– Достаточно, – сказала Три Азимут, и движение остановилось. – Возвращаемся на исходные позиции. Все корабли ожили, словно жуткой бойни и не случалось. – Они так и двигаются? – спросил Восемь Антидот. Он пытался говорить спокойным голосом, хотя ничуть не был спокоен. – Наши враги? – Надеюсь, что нет, – сказала Три Азимут. – Иначе мы в заднице. Извините за мой язык, малыш. Восемь Антидот решил не реагировать на это. Он слышал слова и похуже. – Но не могут же они двигаться вот так. Словно они… гиперврата. – Нам известно только, что они уходят из поля видимости и возвращаются в него так, словно проходят через гиперврата, – продолжила Три Азимут. – Спроецируем имитацию боя еще раз – по второму варианту. С замаскированным, но не асинхронным движением. Имитация началась снова. На сей раз она проходила лучше. Если инородцы были вполне видимы, то корабли Флота могли маневрировать и сковывать их действия, но они двигались медленно, и немалая часть Флота погибла первой в процессе поиска противника. Восемь Антидот слушал, как министр дает указания аналитикам провести на поле боя усиление через гиперврата, смотрел, как она наблюдает за сужением и удлинением линий снабжения. А недостаток имитации состоял в том, что тейкскалаанцы не знали, куда уходят линии снабжения противника, не знали местонахождения их домашней планеты или ближайшей центральной базы. Не знали даже, есть ли у них вообще дом или они постоянно живут в войдах космоса. Это был серьезный недостаток. Он диктовал им необходимость медленного движения и обусловливал неизбежность попадания в засаду во время поисков затаившегося врага. – Выглядит не очень хорошо, верно? – сказала она после размышлений, продлившихся добрых десять минут. Она помахала рукой, и имитация пошла на новый круг. – Да, не очень, – согласился Восемь Антидот и не без опаски добавил: – Должен быть способ найти их получше, чем позволять им устраивать на нас засаду. – Должен быть, – сказала министр. – У вас есть на этот счет какие-нибудь идеи? Или мой главный разведчик давал вам решать одни старые задачки? Это было испытание. Теперь все советники – генералы, аналитики, солдат, который привел его сюда под угрозой применения шокера, пусть и отложенной, возможно, и Одиннадцать Лавр, «ее главный разведчик», и Восемь Антидот ощутил неприятное покалывание в животе от этих слов – смотрели на него и ждали, что он сделает. Оказывается, есть место, куда попадаешь после того как испугался. Большое, холодное, яркое место у тебя в голове. Восемь Антидот решил, что сделал важное для себя открытие. – Позвольте? – сказал он, показывая на имитацию. – Мне будет проще показать вам, министр. На лице Три Азимут появилось выражение, смысл которого Восемь Антидот никак не мог понять – одно из таких взрослых лиц, на котором не удивление, не восхищение или неудовольствие, а какое-то иное сочетание эмоций. Она моргнула глазом за облачной привязкой, перенастраивая управление. Ее привязка была огромной – стекло в оправе от середины лба до скулы, оправа уходила в бок, перекрывая ухо… или место, где оно должно находиться, понял Восемь Антидот с внезапной ясностью, которая, казалось, стала такой же частью его нового холодного яркого места в голове, как и все остальное. Ухо с этой стороны у Три Азимут отсутствовало. Вместо него было нечто обожженное и перекрученное – в ухо попал луч энергетического оружия и расплавил его. Реальный бой отличался от имитации на стратегическом столе. Это следует запомнить – пригодится, когда он станет императором. Он вышел на передний план, взял на себя управление имитацией. Здесь переменных было гораздо больше, чем в задачах, которые ставил перед ним Одиннадцать Лавр, но программа была та же. Он знал, как приводить корабли в движение, а ИИ имитации перемещал за него корабли противника в темную зону, где Восемь Антидот не мог их увидеть. Корабли, которые размещал он, вылетали из кончиков его пальцев, как и у министра, хотя он и понимал, что не выглядел и вполовину так элегантно, как она, когда танцем вызывала их к жизни. Он организовал их в сеть, разделил темный сектор на кубы, словно использовал легион для того, чтобы разбить сад для растений. Потом он собрал небольшую группу из флагманов класса «Вечный» и быстроходных разведчиков с определенной огневой мощью. Эти разведчики предназначались для быстрых перемещений, если где-то обнаруживался враг. Быстрая и мощная ударная группировка перемещалась следом для их огневой поддержки. На