Тихая, жуткая пауза. Восемь Антидот подумал о том, что происходит с планетой, когда ее атмосфера наполнена радиоизотопами. Ему пришлось думать далеко назад. Тейкскалаан больше не применял этого метода, это слишком… После такого удара планета уже никогда не оправлялась. Он прочел об этом целый свод правил два года назад, когда один из его наставников решил, что он уже достаточно взрослый, чтобы знать о жестокости, от которой Тейкскалаан рассудительно отказался. Тишину нарушил голос Одиннадцать Лавра: – Министр, я говорю как заместитель министра по Третьей Ладони и номинально ваш эксперт по методам военной разведки. Переговоры не будут такими, как вы ожидаете, если вы отдадите приказ Флоту бомбить обитаемую планету и привести ее в состояние радиоактивной зимы. Вы получите капитуляцию, может быть, или отступление, а может, войну, которая будет продолжаться десятилетиями – там, на этом маленьком, уродливом черном комке. – Вы хотите сказать, заместитель министра, что это ужасное предложение? – Нет, – ответил Одиннадцать Лавр, и Восемь Антидот мог себе представить его улыбку в этот момент. Он так улыбался, когда Восемь Антидот правильно решал большинство стратегических пазлов. Довольно и вместе с тем надменно. – Я вовсе не считаю, что это предложение ужасно. Я всего лишь говорю, что в результате вы вряд ли будете иметь переговоры, но, с другой стороны, переговоры и не были никогда тем, к чему вы стремились, верно? Во всяком случае, в Накхаре. Вы же предпочитаете достижение максимального эффекта, министр. – А если и так? – Значит, предпочитаете. Восемь Антидоту казалось, что тошнота уже должна подступать из желудка к его горлу, но она не подступала. Он не знал, достаточно ли близко расположен желудок, чтобы его тошнило. Все было очень далеким и очень пугающим. Министр войны говорила об уничтожении целой планетарной системы, и Одиннадцать Лавр соглашался с ней. Если это было следствием службы во Флоте, то Восемь Антидот сожалел, что хотел служить там. Сожалел, что хотел маневрировать кораблями в комнате моделирования. Сожалел, что хотел решить все стратегические пазлы. Сожалел, что не думал о том, как могут кричать пилоты «Осколков», когда умирают их коллеги. Если бы он закричал, его бы услышали. Поэтому он молчал. – …это следует делать честно, – доносился до него голос Одиннадцать Лавра. – Исходить от Ее Великолепия императора, никаких осколочных трюков, чтобы обогнать процесс. – Император все еще не знает о побочных эффектах проприоцепционного единения. Вы это имеете в виду, заместитель министра? Звук иронического смешка. – Да. Полагаю, что именно это я и имею в виду. Я бы предпочел, чтобы закрытая информация оставалась в стенах министерства, насколько это возможно, министр. В нашем нынешнем усеченном состоянии после попытки, предпринятой Один Молнией, не стоит давать Ее Великолепию поводов присылать к нам людей из информации или науки, чтобы влиять на принятие нами решений. – Иногда, – сказала Три Азимут с коротким вздохом, от которого все волоски на руках Восемь Антидота встали дыбом, – я понимаю, почему Девять Гибискус предпочитает министерство информации вам, Третьей Ладони. Тем не менее честность, как вы советуете. С этим проблем не будет: послание уже подготовлено. – Я восхищаюсь вами, министр. Безгранично. Мой лучший ученик готов умереть, реализуя этот план, если это означает получение того, что нам нужно… – Шестнадцать Мунрайз? – Да. Совсем рядом с яотлеком. Двух флагманов будет достаточно, чтобы прорваться через ряды противника, использовав соответствующее количество осколочных бомб, как считаете? Восемь Антидот услышал более чем достаточно. Он представил себе, сколько бомб потребуется, чтобы уничтожить планетарную систему, и сколько тел останется на той планете. Даже если у них один разум на всех, как он думает, он не хотел, чтобы это случилось. Если пилоты «Осколков» плакали потому, что теряли других пилотов, то что будет в случае гибели целой планеты, если ты переживаешь каждую смерть? Они понимают смерть, просто относятся к ней иначе, сказала Дзмаре. Но это не означает, что они вовсе безразличны к смерти. Восемь Антидот развернулся, прошел в обратном направлении по холлу и в сторону туннелей. Он собирался поделиться кое с кем своей идеей, да. Восемь Антидот собирался сказать об этом императору Девятнадцать Тесло, чтобы она не отправляла приказ, который Три Азимут собиралась ей подсунуть. * * * – Чего хочет капитан Флота Сорок Оксид? – сказала Девять Гибискус, голос ее звучал очень ровно, очень невозмутимо. Голос человека, рассчитывающего направления атаки. Махит не была уверена, что