, — обрадовался Дмитрий. — Я тоже принадлежу к этому биологическому виду! — Что? — не поняла его девушка. — Я тоже человек! — Нет, я ищу солдата, — закивала[76] красавица, залившись краской. Будищев в ответ только шире улыбнулся и развел руками, дескать, а я тебе кто? — Я ищу Николая, — совсем было отчаялась болгарка. — Штерна? — уточнил Дмитрий, начиная понимать, в чем дело. — Так! — Зовут-то тебя как, солнышко? — Петя… — Что? — изменился в лице Будищев и с подозрением посмотрел на девушку. — На трансвестита вроде не похожа! — Петранка, — поправилась она тут же. — Уже лучше, а Николашу зачем ищешь? — Мне надо! — Надо ей! — покачал головой унтер-офицер. — Надо было ночью его не расстраивать… — Я не хотела! Так вышло. Мне надо с ним поговорить… — Ладно, стой здесь, я скоро! Решительным шагом он зашел внутрь сарая и направился к месту Штерна. Тот в мрачном расположении духа лежал на копне соломы, уставив невидящие глаза в потолок. — Живой? — поинтересовался у него Будищев. — Не дождешься! — мрачно отвечал вольнопер, для которого общение с Дмитрием не прошло даром. — Слушай, тебя там человек ищет… — Какой еще человек? — Да как тебе сказать… на уроженца Таиланда не похож, кадыка я тоже не заметил, но говорит, что его зовут Петя! — Господи, что за дичь ты вечно несешь, какой еще Петя? Подожди, как Петя? Петранка? Да что же ты раньше молчал! Где она? — Снаружи ждет… — пробормотал Дмитрий уже вслед пулей выбежавшему товарищу, затем растерянно обвел глазами других обитателей сарая, покачал головой и неожиданно выпалил: — Да отрежьте мне лучше язык, я должен это увидеть!