установку ушло больше времени, чем ему хотелось бы – некоторые корабли пришлось оставить у гиперврат, и линии снабжения по этой причине имели большу́ю протяженность, иногда растягивались на целый сектор; также приходилось учитывать временну́ю задержку у гиперврат. К тому времени, когда он, словно взрослый яотлек, был готов сказать: «Порядок, начинайте», груз всех взглядов, устремленных на него, чуть ли не прижимал его к полу. – Неплохо, – сказала Три Азимут, но имитацию не запустила. – Очень даже неплохо. Да что говорить – новая диспозиция очень даже умна. Вот только корабли класса «Вечный» не перемещаются с такими высокими скоростями. Они не смогут появиться там, где будут вам нужны, при такой огромной сети. Мы пытались… еще до вашего рождения, помнится. Сеть протяженностью в целый сектор растягивает линии снабжения до такой степени, что они просто рвутся. А вы использовали все легионы, как один огромный, что, бесспорно, имеет свои плюсы, но шесть легионов яотлека – это шесть разумов вместе, и они не всегда двигаются, как один… – Вы хотите сказать, – проговорил Восемь Антидот, – что я забыл о политике? Три Азимут рассмеялась. – Я хочу сказать, что вы выстроили отличную диспозицию – отличную для человека, который никогда не покидал эту планету. Я уж не говорю о том, что вы никогда не были солдатом. – И все же я бы хотел увидеть это, – сказал ей Восемь Антидот, понимая, что его голос звучит, как голос ребенка, просящего о том, что ему невозможно дать, и он сам понимает это, но все равно просит. – Сражение? – спросила министр. Восемь Антидот имел в виду имитацию, диспозицию которой он создал, но… – Да, – сказал он. – Не могу вас отпустить туда. Вы в единственном числе, и Ее Великолепие не простит мне. – Тогда как насчет имитации? – спросил он. – Я смогу многое увидеть, стоя здесь, рядом с вами. – Вы – противная маленькая змеюка, – сказала Три Азимут и потрепала его волосы. Рука у нее была теплая, мозолистая и совершенно удивительная. – Сколько вам лет? – Одиннадцать. – Во имя черных дыр! Я в одиннадцать красила ногти на ногах. Хорошо, малыш. Приходите сюда утром, и, может быть, в один прекрасный день мы сделаем вас императором. Хотя Восемь Антидот и чувствовал поток удовлетворенности и радостного возбуждения, но ему не давала покоя мысль: «Что скажет Одиннадцать Лавр? Нужно было сначала посоветоваться с ним». Он постарался удержать эту тревожную мысль, так как опасался, что иначе запрыгает от радости и будет выглядеть, как маленькая девочка, которая красит ногти на пальцах ног вместо того, чтобы учиться ведению войны. * * * Махит оставила Три Саргасс в арендованной капсуле, чтобы организовать их официальную отправку со станции в зону боевых действий. Она оставила Три Саргасс, потому что ей самой нужно было подумать, подышать немного, не видя перед собой Три Саргасс и невероятность ее присутствия на Лселе. Она остановилась в коридоре, в нескольких поворотах от нужной палубы, прижалась к металлической стене, закрыла глаза и замерла, пытаясь не дрожать. <Тебе везет, – прошептал Искандр. – Везет с удачей и друзьями>. «Не знаю, друзья ли мы. Я ей нужна. Или она считает, что я ей нужна». <Этого достаточно, чтобы спасти тебя от Амнардбат>. «Короче. Если я улечу с ней, то мы никогда не сможем вернуться домой – никто здесь не защитит нас. Ты слышал предложение Тараца…» <Сделай ему предложение получше. Теперь у тебя есть такая возможность>. Она шла, вовсе не чувствуя, что идет. Следуя воспоминаниям Искандра, как указателям, она двигалась по дорожке, протоптанной когда-то им: четыре палубы вверх в огромные кабинеты Коалиции шахтеров, кишащий людьми двигатель экономической политики Лсела. Она шла по палубам мимо деловитых станциосельников, работающих там, к кабинету Советника. Искандр вел ее. Она позволяла ему. Они делали это, и то, как оно происходило, было взаимодействием, которое ей давно хотелось ощутить. Происходящее было облегчением, глубоким и вместе с тем неправомерным – она никогда не должна была отдавать столько власти своему имаго, следовать его суждениям и инерции, так легко расставаться с собственными желаниями. Секретарь Тараца, высокая женщина, имени которой Искандр не помнил, а Махит никогда не знала, записала ее имя и исчезла в кабинете. Отсутствовала она всего несколько минут. – Советник примет вас, – сказала она. – Он просил передать, что ожидал вашего прихода. Махит кивнула, поблагодарила секретаря и вошла в дверь, открытую для