поняла вопрос: капитан Флота, подвергающегося атаке, мог хотеть одного – чтобы атака закончилась его победой. Но Два Пена, казалось, поняла. – Это же не всеобщий крик о помощи, яотлек. Это запрос информации. Не сделали ли мы чего-нибудь такого, что могло привести к переходу от партизанских уколов к лобовым нападениям, нет ли у вас более конкретных указаний? Их офицер связи Девять Морской Лед ждет нашего ответа на открытом канале. Прежде чем Девять Гибискус успела ответить, заговорила Три Саргасс, ее голос звучал тихо и настойчиво, но так же спокойно, как голос яотлека: – Прежде чем ответите, яотлек, выясните, подвергаются ли остальные ваши шесть легионов таким же атакам, или они успели сменить позиции. Я подозреваю, что это не отдельное происшествие. Девять Гибискус посмотрела на нее оценивающим взглядом, под тяжестью которого Махит присела, подавленная пристальной, еще более тяжелой оценивающей откровенностью. Но Три Саргасс не дрогнула, и Девять Гибискус, словно удовлетворенная этим, сказала: – Два Пена, исполняйте. Статус от всех капитанов. Времени на это ушло немного. Запрос, вероятно, был из привычных – Два Пена выставила руки над головой, и те принялись вытанцовывать перед голографическим изображением Флота, преобразуя входящие сообщения в световые закономерности, в стилизованное изображение того, чем были заняты легионы в данном секторе, как они перемещались, сколько их кораблей подвергались атаке. Даже Махит видела, что Двадцать четвертый легион – легион Шестнадцать Мунрайз – начал медленно и непреклонно приближаться к планетарной системе инородцев. Ровно в то же время или сразу после инородцы усилили свою атаку на ближайший к этой системе легион – Семнадцатый. Причина и следствие, просто как дважды два. – Они прекрасно понимают возмездие, яотлек, – услышала она собственный голос. – При всем огромном уважении, я не тейкскалаанка, не одна из ваших солдат, я знаю, ваши люди умирают, но если это реакция инородцев на минимальное приближение к их системе, подумайте, как они прореагируют, если вы отдадите приказ о реальной атаке. – Кроме того, – агрессивно и иронично добавила Три Саргасс, – я сомневаюсь, что вы приказали Шестнадцать Мунрайз подвести ее корабль так близко. Вы отдавали ей такой приказ? Махит никогда не видела, чтобы тейкскалаанцы, которые никогда не жили близ станции и не были знакомы с местными нравами, улыбались, как станциосельники, но именно это сделала теперь Девять Гибискус: обнажила зубы, скривив губы. <Не улыбка, – сказал Искандр. – Угроза. Неудовольствие. Очень тейкскалаанское выражение, похоже на нашу улыбку, когда мы даем понять кому-то, что получим удовольствие, делая им больно>. «Очень похоже», – сказала ему Махит. – Как вы правы, уполномоченный, – сказала Девять Гибискус, продолжая показывать зубы. – Но ведь у вас есть причина вызывать во мне недоверие к моим капитанам Флота, не так ли? У вас обеих – «у шпиона и ее зверька». – Но вы же сами запросили услуги министерства информации, яотлек, – сказала Три Саргасс. – Именно вы отдаете мне приказы, как отдаете их и капитану Флота. – А откуда я могу знать, уполномоченный, что атака на Семнадцатый вызвана маневрами капитана Флота Шестнадцать Мунрайз, как говорите вы и посол Дзмаре, а не чем-то, случившимся на Пелоа-2? – Вы не можете это знать наверняка, – согласилась Махит, – и мы тоже. Три Саргасс метнула на нее взгляд, ее рот перекосило в том же удивленно-искаженном выражении, которое было, когда Махит запускала в нее пальцы. А еще на ее лице было такое же выражение, когда Махит на ее глазах явила чудеса варварства министру науки Десять Перлу, и случилось это на самом первом мероприятии, где они присутствовали вместе. То же удовольствие, извращенные удивление и радость, разновидность собственнического желания. Махит не могла думать о том, какое это впечатление произведет на Три Саргасс. У нее не было времени чувствовать что-либо настолько сильное. На то, что рушит картину мира. – Посол права, – сказала Три Саргасс. – Я бы не стала обещать ничего, что не могла бы гарантировать. Может быть, это наша вина, а может Двадцать четвертого легиона. Может быть, это что-то такое, что мы и представить себе не можем – наш враг не похож ни на один известный мне вид инородцев. Отрывистым, недоброжелательным голосом Девять Гибискус спросила: – Для чего же тогда я вызывала вас, уполномоченный, если вы не можете вразумить этих инородцев? – Для того, чтобы иметь хоть какой-то шанс, – ответила Три Саргасс. На это Два Пена, которой явно надоели все эти философствования, переговоры и варвары, сказала: – «Переливчатый Сирокко» все еще ждет ответа. Она сказала она это так громко, что Махит чуть не передернуло. Она быстро проговорила: – Спросите императора. Пусть будет так, если должно: разрушение, которое идет из самого сердца Тейкскалаана. * * * Восемь Антидот имел доступ к тому, о чем даже и не догадывался. Ему и в голову никогда не приходило воспользоваться своими возможностями до этого утра. Утро уже вроде бы наступило, серое, чреватое дождем, готовым пролиться в любую минуту, восход солнца скрывался за тучами. Он мог просто пройти по Дворцу-Земля и попросить запертую дверь открыться для него, потому что был императорским наследником Восемь Антидотом, а его облачная привязка являла собой второй по мощности ключ во всем Тейкскалаане. Если только его доступы не были временно ограничены ввиду его детского возраста. В этих ограничениях он не сомневался, только не знал, где они начинаются, и никогда не искал. Он не искал места, где кто-то его остановит, будь то Город, императорский ИИ безопасности или просто по старинке запертая дверь, требующая физического ключа. Он хотел, хоть это было ужасно, глупо и несправедливо, но хотел, чтобы кто-нибудь его остановил. Это означало бы, что всякая ответственность с него снимается и ляжет на чьи-то другие плечи, кого-то абсолютно совершеннолетнего. Кто-то другой должен будет сделать это – остановить планетарный геноцид. Правда, совершеннолетние и без того несли ответственность, но пока так ничего и не остановили. Дворец-Земля открывался перед ним, как распускающийся цветок. Восемь Антидот дошел до самых императорских покоев, миновал пост хранителя императорской чернильницы, миновал коридор, который вел в его собственные покои, и еще несколько дверей. Он набирался мужества, подходя к последней двери, той, что вела в спальню императора Девятнадцать Тесло, в ее приватное пространство, к двери, через которую он никогда не проходил, когда чья-то рука легла на его плечо. Он вскрикнул удивленно и забыл все уроки о том, как отбиваться от похитителя детей, просто стоял, ждал, не накажут ли его за нарушение границы. Конечно, это был никакой не похититель детей. Это была ее Ее Великолепие император, вся в белом, беззвучно шагавшая босыми ногами по полу. – Маленький шпион, – сказала она. Но сказала не обвинительным тоном. Скорее в ее голосе слышалось приглашение объяснить, что он здесь делает. – Ваше Великолепие, – сказал он и повернулся. Ее рука осталась на ее плече. Он заставлял себя прогонять неловкость и не сбрасывать ее руки. – Простите, что беспокою вас в такую рань. – Ты меня ничуть не побеспокоил, – сказала Девятнадцать Тесло. – Ты привлек внимание всех систем безопасности дворца, значит, тебе очень нужно побеспокоить меня. Ну, ты скажешь, с чем пришел? Он ощущал ее внимание, как некое гравитационное поле. Как нечто притягивающее. – Я был в министерстве войны, – сказал он. Он теперь в первый раз хотел все сделать правильно. Не уклоняться и не говорить намеками. – Я подслушал, как министр и третий заместитель Одиннадцать Лавр обсуждают использование осколочных ядерных бомб во всей обитаемой планетарной системе, населенной нашими врагами. Они собираются сделать это. Они будут просить вашего одобрения. Они будут просить вас позволить им уничтожить целую планету и отравить ее, чтобы там больше никогда ничего не росло. – И ты пришел, чтобы предупредить меня? – На ее лице застыло бесстрастное выражение. Восемь Антидот чувствовал себя полностью потерянным. Почему она не реагирует? Почему не останавливает это? – Да, – попытался он продолжить. – И еще сказать, что, на мой взгляд, эти инородцы, наши враги, возможно, имеют единый разум, как это бывает у Солнечных. Уничтожить планету, где они живут, – это так ужасно, что я не могу даже думать об этом, Ваше Великолепие. – Это ужасно, – сказала Девятнадцать Тесло. – Ты уже завтракал? Посиди-ка со мной минутку. У меня есть кассава и новые сырные хлебцы – твой предок-император любил их. Ты ведь их тоже любишь? Восемь Антидот любил их – хлебцы были его любимой едой, вкуснейшая круглая оболочка кассавы, а в ней чуть растопленная, тягучая сырная начинка, все еще теплое, из плиты. Но есть сейчас он бы не смог, в желудке завязывалась тошнота. Он совсем не понимал, как с этим справляется Девятнадцать Тесло, но сел рядом с ней за стол у одного из огромных окон, взял хлебец кассавы с тарелки, стоявшей перед ними, и разломал пальцами. – Почему вы их не останавливаете? – спросил он, и Девятнадцать Тесло вздохнула – издала слабый звук, ее плечи выровнялись. Она откусила немного от хлебца, пожевала и проглотила, а Восемь Антидот не сводил с нее глаз.