нее. Она даже двигалась не своей походкой – центр тяжести Искандра располагался выше. Он вел ее с выставленной вперед грудью, и она сейчас шла, как ходят мужчины. <Позволь мне вывести нас отсюда, – сказал ей Искандр. – А потом я извинюсь, и мы сможем вернуться к работе, будучи «нами»>. Вслух она – они – сказала: – Советник Тарац. Когда он встал и вышел ей навстречу, обойдя стол, она даже пожала его трупного вида руку, исковерканную артритом. Здесь, на Лселе, не требовалось никаких поклонов над соединенными пальцами. Они поздоровались по старинке. Рука в руку. Непрерывность плоти. – Что вы сделали с нашей тейкскалаанской гостьей? – спросил у нее Тарац. – Спрятали ее где-то? Или отправили в космос? – Спрятала, – сказала Махит, а потом, поскольку верила, что Искандр в конечном счете выведет ее из этой тупиковой ситуации, усмехнулась его усмешкой, слишком широкой для ее лица, зная, что ее глаза ярко горят и сияют заговорщицким светом. – Зачем мне выкидывать в космос мой козырь, Тарац? Непроизнесенными остались слова: «Я бы ни за что не стала это делать. А вы стали бы? Даже если этот козырь – я?» И эхом: <Когда я был тобой, Махит, он никогда не упускал такую возможность. Позволь мне сделать нас для него одним целым>. – Садитесь, Дзмаре, – сказал Дарц Тарац. – Давайте поговорим о ваших планах относительно уполномоченного, если мы не собираемся отправить ее в космос. – Я, конечно, собираюсь лететь с ней, – сказала Махит. Искандра обуяла беспечная непоколебимость, которой, как она считала, он научился у Девятнадцать Тесло. Не стремительная импульсивность, свойственная Махит, а расчетливая вера в неизбежный успех. Она позаимствовала эти качества у Искандра. – Вы сконструировали войну с целью заманить Тейкскалаан в ловушку, советник Тарац, вы и мой предшественник, хотя сам он не хотел этого. Война уже идет совсем рядом со станцией, в нашем секторе, но вы, советник, не желаете ее замечать. – Вы хотите сказать, пока не желаю замечать. <Он непробиваем, – сказал Искандр в ее голове. – Согласись с ним и давай дальше>. – Именно это я и имела в виду, – сказала Махит Тарацу, твердо и невозмутимо. В надежде, что невозмутимость возьмет на себя Искандр, чтобы сердце не колотилось в груди как сумасшедшее, а горло не перекрывал спазм. – Я отправляюсь с этим уполномоченным на войну и буду там вашими глазами. Буду глазами Лсела, раз уж не могу сейчас быть в Городе. Давным-давно у Тараца, возможно, и был бархатный голос, но весь бархат давно истерся, и теперь его голос звучал резко: – Если вы собираетесь сделать это для меня, Дзмаре, то знайте: я не допущу, чтобы вы спрятались от меня, как спрятался Искандр. – В том, что касается этих действий, у нас с моим предшественником в настоящий момент полное единогласие. Она усмехнулась еще раз усмешкой Искандра. Растягивание щек становилось все более приемлемым. – Полный и точный отчет обо всех военных действиях Тейкскалаана, Советник. Все, что мне станет известно. И аналитика. Все. «Позволить мне снова быть полезной, чтобы меня стоило защищать». – Это начало обещания. – Его руки двигались, подчеркивая форму и смысл слов – изуродованные артритом, но в то же время изящные в своих движениях. – Все, что увидят ваши глаза и сможет прокомментировать ваш аналитический ум, – это хорошо. Но зачем наблюдать за этой войной, если это ловушка, как вы говорите? Я не садист, Дзмаре. Меня не волнуют подробности поражения Тейкскалаана. Она постаралась оставаться бесчувственной к вспышке злости Искандра. Постаралась не думать о запахе можжевелового джина, о том, чтобы привести монстра к смерти. – Но при этом вы согласились встретиться со мной, – сказала она. Придется разыграть гамбит: если Тарацу не нужны ее глаза, то что же ему нужно? – Согласился, – сказал советник по шахтерам. – Вот думаю, что еще вы можете сделать для меня, Махит Дзмаре, когда будете находиться на тейкскалаанских кораблях? Вы неплохо поработали, повернув политику Жемчужины Мира на наше благо, как и должны были это сделать. – Что может пойти нам во благо больше, чем происходящие теперь события, советник? – осторожно задала вопрос Махит. Короткая неприятная вспышка улыбки исказила лицо Тараца. – Ничто. Абсолютно. Отправляйтесь на войну, Дзмаре. Отправляйтесь на войну, и если вам представится благоприятная возможность, то, конечно, направляйте политику Флота таким образом, чтобы Тейкскалаан продолжал войну. Продолжал, оставаясь не в состоянии победить. Не в состоянии отступить.